Врач пошел к лестнице, а Мартен впустил комиссара, робко взглянув в сторону спальни… - Ей стало хуже? - Неизвестно. Доктор не сказал ничего определенного. Вечером он снова зайдет. Он взял с радиоприемника рецепт, уставился на него пустыми глазами. - Мне даже некого с ней оставить, чтобы сходить в аптеку! - Что все-таки с ней случилось? - То же, что и ночью, только приступ был гораздо сильнее. Она начала дрожать, бормотать что-то невнятное. Я послал за доктором. - Она бредит? - Я же сказал вам: нельзя понять, о чем она говорит. Нужен лед и резиновый пакет, чтобы сделать ей холодный компресс. - Если хотите, я могу побыть здесь, пока вы сходите в аптеку. Мартен хотел было отказаться от этого предложения, но потом согласился. Он натянул пальто и ушел, трагический и нелепый, однако тут же вернулся, потому что забыл взять деньги. Стремясь остаться в квартире, Мегрэ не преследовал никакой цели. Он ничем не поинтересовался, не открыл ни одного ящика, даже не взглянул на кучу писем, лежавших на столе. Он слышал неровное дыхание больной; она изредка протяжно стонала, что-то бормотала. Вернувшись, Мартен застал Мегрэ на прежнем месте. Мегрэ помог ему расколоть лед и уложить его в пузырь из красной резины. - К вам действительно никто не заходил сегодня утром? - Никто… - У меня для вас несколько новостей. Обнаружено завещание Куше. Треть своего состояния он оставляет вашей жене. - Неужели? Мартен был потрясен этим известием. - Да, треть своего состояния! Вероятно, получить деньги будет непросто. Его вторая жена, разумеется, станет протестовать. Ведь и она получает только треть. Остальное достанется другой женщине, последней любовнице Куше, некоей Нине. Другая новость похуже. Речь идет о вашем пасынке. Сегодня утром он покончил с собой, выбросившись из окна отеля на улице Пигаль. При этих словах Мартен встрепенулся, с ненавистью взглянул на комиссара и закричал: - Что вы тут болтаете! Вы хотите, чтобы и я с ума сошел? Признайтесь, что все это уловка, чтобы заставить меня разговориться! - Потише! Ваша жена… - Мне все равно! Вы лжете! Этого быть не может! Его лицо исказилось, губы дрожали, он бессмысленно размахивал руками. - Уверяю вас, - твердо сказал Мегрэ, - обе эти новости - чистая правда. - Но почему же он так поступил? От всего этого действительно с ума сойдешь. Кстати, так все и происходит! Моя жена сходит с ума! Вы ведь ее видели. Если так будет продолжаться, я тоже помешаюсь. Глаза его бегали, он потерял всякий контроль над собой. - Сын ее выбрасывается из окна. А завещание… Лицо его сморщилось, и вдруг он впал в трагикомическую, отвратительную истерику со слезами. - Успокойтесь, прошу вас. - Всю жизнь… Тридцать два года… Каждый день… В девять утра… Без единого замечания начальства… И все ради… - Успокойтесь же! Подумайте, что вас может услышать жена, а она тяжело больна. - А я? По-вашему, я здоров? Вы думаете, что я долго смогу выносить такую жизнь? - Но вы же здесь ни при чем? Речь идет только о вашем пасынке. Вы не несете ответственности. - Я не несу ответственности… Но почему же на меня валятся все шишки?! - снова закричал он. - Именно сюда вы приходите рассказывать все ваши истории! При встрече жильцы косо на меня смотрят. Держу пари, они подозревают, будто я убил Куше. Пусть! А кстати, разве мне что-либо доказывает, что вы тоже меня не подозреваете? Зачем вы пришли ко мне? Ха-ха! Молчите! Вам нечего ответить! Всегда выбирают самого слабого. Резко взмахнув рукой, он задел локтем радиоприемник, тот качнулся и с грохотом упал на пол. И тут в Мартене вновь проявился мелкий чиновник: - Приемник за тысячу двести франков! Я три года копил деньги. Из соседней комнаты послышался стон. Мартен прислушался, но не тронулся с места. - Может