- Скорее взбалмошна… Если только это не мания… - Она никогда не заставала вас с мужем? - Не уверена… Однажды, перед рождеством, когда мы думали, что она у парикмахера, мадам вошла в довольно неподходящий момент… Мне кажется, мы успели привести себя в порядок. Я так думаю, но полной уверенности у меня нет… Она держалась как ни в чем не бывало и стала рассказывать мужу о подарке, который только что купила для сына. - Она не изменила к вам отношения? - Нет. Она по-прежнему любезна со всеми и держится так, будто парит над нами, как ангел-хранитель… Про себя я ее так и называю. - Вы ее не любите? - Себе в подруги я бы ее не выбрала, если вы это имеете в виду. Прозвенел звонок, и девушка с облегчением встала. - Простите, меня зовет патрон… Взяв на ходу блокнот для стенографирования и карандаш, она скрылась за дверью. Мегрэ остался один и уставился в окно, куда еще не проникало солнце. Шофер протирал теперь "роллс-ройс" куском замши, насвистывая какой-то привязавшийся мотив. Мадемуазель Ваг не возвращалась, а Мегрэ продолжал сидеть на стуле у окна, не проявляя нетерпения, хотя вообще терпеть не мог ждать. Следовало бы пройтись по коридору, заглянуть в комнату Тортю и Жюльена Бода, но он не мог заставить себя подняться и сидел с полузакрытыми глазами, переводя взгляд с одного предмета на другой. Стол на тяжелых дубовых ножках, служивший ей для работы, был украшен строгой резьбой. Видимо, раньше он находился в другой комнате. От времени столешница блестела как полированная. Под рукой лежал бежевого цвета бювар с кожаными углами, а в открытой коробке - карандаши, авторучки, резинки и ножтскребок для подчистки помарок. На отдельном столике стояла Пишущая машинка; рядом с ней лежал словарь. Вдруг Мегрэ нахмурил брови, нехотя поднялся и подошел к столу поближе. Он не ошибся. На столе виднелась тонкая бороздка, вероятно, след от ножа, которым, должно быть, совсем недавно отрезали полоску бумаги. Рядом с коробкой для карандашей Мегрэ увидел плоскую металлическую линейку. - Вы тоже заметили? Мегрэ вздрогнул от неожиданности: он не слышал, как вошла мадемуазель Ваг; она по-прежнему держала в руках блокнот. - О чем вы говорите? - Об этой царапине. Что за безобразие портить такой чудесный стол! - Вы не знаете, кто это мог сделать? - Любой, кто сюда заходит. Я вам уже говорила, что ко мне ходят все, кому не лень. Теперь ему не придется искать. Еще накануне он решил осмотреть в ломе все столы, так как заметил, что бумага была отрезана очень ровно, словно на машине Массико[7]. - Если вы не против, мосье Парандон хотел бы минутку с вами поговорить. Мегрэ обратил внимание, что в блокноте ничего не было записано. - Вы рассказали ему о нашем разговоре? - Она ему ответила без стеснения: - Да. - И о том, что мы касались ваших отношений с ним? - Разумеется. - Не для этого ли он вас и вызывал? - Нет. Ему действительно понадобилось получить у меня справку по делу, которое он сейчас ведет. - Я скоро к вам вернусь. Думаю, что теперь меня провожать не нужно. Она улыбалась. - Еще бы. Ведь он разрешил вам ходить по квартире, как у себя дома. Не так ли? Мегрэ постучался в высокую дубовую дверь, толкнул створку и застал маленького адвоката перед огромным столом, на этот раз заваленным официальными бумагами. - Прошу вас, мосье Мегрэ… Извините, что прервал ваш разговор… Я не знал, что вы беседуете с моей секретаршей… Итак, вы понемногу начинаете знакомиться с нашим домом… - Не будет ли нескромным, если я попрошу вас взглянуть на второе письмо? Мегрэ любезно протянул листок, и ему показалось, что и без того бледное лицо адвоката стало восковым. Голубые глаза уже не искрились за стеклами очков, а тревожно и грустно смотрели на Мегрэ. - Преступление может свершиться с часу на час… Вы в это верите? Мегрэ, глядя на него в упор, в свою очередь спросил: - А вы? - Не знаю. Сейчас