Буссенар Луи - Приключения в стране львов.

    - Об этом можно не беспокоиться.

    - Напрасно. Это очень важно. Полагаю, что по двадцати пяти тысяч с каждого будет вполне достаточно.

    - А корабль?

    - Я куплю его для себя - давно собираюсь завести яхту, вот мы ее и испробуем.

    - Когда же вы думаете начать приготовления?

    - Немедленно, с этой же минуты. Нашу сегодняшнюю охоту следует считать оконченной. Через час еду в Париж. Если желаете остаться - располагайтесь как дома. Здесь все к вашим услугам, от погреба до чердака.

    - Нет, спасибо. Мы тоже поедем.

    - Как угодно. Завтра вечером я буду в Гавре^{note 15}, а послезавтра - получите от меня подробные наставления о необходимых покупках.

    - Для себя вы что приобретете?

    - Мне не нужно ничего. Я в любой момент готов выехать. Сегодня первое сентября. Сбор тридцать первого октября в Гавре, в гостинице "Фраскатти". Опоздавших не дожидаемся. Утром первого ноября яхта разведет пары - все должны быть на борту. Час отплытия будет зависеть от прилива.

    - А куда же мы направимся?

    - Решим по выходе в море. Можно начать с южной Африки, оттуда двинуться в Индию, в Индо-Китай, затем в Океанию. Впрочем, еще рано говорить об этом. Друзья, выпьем за наше путешествие и в особенности за твердость вашего намерения. Dixi! ^{note 16}

    Бреванн и его гости, в восторге от того, что им предстоит экспедиция чуть не по всему белому свету, сели в поезд, проходивший в четыре часа дня через Монервиль, и отправились в Париж.

    Веселые пассажиры уже представляли себе неведомые земли и увлекательную охоту.

    Дорога заняла два часа.

    Андре, радуясь решительному настроению друзей, крепко пожал им всем руку при выходе из вагона и простился. Затем он взял извозчика, сказал ему на ухо несколько слов, и фиакр^{note 17} быстро покатился по парижским мостовым, обгоняя другие экипажи.

    От Орлеанского вокзала ровно за три четверти часа Бреванн добрался до улицы Лепик и остановился у дома номер двенадцать с уединенным павильоном в глубине прелестного сада. По усыпанным песком дорожкам он пересек цветник, отворил двустворчатую входную дверь и очутился в большой комнате, служившей хозяину, по всей вероятности, и рабочим кабинетом, и мастерской.

    Посетитель, чувствовалось, был хорошо знаком с ней, поэтому не обратил внимания на обстановку, которая состояла из совершенно не сочетавшихся предметов: двух громадных библиотечных шкафов, набитых книгами, большой черной доски, исчерченной геометрическими фигурами и алгебраическими формулами - решалась, по-видимому, задача по механике,

    - на стене висела карта земных полушарий и множество каких-то странных деревянных и гипсовых моделей инструментов. Направо стоял верстак из вязового дерева, самоточка и целый набор слесарно-механических инструментов. Наверху висела клетка со скворцом. Напротив верстака находился большой дубовый письменный стол, заваленный бумагами и разными папками, набросанными одна на другую. На глаза то и дело попадались экзотические безделушки, шкуры животных, трофейные ружья, абордажные сабли и салакко, а напротив дверей эффектно смотрелся портрет самого Андре Бреванна в натуральную величину.

    Звонок, прикрепленный ко входной двери, пронзительно зазвенел. Скворец прекратил свою болтовню и стал подражать металлическим трелям. Из большой плетеной корзины вылезла, махая хвостом, некрасивая собака с облезлой шерстью, но с живым и добрым взглядом, и своим влажным носом, черным, как трюфель, дотронулась до руки вошедшего гостя.

    Отворилась боковая дверь, и молодой человек в синей блузе, как у гостя, воскликнул:

    - Господин Андре! Вы! .. Как замечательно!

    Во всем облике юноши сразу чувствовался настоящий парижанин, веселый даже в самые серьезные минуты.

    - Здравствуйте, Фрике. - Андре крепко пожал руку друга.

    - Какой добрый ветер занес вас ко мне?

    - Очень странное приключение, честное слово.

    - Не может быть! Наши приключения давно окончены… Ах да! Сегодня должен был открыться сезон охоты.

    - Вот тут и начинается то, что может увести нас с тобой очень далеко.

    - Ну, не страшно. Мы у черта на рогах уже побывали.

