Ян Василий - Финикийский корабль.

    - Взгляни сам! Может быть, его украли, чтобы продать в рабство.

    - Пойдем, покажи мне!

    Кормчий спустился по лесенке, и мы пробрались на нос корабля. Кожаный мешок теперь отодвинулся в сторону и лежал около самого борта.

    Кормчий нагнулся над мешком, толкнул ногой и стал ощупывать толстую воловью кожу.

    - Чей это мешок? - обратился он к лежавшим в разных положениях путникам. - Чей мешок, я спрашиваю?

    Лежавшие поворачивались, подымались, некоторые подошли к мешку, но никто не признавал его своим.

    - Разбудите-ка еще тех молодцов! - указал кормчий на людей, среди которых лежал путник со шрамом на ноге.

    Их растолкали. Человек со шрамом на ноге, притворно зевая и усердно протирая глаза, отвечал:

    - Не знаем, не знаем мы этого мешка. Зачем напрасно будите?

    Тогда кормчий разрезал ремешки, которыми были затянуты края мешка.

    Оттуда показалась взъерошенная голова Гамалиеля, а потом вылез и он сам.

    Он держал в руке несколько смокв.

    - Ты как сюда попал? - спросил кормчий.

    Гамалиель замычал в ответ и показал лицом и руками, что он немой и не может говорить.

    - Это наш авалинский мальчик, сын рыбака, - сказал я и закричал:

    - Гамалиель, косой заяц, да говори же ты!

    Он бросился ко мне и стал шептать мне на ухо:

    - Не могу я говорить. Те люди, которые меня схватили и засунули в этот мешок, мне приказали молчать, о чем бы меня ни спрашивали. Иначе они меня выпотрошат, как куренка.

    Гамалиель зажал рот ладонью и, со страхом оглянувшись кругом, снова стал мычать, трясти головой и больше не отвечал на вопросы.

    - Ну-ка, пойдем со мной к управителю корабля, - сказал кормчий, взяв Гамалиеля за руку.

    Под площадкой на корме была устроена маленькая каюта с окошком, затянутым пестрой занавеской. Оттуда выглянул старый человек. Кормчий рассказал, в чем дело. Управляющий кораблем пропищал в окошко:

    - Я сюда поставлен нашим хозяином Макаром, чтобы ничего на корабле не пропало и чтобы богатства Макара росли и множились. Если мешок не имеет владельца и найден на корабле моего хозяина, значит, он будет принадлежать ему. Хитрый мальчишка не хочет говорить, потому что он лгун и обманщик и хотел проехать даром. В наказание за обман мальчик тоже станет рабом Макара.

    Тут Гамалиель вытаращил глаза и завопил:

    - Я сын свободного сидонского рыбака! Мы никогда рабами не были, и я тоже не хочу быть рабом!

    - Я так сказал, и так будет! Кормчий Бен-Кадех, держи его около себя, а если он захочет убежать, надень ему на шею деревянную колодку.

    Управитель задернул занавеску, и оттуда послышался его тонкий, визгливый кашель.

    Кормчий взял за руку Гамалиеля и пошел с ним наверх, на площадку.

    Гамалиель не упирался, перестал плакать, почесал затылок и еще больше растрепал свои вихры.

    - Как только за мной станут меньше смотреть, я убегу, - шепнул он мне.

    Мы с Гамалиелем сели. Кормчий стоял, расставив ноги. Лицо его было угрюмо, и он не глядел на нас. Про себя я бранил его за то, что он не хочет помочь Гамалиелю. Вдруг мой товарищ воскликнул:

    - Смотри, Эли, на эти лодки! Здесь ведь ловят рыбу наши авалинские рыбаки.

    Стая черных лодок широко рассыпалась по морю. Рыбаки тянули и выбирали в лодки длинный невод. Рыба, застрявшая в петлях сетей, сверкала серебряными искрами.

    - Эли, берегись человека со шрамом! - крикнул Гамалиель, вскочил на борт корабля и спрыгнул в воду.

    Быстро поплыл он к лодкам. Он плавал хорошо, как сын рыбака. Но до лодок было не близко.

    На ближайшей я узнал старого рыбака Месуллама, его трех сыновей - Харима, Элама и Асура. Только бы Гамалиель доплыл до них - они уж никому не отдадут его!

    Кормчий сделался грозным и страшным. Схватив трубу, он закричал:

    - Скорее весла! Спустить парус!

    Надсмотрщик гребцов повторил его крик. Защелкал бич, будя заснувших гребцов, и двадцать два тяжелых весла ударили по воде. Завизжал деревянный блок, и перекладина с парусом плавно скользнула вниз.

    - Правой назад, левой вперед! - кричал кормчий.