уже совсем ничего не понимаю. Вчера я к этому отнесся более легкомысленно. Я не думал, что это злая шутка. Я считал, что дело идет о маленькой мести, довольно хитроумной, но в общем наивной и безобидной. - Мести? Кому? - Мне… Моей жене… Кому угодно в доме… Ловкий способ ввести в дом полицию, чтобы нас замучили допросами и расследованиями. - Вы рассказали об этом вашей жене? - Я был вынужден это сделать. Ведь она застала вас в моем кабинете. - Вы могли ей сказать, что я пришел посоветоваться с вами по профессиональному вопросу… Лицо Парандона выразило удивление,.. - Неужели вы полагаете, что мадам Мегрэ удовольствовалась бы подобным объяснением? - Моя жена никогда не задает мне вопросов. - А моя задает. И повторяет их без конца, как вы на допросах, если верить газетам. Она будет приставать до тех пор, пока не почувствует, что вывернула вас наизнанку. Но так как этого ей мало, она начнет по мелочам выпытывать все, что можно, у Фердинанда, кухарки, моей секретарши, детей. Он не жаловался. В его голосе не чувствовалось горечи. Скорее, сквозило восхищение, будто он говорил о феномене, чьим способностям нельзя не удивляться. - Что же она сказала? - Что это мстит нам кто-нибудь из слуг. - А есть у них основания жаловаться? - Основания всегда найдутся. Например, мадам Вокен, кухарка, когда у нас званый обед, задерживается на работе допоздна, тогда как уборщица, хоть гром греми, уходит ровно в шесть. Ну, а уборщица получает на двести франков меньше. Я думаю, вам это понятно… - А Фердинанд? - Знаете ли вы, что Фердинанд, хотя на вид он такой спокойный и выдержанный, в войну был легионером и принимал участие в десантных операциях? Никто не интересуется, что он делает по вечерам в своей комнате над гаражом, бывает ли кто-нибудь у него, куда он ходит… - А вы разделяете мнение вашей жены? Адвокат колебался, но решил быть откровенным: - Нет. - Почему? - Никто из них не мог бы так написать, в таких словах и выражениях. - Есть у вас дома оружие? - У жены два охотничьих ружья. Ее часто приглашают на охоту. А я даже стрелять не умею. - Из-за плохого зрения? - Я ненавижу убивать животных. - Револьвер у вас есть? - Старый браунинг, в ящике ночного столика. Привычка, присущая многим… Говорят, если воры… Он тихонько засмеялся. - Самое большое, я мог бы их напугать. Вот, смотрите! Он выдвинул ящик письменного стола и показал коробку с патронами. - Револьвер в моей комнате, на другой половине квартиры, а патроны здесь… Это повелось с тех пор, как дети были маленькими и я боялся несчастного случая… Сейчас я думаю, что они уже достаточно взрослые, я мог бы его зарядить. Он продолжал рыться в ящике и на этот раз вынул американский кастет. - Знаете, откуда у меня эта игрушка? Три года назад, к моему крайнему изумлению, я был вызван к полицейскому комиссару. Там меня спросили, есть ли у меня сын по имени Жак. Гюсу тогда было двенадцать лет. При выходе из лицея мальчишки затеяли драку, и полицейский обнаружил у Гюса этот кастет… Вернувшись домой, я допросил сына, и он сознался, что получил его у товарища в обмен на шесть пакетов жевательной резинки! Парандон улыбался, вспоминая это забавное происшествие. - Он трудный мальчик? - У него был трудный период между двенадцатью и тринадцатью годами. Случалось, он выходил из себя, но быстро успокаивался. Особенно нетерпим он был к сестре, если та осмеливалась сделать ему замечание. Но это прошло. Я сказал бы, что теперь, на мой взгляд, он даже слишком спокойный, слишком замкнутый. - Есть у него друзья? - Я знаю только одного, он довольно часто приходит к нему, и они вместе слушают музыку. Некий Женювье, сын кондитера из предместья Сент-Онорэ… Должно быть, вы слышали его имя… Хозяйки приходят к нему в магазин даже издалека… - Если вы не возражаете, я поговорю еще с вашей секретаршей. - Какое она произвела на рас