быть, вашей жене что-нибудь нужно? Мегрэ заглянул в спальню. Госпожа Мартен по-прежнему лежала не двигаясь. Она не пыталась заговорить, и Мегрэ ушел. В столовой Мартен, опершись локтями на комод и обхватив голову руками, смотрел прямо перед собой на ковер. - Почему же он покончил с собой? - повторял он. - Предположите, к примеру, что именно он… Мартен, вздохнув, встал, нашел носовой платок, громко высморкался. - Это все должно плохо кончиться, не правда ли? - робко спросил он. - Для двоих уже кончилось, - ответил Мегрэ. - Двоих… Мартен сдержался. Это усилие, должно быть, стоило ему огромного труда, потому что он, снова готовый впасть в истерику, справился с нервами. - В таком случае, по-моему, было бы лучше… - Что было бы лучше? - тихо переспросил комиссар. Мегрэ даже затаил дыхание. Сердце у него сжалось, он чувствовал, что близок к разгадке преступления. - Да, - бормотал про себя Мартен, - пусть будет хуже! Но это необходимо, не-об-хо-ди-мо! И он машинально подошел к открытой в спальню двери, заглянул внутрь комнаты. Мегрэ, не говоря ни слова и не шевелясь, ждал. Мартен молчал. Голоса его жены слышно не было. Но они наверняка переглядывались. Молчание затягивалось. Комиссара это начало беспокоить. - Ну так что же? - спросил он. Мартен медленно обернулся, его лицо словно преобразилось. - Что? - Вы сказали, что… Мартен попытался улыбнуться: - Что именно? - Что было бы лучше, во избежание новых несчастий… - Что было бы лучше? - Он провел рукой по лбу, как человек, который мучительно старается что-то припомнить. - Прошу прощения. Я так потрясен… - Что даже забыли, о чем хотели сказать? - Да… Совсем ничего не помню… - Так что же вам известно? - снова спросил Мегрэ тоном, каким разговаривают с не слишком опытным преступником. - Мне? Теперь все его ответы будут одинаковы! Он, как говорится, валял дурака. То есть с удивлением повторял последние слова вопросов. - Вы собирались рассказать мне правду. - Правду? - Хватит! Не валяйте дурака! Вы же знаете, кто убил Куше. - Я знаю? Если он никогда в жизни не получал пощечин, то сейчас оказался на волосок от хорошей оплеухи. Комиссар, сжав зубы, смотрел то на неподвижно лежавшую женщину, которая спала или притворялась спящей, то на этого типа с осунувшимся после недавней истерики лицом, с припухшими от слез веками и отвислыми усами. - Вы берете на себя ответственность за все, что может случиться? - А что может случиться? - Вы делаете ошибку, Мартен! Мартен избегал смотреть в глаза Мегрэ. - В котором часу должен прийти врач? - Не знаю… Вечером… Мегрэ вышел, резко хлопнув дверью. И столкнулся нос к носу со старой Матильдой, которая так опешила, что застыла на месте, разинув рот. - Вам тоже нечего мне сказать? А? Может быть, и вы будете говорить, что ничего не знаете? Матильда старалась прийти в себя. Привычным жестом старой домохозяйки она спрятала руки под фартук. - Идите к себе. Она зашуршала войлочными туфлями по полу, в нерешительности толкнула приоткрытую дверь. - Ладно, заходите… Мегрэ вошел, закрыв дверь пинком ноги и даже не взглянув на сумасшедшую, сидевшую у окна. - А теперь рассказывайте все. Понятно? - И устало опустил свое грузное тело на стул. Глава 9
Мужчина с пенсией