    - И опять, пожалуй, отправимся туда.

    - Что ж, я готов. Предстоит постранствовать?

    - Месяцев восемь или десять.

    - А когда отправляться?

    - Мне и тебе - завтра.

    - Стало быть, будут и другие?

    - Вечером расскажу все подробно.

    - Тогда не разделите ли со мною трапезу?

    - Разумеется. Но только наперед говорю: я очень основательно позавтракал. Расскажи лучше. Как твои работы?

    - Три дня назад закончил механический промыватель. Действует превосходно. Могу ручаться, что при промывке не будет пропадать ни малейшей частички золота. Амальгаматор^{note 18} тоже готов. Я снабдил его аппаратом, устраняющим кражу золота и ртути.

    - Молодчина!

    - Кроме того, докончил вашу модель металлического патрона, соединяемого с капсюлем пистонного ружья. Вот она.

    - Превосходно! А ты патент на себя выправил?

    - Как же я это сделаю? Ведь изобретатель - вы.

    - Не говори глупостей. Патент для тебя - деньги, понимаешь? И если даже у меня есть какие-нибудь права на эту штуку, я уступаю их тебе - и точка. А теперь изволь выслушать: завтра в восемь часов вечера - выедешь в Брест^{note 19}.

    - Ладно.

    - Там мы найдем на один год, с пятнадцатого сентября, десять патентованных матросов, корабельного повара и юнгу.

    - Раз вы посылаете меня в Брест, значит, хотите, чтобы матросами были исключительно бретонцы^{note 20}, не иначе?

    - Разумеется. Потом наймем двух машинистов и двух кочегаров, двух гребцов для лодок, суперкарго^{note 21}, канонира, рулевого и боцмана. Капитана, помощника метрдотеля и повара для пассажиров я поищу сам.

    - Все?

    - Пока все. Выбирай людей надежных, безупречных. Скажи, что они будут плавать на увеселительной яхте с очень добрым капитаном, который, однако, требует железной дисциплины. Собраться надо в Гавре через две недели. Я желаю как можно скорее иметь команду под руками. Размер жалованья определишь сам. Знаю, ты выкажешь надлежащую щедрость без излишества. По окончании плавания каждому будет, кроме того, вручена награда, смотря по его заслугам.

    - Теперь все?

    - Все. Надеюсь, выедешь сейчас же? Или есть задержки?

    - Задержки? Что вы, господин Андре! Какие у меня могут быть задержки? Я вольная птица.

    - Пожалуйте кушать, господа, - сказала, отворив дверь, добродушная женщина с седыми волосами, типичная парижская "одна прислуга".

    - Сейчас идем, мадам Леруа. Бедняжка! Для нее будет крушением мой отъезд. Впрочем, я обеспечу ее на время нашего отсутствия - пусть коротает время в компании со скворцом Мальчишкой и собакой Бедой.

    На другой день утром Фрике, все в том же своем костюме, прошел пешком от своего дома до Монмартрского предместья и повернул на улицу Лафайет.

    Было девять часов. Молодой человек шагал с обычной раскованностью парижского фланера^{note 22}, не думая о том, что вечером предстоит отъезд в Брест.

    Оглядывая трамваи, витрины, прочитывая афиши, закуривая бесчисленное множество папирос в табачных лавочках, он шел вверх по бесконечной улице, наслаждаясь водоворотом толпы, которая так мила всякому парижанину и так смущает приезжего из провинции.

    Но Фрике не гулял, у него была цель - навестить друга.

    Знакомых у юноши в Париже было много, но друзей только двое: Бреванн и еще один человек, живший в самом конце улицы, почти в Пантене^{note 23}. Молодой человек намеревался проститься с ним перед отъездом.

    Любой другой, отправляясь в такую даль, взял бы извозчика, но Фрике это даже не пришло в голову. Ему напоследок хотелось пройтись по парижскому асфальту, пробежаться по любимым улицам, надышаться воздухом великого города.

    Дойдя до одной табачно-винной лавочки, он смело вошел в нее, поклонился молодой особе, сидевшей у конторки, и замер, услышав крики и брань в комнате за лавкой.

    - Неудачно я пришел, - прошептал он. - У мадам Барбантон расходились нервы, а когда это случается, для моего бедного друга настает сущий ад. Такой ад, что самому Вельзевулу^{note 24} сделалось бы тошно. Но все-таки зайду и пожму ему руку.

    Он стукнул в дверь и отворил ее, не дождавшись положенного "Войдите".