впечатление? - Умна… Непосредственна и вместе с тем вдумчива… Видимо, эти слова понравились адвокату, и он пробормотал вполголоса: - Она мне очень дорога… Парандон снова погрузился в свои бумаги, а Мегрэ вернулся в комнату мадемуазели" Ваг. Девушка даже не делала вида, что работает, она явно его ждала. - Один вопрос, мадемуазель, хотя он может показаться вам нелепым… Что, сын Парандона… Жак… - Здесь все его зовут Гюсом… - Так вот, этот Гюс уже приударял за вами? - Да ему же всего пятнадцать лет! - Знаю. Но именно этому возрасту свойственно повышенное любопытство к некоторым сторонам жизни, пробуждение чувств… Мадемуазель Ваг задумалась. Как и Парандон, она всегда задумывалась, словно адвокат приучил ее к точности. - Нет, - сказала она наконец. - Когда я его увидела в первый раз, он был еще совсем ребенком. Он приходил просить у меня марки для коллекции и растаскивал уйму карандашей и резинок. Иногда просил помочь ему в уроках. Он садился там, где сидите вы, и с важным видом наблюдал, как я работаю… - А теперь? - Теперь он на полголовы выше меня и уже год как бреется. Если ему и случается что-нибудь у меня стянуть, так только сигареты, когда забудет купить. Мадемуазель Ваг вдруг потянулась за сигаретой, а Мегрэ тем временем стал медленно набивать свою трубку. - Теперь он к вам заходит чаще, чем прежде? - Напротив. Я, кажется, уже говорила вам, что у него своя жизнь, и с домашними он встречается только за столом. Когда в доме гости, он в столовую даже не заходит и предпочитает есть на кухне. - А какие у Гюса отношения с прислугой? - Для него нет разницы между людьми. Даже когда он опаздывает, он не соглашается, чтобы шофер отвез его в лицей. Боится, что товарищи увидят его в лимузине… - Видимо, ему неловко, что он живет в таком богатом доме? - В общем, да. - А отношения с сестрой у него стали лучше? - Не забывайте, что я у них не столуюсь и редко вижу их вместе. На мой взгляд, он смотрит на нее, как на забавное существо, и пытается разгадать механизм, который приводит это существо в движение… - А с матерью он как? - Она для него слишком шумная… Я хочу сказать, что она всегда в движении, всегда рассказывает о куче незнакомых людей… - Понимаю… Ну, а дочка? Кажется, ее зовут Полетта? - Дома все называют ее Бэмби… Тут ведь у обоих детей свои прозвища… Гюс и Бэмби… Видно, и меня они как-нибудь окрестили за глаза… Занятно, как… - Какие у Бэмби отношения с матерью? - Плохие… - Часто спорят? - Даже не спорят… Просто почти не разговаривают. - А кто в этом виноват? - Думаю, что Бэмби… Вы ее увидите… Она хоть и молодая, но относится к окружающим критически, и по тому, какие она бросает взгляды, видно, что судит их довольно строго. - То есть несправедливо? - Не всегда. - А с вами она ладит? - Меня она терпит. - Заходит иногда к вам? - Только когда ей нужно отпечатать какую-нибудь лекцию или сделать фотокопию. - Она никогда не рассказывала вам о своих подругах, приятелях? - Никогда. - Как вам кажется, знает она о вашей связи с отцом? - Никогда об этом не думала. Каждый мог нас застать врасплох. - А отца она любит? - Скорее, относится к нему покровительственно… Она, должно быть, считает его жертвой матери. Мне кажется, Бэмби не выносит мать за то, что она играет в семье слишком большую роль. - А сам Парандон играет не слишком большую роль? - Да, не из первых… - И он никогда не пытался… - Может, и пытался, давно, когда я еще здесь не работала, но, видно, понял, что битвы ему не выиграть. - …и замкнулся в своей раковине?.. - Она засмеялась: - Не настолько, как вы думаете. Он в курсе всего, что происходит в доме… Он не выспрашивает, как мадам Парандон, а довольствуется тем, что слушает, наблюдает, делает выводы. Это удивительно умный человек… - У меня тоже сложилось такое впечатление. Он увидел, что эти слова привели ее в восторг. Девушка вдруг