- Прежде всего, они всю жизнь ссорятся! Мегрэ молчал. Он по горло погрузился во всю эту грязь будней, более омерзительную, чем само преступление. Перед ним стояла старуха со страшным выражением ликования и угрозы на лице. Она рассказывала. И еще много чего расскажет! Из ненависти к Мартенам, к убитому, ко всем жильцам дома, из ненависти ко всем людям. И даже из ненависти к Мегрэ. Сложив руки на толстом дряблом животе, она стояла с таким видом, будто ждала этого часа всю жизнь. На губах ее блуждала не улыбка, а выражение какого-то бесконечного блаженства. - Прежде всего, они всю жизнь ссорятся! Она не торопилась. Отчеканивая фразы, она выражала свое презрение к людям, которые ссорятся. - Они хуже мусорщиков! И так они жили всегда. Они так ругаются, что я спрашиваю себя, почему он ее до сих пор не убил. - Скажите, вы даже этого ожидали… - Живя в таком доме, можно всего ожидать. Она следила за его интонациями. Комиссар никак не мог определить, чего в ней больше: мерзости или нелепого комизма. Комната была большой. Здесь стояла разобранная кровать с застиранными простынями, которые, должно быть, никогда не просушивались на свежем воздухе. Стол, старый шкаф, примус. В кресле сидела сумасшедшая, смотревшая прямо перед собой с выражением легкой умиленной улыбки на лице. - Простите! К вам кто-нибудь иногда заходит? - Никогда! - И ваша сестра не выходит из комнаты? - Изредка она выбегает на лестницу. На всем печать гнетущей серости. В комнате - запах нечистоплотной бедности, старости - какой-то трупный запах. - Заметьте, первой всегда начинает она. У Мегрэ не было сил ее расспрашивать. Он рассеянно глядел на нее и слушал. - Ссорятся они, конечно, из-за денег, а не из-за женщин. Хотя однажды, сводя счеты, она предположила, что он наведывался в публичный дом; тут она показала ему где раки зимуют! - Она его бьет? - без всякой иронии спросил Мегрэ. Этот вопрос был не менее уместен, чем любой другой. Произошло уже столько невероятных событий, что больше ничего не могло Мегрэ удивить. - Не знаю, бьет ли она мужа, но тарелки она часто бьет. Потом плачет, причитая, что у нее никогда не будет приличного дома. - Значит, скандалы бывают почти каждый день? - Да, но небольшие! Обычные склоки. Скандалы Разыгрываются два-три раза в неделю. - В общем, без дела вам сидеть не приходится! Она, казалось, не поняла насмешки и несколько встревоженно посмотрела на Мегрэ. - В чем же она обычно его упрекает? - "Когда не могут прокормить жену, не женятся! Нельзя обманывать женщину, уверяя ее, что тебе прибавят жалованье. Не отбивают жену у такого мужчины, как Куше, который может заработать миллионы. Все чиновники - трусы. Если хочешь чего-либо достичь, надо работать самостоятельно, уметь рисковать, быть пробивным". Бедняга Мартен! Однако Мартен делал все, что мог. А до него всеми теми же упреками осыпали Куше. Должно быть, Куше говорили: "Посмотри на господина Мартена! Вот разумный мужчина. Он думает о том, что в один прекрасный день женится. Если с ним что-нибудь случится, его жена будет получать пенсию! А ты вот…" И все это оказалось зловещей шуткой. Госпожа Мартен обманулась, была обманута, обманула всех. Но с самого начала она совершила чудовищную ошибку. Дочь кондитера из Сен-Мора жаждала денег. Это был ее пунктик. Деньги были ей необходимы. Она чувствовала, что родилась для того, чтобы иметь деньги, а значит, ее муж обязан их добывать. Куше сперва зарабатывал мало. Не оставаться же ей без пенсии, если он умрет; и она ушла к Мартену. Но Куше разбогател, стал миллионером. И она ничего не могла сделать, чтобы подбодрить Мартена, заставить уйти со службы и тоже начать сбывать сыворотки или другой товар, приносящий настоящие доходы. Студенистые, словно медузы, глаза старой Матильды уставились на Мегрэ. - Сын заходил к ней? - Редко. - Она ему тоже устраивала скандалы? Похоже, что старуха годами ожидала этой минуты: - Она давала советы: "Твой отец - богач! Ему должно быть стыдно, что он не устроил тебе более приличную жизнь. У тебя даже нет машины. И знаешь, почему? Из-за этой женщины, что вышла за него ради денег. Ведь она стала его женой только за деньги. Не говорю уж о том, что одному Богу известно, как она обойдется с тобой потом. Вряд ли ты что