    - Имею честь кланяться, сударыня! - произнес он с особенной любезностью. - Здравствуйте, дружище Барбантон!

    На эти слова быстро обернулся высокий мужчина в узких панталонах, жилетке и трико, с лицом суровым, но симпатичным, и дружески протянул молодому человеку обе руки.

    - Ах, Фрике! Я очень несчастлив, дитя мое!

    Дама, в ответ на приветствие, кинула косой взгляд на гостя и ответила, точно хлыстом ударила:

    - Здравствуйте, сударь!

    Ледяной, чтобы не сказать более, прием не смутил Фрике. Он решил храбро выдержать бурю не отступая.

    - Что случилось? Что у вас тут?

    - Я доведен до бешенства. Еще немного - и выйдет большой грех.

    - Боже, да у вас все лицо исцарапано до крови, - воскликнул молодой человек, невольно рассмеявшись. - Вы, должно быть дрались с полудюжиной кошек?

    - Нет, это все доблестная госпожа Барбантон. Вот уже целый час она пробует на мне свои когти. И кроме того, осыпает оскорблениями, позорит честь солдата, прослужившего отечеству двадцать пять лет.

    - Ну, может, вы и сами немного вспылили? - заметил юноша, зная, что говорит ерунду.

    - Если я и вспылил, то ведь ничего же себе не позволял, - возразил исцарапанный муж. - А мог бы!

    Женщина засмеялась противным, злым смехом, от которого передернуло бы самого невозмутимого человека.

    - Что бы ты мог? Ну-ка, скажи!

    Тон был злобный, вызывающий.

    - Несчастная! Хорошо, что я с бабами не дерусь, считая это позором, а то ведь убил бы тебя одним ударом кулака!

    - Это ты-то?

    - Да! Но я не для того прослужил двадцать пять лет в жандармах, чтобы самому усесться на скамью подсудимых.

    - Погоди же, сейчас ты у меня запляшешь. - Она схватила его за седую бородку и стала трепать ее изо всех сил, визжа как резаная:

    - Трус и подлец!

    Фрике был изумлен и не понимал, во сне это или наяву. При всей своей находчивости, он растерялся, нерешительно вымолвив:

    - Сударыня, до сих пор я считал наоборот - подлец и трус тот, кто бьет женщину даже тогда, когда она сто раз того заслуживает.

    Но госпожу Барбантон нельзя было ничем урезонить. Продолжая таскать отбивавшегося мужа за бороду, она ответила глупо и грубо:

    Не лезьте с вашими рассуждениями! Очень нужно! Да я и не знаю вас. Явился неведомо кто, неведомо откуда - с улицы первый встречный!

    Молодой человек побелел как полотно, выпрямился, устремил на нее свои стальные глаза, загоревшиеся особенным блеском, и проговорил:

    - Скажи это мужчина, плохо бы ему пришлось. Но вы женщина. Я вас прощаю.

    Отставному жандарму удалось наконец избавить свою бороду от мучительной трепки.

    - Фрике прав, - негодовал он. - Тебя спасает, во-первых, то, что ты женщина, а во-вторых, то, что мы французы. Будь я турок, тебе бы голову отрубили за посягательство на бороду мужа, священную у мусульман.

    - Шалопай! - взвизгнула госпожа Барбантон и выбежала вон, хлопнув дверью.

    - Да, Фрике, милый мой товарищ, я гораздо лучше чувствовал себя у канаков. Тот день, когда нас в Австралии хотели посадить на вертел, не сравню с нынешним - было гораздо приятнее.

    - Действительно, характер вашей супруги сделался еще ужаснее. Раньше был уксус, а теперь - купорос.

    - И так каждый день. Не то, так другое. Последнюю неделю она изводит меня, требуя, чтобы я подмешивал воду в вино и водку. А я не желаю! Во всем ей уступил, а в этом нет. И не уступлю ни за что. Скорее всю свою торговлю к черту пошлю. Ах, если бы можно было поступить опять на службу!

    - Кстати, я ведь зашел проститься.

    - Уезжаешь?

    - Сегодня вечером и, вероятно, на целый год.

    - Счастливец!

    - Вы сейчас хотели послать все к черту. Поезжайте со мной. Ведь меня увозит господин Андре.

    - Господин Андре? Тысяча канаков!

    - Вы же знаете, как он вас любит. Отправляйтесь с нами. Решено? Я увожу вас в Брест. Укладывайтесь, потом вместе позавтракаем, погуляем, как матросы на берегу, а вечером к восьми часам - на вокзал.