    Гребцы напряглись. Правые, вскочив, изо всех сил гребли веслами назад, левые нажимали вперед, и корабль, сдерживая бег, повернулся и направил нос в сторону Гамалиеля.

    Кормчий, пригнувшись, стоял, как хищный зверь, готовый прыгнуть. В руке он держал тяжелый гарпун с острым крюком на конце. Неужели он так предан хозяину, что хочет пронзить гарпуном худенькую спину Гамалиеля? Мой товарищ, извиваясь, как угорь, плыл вперед, иногда оглядывался и старался скорее отдалиться от корабля.

    - Весла вперед! - кричал кормчий.

    Корабль дрогнул под ударами весел и усилил ход. Мы уже были недалеко от Гамалиеля. Я видел ясно его мокрые, слипшиеся волосы и как он сплевывал воду, попадавшую ему в рот.

    Тут я заметил невдалеке от Гамалиеля блестящий черный плавник акулы.

    Он несся по воде, как нож, чертя за собой пенящуюся полосу. Сейчас чудовище приблизится, повернется брюхом кверху и острыми зубами схватит добычу. В прозрачной зеленоватой воде затемнело коричневое туловище акулы, засветилось ее белое брюхо с темными пятнами. В это время, со свистом рассекая воздух, пронесся тяжелый гарпун, брошенный уверенной рукой кормчего, и впился в толстый живот акулы. Она сделала громадный прыжок. Ее хвост взметнулся, и она скользнула мордой вниз, желая скрыться в темной глубине моря. Но крепкая крученая веревка, привязанная к гарпуну, натянулась, как струна, и удержала чудовище. Темно-красной кровью замутилась вода.

    - Правой назад, левой вперед! - загремел голос кормчего.

    Опять запенилась вода под веслами гребцов, опять повернулся корабль.

    - Подымай парус! Убирай весла!

    Перекладина с парусом опять поднялась к вершине мачты, полотно наполнилось ветром.

    - Жирная свинья! - со смехом сказал кормчий, грозя кулаком акуле. - Теперь целую неделю ты будешь кормить своим салом наших гребцов.

    Мне видно было, как седая борода рыбака Месуллама склонилась над водой: с одним из сыновей он втаскивал в лодку тощего Гамалиеля. Рыбаки что-то кричали, а наш корабль, подгоняемый ветром, уже несся прочь от авалинских лодок.

    Шесть корабельщиков подтягивали еще живую акулу, а двое стояли с поднятыми тяжелыми железными топорами, чтобы добить ее.

    Наш корабль был хорошо построен: он быстро шел, обгоняя другие крутобокие корабли, легко слушался рулевых весел, плавно поворачиваясь туда, куда нужно было кормчему.

    Мы плыли на юг вдоль берега. Останавливались около большого селения Сарепта. Затем миновали богатый город Тир.

    - Стены его выше и крепче сидонских, - сказал Бен-Кадех. - В его гавани тоже есть узкий вход, который на ночь загораживается крепкими цепями.

    Миновали большие селения: Ахзип, Акка и Дор. Впереди был город Яфо, где мы постараемся узнать у какого-то Маллуха о судьбе отца.

    Корабль сделал три остановки: южнее Белого мыса, близ городка Дора и около устья речки Фалик. В небольших гаванях было тихо, и корабль не качало. Путники перебирались на берег, разводили костры и варили еду.

    Некоторым гребцам тоже разрешали сходить на берег. Они варили в большом котле куски акулы с луком и чесноком и потом относили еду гребцам, которые оставались на корабле. Прикованные к скамьям стучали веслами и требовали, чтобы их также отпустили на берег. Надсмотрщик издали бранил их и щелкал плетью.

    Все корабельщики на ночь вооружались копьями и прицепляли к поясам широкие мечи. Опасались они нападения или бегства гребцов - не знаю, но неподвижные фигуры часовых стояли на страже: один на площадке кормчего, а другой - на носу корабля.

    Каждую ночь Софэр привязывал к своей руке конец моего шерстяного пояса. Но раза два, пока Софэр спал, я отвязывал пояс и бегал на берег послушать рассказы путников о приключениях в далеких странах.

    Корабль подходил к Яфо.

    Последние клочья утреннего тумана убегали вдаль и таяли в лучах солнца. Большие валы катились по морю и расшибались в белую пену, ударяясь о темную гряду скалистых рифов.

    Как же проскочить через эти рифы, где вода бурлит и пенится, готовая все разбить в щепки?

    А за рифами виднелся Яфо - маленький городок, окруженный зубчатой стеной. Его домики, белые и желтые, как будто взгромоздились один на другой на склоне желтого каменного холма.

    Позади рифов, у самого берега, покачивалось несколько кораблей.

    Множество бревен лежало на песчаных отмелях, и люди по пояс в воде перетаскивали их на берег. Эти бревна привезены были из Сидона для дворцов царя Соломона.