получишь из наследства, которое тебе полагается. Вот почему ты должен теперь вытаскивать у него деньги и хранить их в надежном месте. Если хочешь, я сохраню их для тебя. Отвечай! Хочешь, чтобы они были у меня?" Мегрэ, смотря на грязный пол, размышлял, наморщив лоб. Ему показалось, что в хаосе чувств госпожи Мартен он различил одно, которое господствовало над всеми остальными, тянуло за собой все другие: это была тревога. Мрачная, болезненная, граничащая с безумием тревога. Госпожа Мартен вечно боялась того, что могло бы случиться: смерти мужа, своего нищенства, если он не оставит ей пенсии. Боялась она и за сына. Это был неотступный кошмар. - Что на это отвечал Роже? - Ничего. Он у нее никогда не засиживался. - Он заходил в день, когда произошло убийство? - Не знаю. Сумасшедшая, такая же старая, как и Матильда, смотрела из своего угла на Мегрэ. - Был ли у Мартенов в тот день более интересный, чем всегда, разговор? - Не знаю. - Выходила ли госпожа Мартен во двор около восьми часов вечера? - Не помню. Не могу же я все время торчать в коридоре. Не были ли эти слова неосознанной насмешкой или оговоркой? Во всяком случае, что-то она держала про запас. Мегрэ это чувствовал. Она еще не излила всю свою желчь. - Тогда вечером они поссорились… - Почему? - Не знаю. - Разве вы не подслушивали? Она промолчала. "Это уж меня касается", - казалось, говорила ее физиономия. - Что вам еще известно? - Я знаю, почему она заболела. Старуха торжествовала. Ее руки, скрещенные на животе, дрожали. Она достигла вершины в своей карьере сплетницы. - Почему же. Этот ответ она должна была посмаковать: - Потому что… Подождите, я спрошу у сестры, не нужно ли ей чего? Фанни, пить не хочешь? А есть? Тебе не слишком жарко? Маленькая чугунная печка раскалилась докрасна. Старуха словно плавала по комнате, бесшумно скользя в своих войлочных туфлях. - Почему? - Потому что он не принес деньги! Она отчеканила эту фразу и многозначительно замолчала. - Какие деньги? - Это меня не касается. Я слышала, как они об этом говорили. Что вы будете делать, это ваше дело. А сейчас мне нужно позаботиться о сестре. Комиссар ушел, оставив старух предаваться Бог знает каким заботам. Мегрэ было не по себе. На сердце лежала какая-то тяжесть, словно при подступающей тошноте. "Он не принес деньги!" Как это можно объяснить? Мартен решился обокрасть ее первого мужа, чтобы больше не слышать упреков за свое ничтожество. Она наблюдала за ним из окна. Он вышел из кабинета Куше с тремястами шестьюдесятью тысячами франков. Только когда он вернулся домой, денег у него уже не было. Неужели он спрятал их в укромном уголке? Или его самого обокрали? Или же он, испугавшись, решил избавиться от этих денег и выбросил их в Сену? Но мог ли убить этот жалкий Мартен в бежевом пальто? Час назад он хотел о чем-то рассказать. Его усталость напоминала усталость отягощенного виной человека, который больше не находит сил молчать и предпочитает тюрьму томительному ожиданию. Однако почему все-таки заболела его жена? А главное, почему Роже покончил с собой?
Похороны были роскошные, пришло много народу. Все очень приличные люди, особенно семья госпожи Куше и ее соседи с бульвара Осман. В первом ряду портила картину только сестра Куше, хотя она сделала даже невозможное, чтобы выглядеть элегантно. Она плакала. Когда она шумно сморкалась, то всякий раз на нее с раздражением поглядывала теща покойного. Позади семьи располагался персонал фирмы Куше. Вместе со служащими пришла и старая Матильда, благопристойная, уверенная в себе и своем праве здесь присутствовать. Ее черное платье, должно быть, предназначалось для единственной цели: ходить на похороны. Она встретилась глазами с Мегрэ и удостоила его легким кивком. | 