    - Согласен, - энергично заявил Барбантон. - Через четверть часа буду готов.

    Четверти часа не понадобилось. Уже через десять минут отставной жандарм вышел из спальни с застегнутым чемоданом, под ремни которого

    был просунут длинный и твердый предмет в чехле из зеленой саржи^{note 25}.

    Исцарапанное лицо старого служаки сияло.

    Он прошел с юношей в лавку, где среди сигарных ящиков уже восседала за конторкой Элодия Лера, успевшая прийти в себя после передряги.

    - Вы часто выражали желание расстаться со мной, - сказал ей слегка насмешливым тоном жандарм. - Желание это сегодня исполняется. Я уезжаю с Фрике, оставляю вам все деньги, какие есть в доме, беру только двести пятьдесят франков - пенсию за крест. Можете подавать на развод

    - протестовать не буду. Надеюсь, что за время моего отсутствия примут закон, упрощающий расторжение брака. Счастливо оставаться!

    - Скатертью дорога! - взвизгнула мегера, испытывая, однако, смутное беспокойство. Ей было очень не по себе, хотя она и старалась это скрыть.

    - Спасибо.

    Фрике тем временем насвистывал - правда, очень фальшиво, - легендарную арию господина Дюмолле, подходящую к случаю.

    В тот же вечер два друга поехали на Сен-Лазарский вокзал и сели в поезд, отходящий в Брест.

    Прошло два месяца. Наступило 31 октября. На следующий день экспедиция Бреванна и его друзей должна была тронуться в путь.

    Андре, благодаря своим необыкновенным организаторским способностям, неутомимой энергии и огромному богатству, в короткий срок запасся решительно всем для задуманного путешествия.

    Услав Фрике в Брест нанимать команду, Бреванн снял квартиру в Гавре и связался с крупнейшими морскими агентствами Франции и Англии, в которых сосредоточены все сведения по части найма, постройки и покупки коммерческих кораблей. За хорошие комиссионные одно из агентств вскоре уведомило его, что в Брайтоне^{note 26} продается отличная яхта. Описывая это судно, маклер не утаил и причин его продажи.

    Построила яхту в Ливерпуле два года назад фирма "Шау, Тернер и Бангем" по заказу богатого баронета, страдавшего сплином. Путешествовать ей довелось всего два раза: в Капскую землю^{note 27} и на Ближний Восток. Плавание по морю не избавило ее владельца от хандры; тогда он прибег к другому, также чисто английскому средству борьбы с недугом - к веревке, которая и спасла его от тягостного мизантропического^{note 28} существования. Повесился ипохондрик^{note 29} на рее своего корабля в день возвращения из плавания, удалив предварительно весь экипаж.

    Наследники очень обрадовались, а яхту сейчас же решили продать.

    Андре не признавал суеверий. В тот же день он купил в Дьеппе место на пароходе до Ньюхейвена, из Ньюхейвена проехал по ближней дороге в Брайтон, нашел судно, тщательно все осмотрел, сторговался и тут же уплатил наличными.

    Наняв лоцмана с четырьмя матросами, чтобы довести судно до Гавра, миллионер исполнил необходимые формальности, закупил провизии и поплыл обратно к нормандскому берегу. Через восемь часов он уже был в Гавре и за этот короткий переезд убедился, что сделал чудную покупку.

    "Яхта для увеселительных прогулок". Читатель, вероятно, сразу представил себе нечто хрупкое, несолидное, рассчитанное только на красоту, а не на крепость и силу. Нет. Приобретенное судно было выстроено чрезвычайно прочно. Типом оно напоминало трехмачтовую шхуну с прямыми парусами на бизань-мачте^{note 30} и с косыми латинскими - на гроте^{note 31} и фоке^{note 32}. Длина кормы составляла пятьдесят метров, водоизмещение - пятьсот сорок тонн. Мощность двигателя равнялась семидесяти двум лошадиным силам^{note 33}, а скорость достигала десяти с половиной узлов^{note 34}. Угольные камеры вмещали по восемьдесят пять тонн угля при расходе около четырех тонн в день.

    Из сохранившегося корабельного дневника стало известно, что яхта ходила в среднем со скоростью восемь с половиной узлов, - другими словами, делала от четырнадцати до пятнадцати километров в час.

    Таким образом, купленное судно оказалось крепким и надежным, пригодным для плавания в океанах даже в шторм.