    Узкие лодки с высоко поднятым носом и кормой окружили наш корабль и заплясали над прозрачной бездной моря. Загорелые полуголые лодочники кричали путникам, предлагая свезти их на берег.

    Управляющий кораблем, пошатываясь и скривив заспанное лицо, вышел на палубу, одетый в нарядную малиновую одежду с золотой бахромой и украшенный дорогими перстнями и золотыми браслетами на пухлых руках. Он с озабоченным видом приказывал кормчему:

    - Подъезжай к самому берегу! Веди корабль осторожнее через рифы…

    Бен-Кадех грубо оборвал его:

    - Ты мешаешь мне! Я сам знаю свое дело. Ведай грузами, а не командуй.

    Если ты будешь вмешиваться, корабль сядет на камни, как перевернутая черепаха.

    Бен-Кадех стоял на площадке, уверенный и спокойный, и все гребцы глядели на него, ожидая движения его руки. Парус был спущен, весла вспенили воду, и корабль понесся на рифы. Когда мы к ним приблизились, могучий вал подхватил корабль и перебросил его через черные камни прямо в тихую бухту. Здесь корабль пристал к отмели, корабельщики прикрепили его канатами к скале и спустили лесенку. Первым сошел управляющий. Когда он ступил на твердую землю, ему подали чашу с вином. Он плеснул вина на землю и выпил остальное. Затем поднял руки кверху, благодаря бога Ваала за то, что он спас его от всех страшных опасностей моря. Он позабыл только поблагодарить кормчего Бен-Кадеха, который построил такой хороший корабль и умел вести его по бурным волнам. Софэр подошел к управляющему:

    - Я весь путь от Сидона ехал с тобой на корабле и не знал твоего имени…

    Управляющий вытянул губу и растопырил все пальцы, сверкавшие драгоценными камнями.

    - Разве ты никогда не слыхал о Маллухе, главном управителе сидонского купца Макара, у которого тысяча золотых слитков?

    Софэр воскликнул:

    - Но ведь я нарочно приехал сюда в Яфо, чтобы повидать тебя, о Маллух Великолепный! Меня к тебе послал твой хозяин Макар, и он сказал, что я как лекарь могу помочь тебе. Мне нужно разыскать одного сидонца - плотника, по имени Якир, отца этого мальчика, и только ты можешь помочь мне в этом.

    - Могу ли я помнить всех муравьев, которые проползли передо мной по дороге? Могу ли я помнить имена всех рабочих, которые проехали через Яфо?

    Все они отправились по приказу царя Хирама - да будет он всегда жив, здоров и невредим! Впрочем, я сейчас еду в Иерусалим. Отправляйся туда же, и там уж ты все узнаешь. Разыщи мой дом - всякий укажет дом сидонца Маллуха. И не забудь взять с собой все лекарства против болезни живота - может быть, ты вылечишь меня.

    Маллух подошел к серому мулу, нарядно убранному лентами и колокольчиками. Слуги подняли и посадили его на мягкие подушки, укрепленные ремнями на спине животного. Окруженный множеством людей, прибывших встречать его, Маллух поехал к городским воротам Яфо. Впереди него шли два скорохода, разгоняя палками встречных. Они кричали:

    - Дайте дорогу блистающей светлости Маллуха Великолепного!

    Софэр торговался с поселянами, обернутыми в дырявые полосатые абаи.

    Они тащили осликов и предлагали отвезти нас обоих до самого Иерусалима.

    Дешевле всех просил один поселянин, имевший двух больших, но очень тощих ослов, которые, по его словам, были сильны, как верблюды, и быстры, как олени. Софэр сел на одного осла, на другого навьючили наши мешки. Я пошел рядом, а погонщик ударял хворостиной ослов и покрикивал:

    - Ну, ну, красавчики, скорей вперед! Скорей пройдете - скорей вернетесь!

    Погонщика звали Хасабия. Он повел нас на площадь около городских ворот, где собирались путники, идущие в Иерусалим.

    - Одним нельзя ехать, - сказал он. - Нападут разбойники, отберут моих ослов, снимут последнюю одежду, потопчут ногами и бросят в поле. Надо подождать, когда будет много людей и придут воины.

    На площади собрались путники, пешие и на конях. Все ждали прихода воинов. Они вскоре пришли и пригнали целую толпу поселян, истощенных и оборванных. Поселяне бранились и кричали воинам:

    - Зачем вы нас увели с полей? Нам надо собирать жатву. Кто за нас будет работать?

    - Идите, идите! - отвечали воины и толкали их копьями. - Не мы виноваты, что гоним вас. Царь Соломон строит храм и дворцы. Ему нужны работники - каменотесы и землекопы. Его право делать с вами все, что он захочет.