посмотрела на него дружески, будто он нашел путь к ее сердцу. И Мегрэ стало ясно, что если она вступила в интимные отношения с Парандоном, то вовсе не потому, что он ее патрон, а потому, что питала к нему настоящие чувства. - Бьюсь об заклал, что у вас нет любовника… - Это верно. Мне и не хочется… - Вы не страдаете от того, что живете в одиночестве? - Напротив. Невыносимо иметь под боком человека, который тебе неприятен… Тем более спать с ним… - А мимолетные увлечения? И снова, как при каждом вопросе, он уловил в ее коротком раздумье колебание: сказать или не сказать правду… - Иногда… Очень редко… И с забавной гордостью, будто изрекая свое кредо, добавила: - Но только не у меня дома… - Каковы отношения у Гюса с отцом? Я уже задавал вам этот вопрос, но разговор ушел в сторону… - Гюс его обожает, но восхищается издали. Знаете ли, чтобы их по-настоящему понять, вам бы следовало познакомиться со всей семьей, но, боюсь, тогда ваше расследование никогда не закончится… Квартира, как вы знаете, принадлежала Гассену де Болье и полна воспоминаниями о нем… Он был председателем кассационного суда. Три года назад, когда он уже совсем одряхлел, он уехал к себе в Вандею и с тех пор живет там безвыездно в своем имении. Раньше он приезжал на недельку-другую в Париж, в доме есть его комната, и стоило ему появиться, как он снова становился хозяином дома… - Значит, вы его знали? - Очень хорошо. Он диктовал мне всю свою корреспонденцию. - Что это за человек? Судя по портрету… - Тому, что в кабинете у мосье Парандона? Если вы видели портрет, считайте, что видели и оригинал… О таких, как он, говорят - неподкупный и просвещенный деятель… Вы понимаете, что я хочу сказать? Представьте себе человека, считающего себя центром вселенной, словно это памятник, только что сошедший со своего пьедестала… Пока он здесь жил, все ходили на цыпочках и говорили шепотом. Дети - тогда они были маленькие - буквально трепетали перед ним… Совсем другое дело отец мосье Парандона, хирург… - Он у них бывает? - Очень редко. Об этом я и хотела вам рассказать. Вы, конечно, знаете его историю. Сын крестьянина из Берри, он так и остался мужиком, охотно употребляя лаже во время лекций простонародные словечки. Еще несколько лет назад он был совсем крепким. Живет старик в двух шагах отсюда, на улице Миромениль; бывало, он частенько заходил в гости. Дети его обожали… Но это не всем нравилось… - Особенно мадам Парандон… - Разумеется, симпатии они друг к другу не питали… Я не знаю подробностей… Слуги намекали на какую-то скандальную сцену, которая здесь как-то произошла… Факт тот, что старик больше сюда не заходит, и сын каждые два-три дня к нему наведывается… - Значит, Гассены взяли верх над Парандонами? - Больше, чем вы думаете… Дым от трубки Мегрэ и сигареты мадемуазель Ваг синей пеленой расстилался по комнате. Девушка встала и шире открыла окно, чтобы дать доступ свежему воздуху. - А как же иначе, - продолжала она насмешливо. - У детей столько теток, дядюшек, двоюродных братьев и сестер с материнской стороны… У мосье Гассена де Болье четыре дочери, и все они живут в Париже, а у тех свои дети, целая куча, от десяти до двадцати двух лет… Кстати, одна из дочерей прошлой весной вышла замуж за чиновника, ведающего отделом в Морском министерстве… Вот вам сведения о клане Гассена ле Болье… Если вы хотите, я могу составить список с именами мужей… - Думаю, что пока это не требуется… И часто они здесь бывают? - То одна сестра, то другая… Хотя они и замужем, но приходят сюда как в отчий лом… - Тогда как… - Вы поняли все до того, как я вам успела объяснить… Брат мосье Парандона, Жермен, - врач, специалист по детской невропатологии. Он женат на бывшей актрисе, которая до сих пор осталась очень моложавой и пикантной. - Он похож на..? Мегрэ не без стеснения залал этот вопрос, но девушка поняла. | 