    Но поселяне отвечали:

    - Какое это право? Царь сгоняет наших сыновей и заставляет бежать перед его колесницей, бесплатно пахать его пашню и собирать ему жатву. И дочерей наших также принуждает растирать ему благовонные мази, готовить еду для слуг его. Он отнимает лучших быков, ослов и овец, так что все мы стали нищими, а утешителя у нас нет…

    Воины направили острия копий на поселян, труба зазвучала, и весь караван в клубах пыли, с шумом и криком тронулся в путь. Погонщик Хасабия шепотом объяснял:

    - В Иерусалиме правит страной мудрый царь Соломон. У него тысяча жен, и он строит каждой жене по дворцу. Надо их разместить со всеми их служанками, каждую в отдельном доме, чтобы они не ссорились, а мы, поселяне, всех их кормим, и нам остается только голод.

    В городских воротах стояли стражники, и каждый проходивший мимо должен был им отдать что-нибудь: кусок хлеба или луковицу.

    Потянулись зеленые сады, где сквозь запыленную листву желтели "золотые яблоки"^[25]. Затем раскинулись привольные луга, где паслись стада царя Соломона^[26]. Далее тоскливо желтела раскаленная каменистая равнина.

    Иногда попадались посевы поселян и низкие, сложенные из камней их закоптелые хижины.

    Вдоль пути иногда встречались башни, окруженные земляным валом. На верхних площадках стояли воины и, приложив руку к глазам, смотрели, пока мы проходили мимо.

    - Здесь бродят шайки разбойников - это все поселяне, убежавшие от царского гнета, - объяснял погонщик. - Поэтому для охраны караванов царь Соломон вместе с царем тирским Хирамом поставил по дорогам отряды воинов.

    Но сами воины обирают путников не меньше, чем разбойники. И опять утешителя у нас нет…

    К вечеру караван остановился на берегу небольшого ручья, около крепости "Горло ущелья"^[27]. Воины заняли посты вокруг лагеря, и всю ночь я слышал оклики часовых и вой шакалов. Мне не спалось. Я смотрел на небо, усеянное звездами, и мечтал, что на другой день встречу отца.

    После "Горла ущелья" дорога поднялась в гору, она змеилась среди глубоких оврагов. По склонам гор попадались рощи маслин. Когда мы достигли перевала на горе Самуила, все закричали:

    - Вот город мудрого царя Соломона!

    Я увидел долину, посреди которой возвышалось несколько холмов. На первом, ближайшем, расположилась деревушка с такими же бедными, как у нас, хижинами. Крыши были одни плоские, другие круглые, как пол-яблока. Кое-где между хижинами подымались одинокие деревья.

    За деревушкой тянулся глубокий овраг, и за ним, на втором холме, виднелся красивый белый городок, окруженный высокой зубчатой стеной. На стенах возвышались четырехугольные башни. В середине города, на площади, виднелось несколько больших красивых зданий; на одном крыша блестела, как золотая.

    Путники говорили, что это дворцы и храмы царя Соломона. Софэр указал на город:

    - Ты видишь, что здесь для человека дано все, чтобы он мог жить не нуждаясь. Но одни хотят иметь больше, чем другие, и отнимают у поселянина его последний хлеб и единственную овцу, а затем строят эти стены и башни, чтобы хранить награбленное. О город слез и крови!

    Наш караван спустился в долину. Когда мы дошли до Яфских городских ворот^[28], караван остановился. Вооруженные стражники обошли всех путников и получили с каждого подачку за право входа в город.

    - Разве не мудр царь Соломон? - сказал наш проводник. - Он стрижет шерсть и со своих и с чужих баранов.

    Около ворот под навесами сидело множество продавцов. Перед ними на лотках лежали вареная требуха и лепешки, так что можно было поесть вдоволь, лишь бы было чем заплатить.

    Софэр заплатил стражникам за нас троих, и мы двинулись через большие каменные ворота в город.

    Погонщик повел нас по узким шумным улицам в караван-сарай - широкий двор, окруженный с четырех сторон каменными пристройками с рядом одинаковых ниш. В каждой нише можно было разводить огонь. Дым уходил через отверстие в сводчатом потолке.

    Весь двор заполнили верблюды и другие вьючные животные, пришедшие с караванами. Почти во всех нишах у костров сидели путники и варили пищу.

    Мы нашли свободную нишу, сложили там наши мешки; Хасабия привязал к столбу ослов и насыпал им рубленой соломы. Он обещал никуда не отходить и стеречь вещи, а Софэр, взяв несколько бутылочек с лекарствами, пошел со мной в город.

    Улицы были такие же, как в Сидоне, - узкие, полные людей, прибывших из неведомых мне стран. Иногда попадалась разукрашенная колесница; в ней сидел важный человек, и слуга держал над ним пестрый зонтик.