Буссенар Луи - Французы на северном полюсе.

    Международный конгресс.– Среди географов.– По поводу полярных исследований.– Русский, англичанин, немец и француз.– Патриот.– Вызов.– Мирная борьба.

    В 1886 году на международный географический конгресс в Лондоне собралось целое сонмище ученых знаменитостей.

    По приглашению сэра Генри Раулинсона – генерал-майора британской армии и председателя собрания – со всех концов мира съехались делегаты: убеленные сединами, плешивые географы, путешествовавшие вокруг света в просиженном кресле за письменным столом; морские офицеры – храбрые, скромные и вежливые; негоцианты ² и арматоры ³ , ищущие в географии свою корысть; профессора, умудренные знаниями и набитые терминами, как словари; и, наконец, загорелые исследователи, еще не оправившиеся от лихорадки и отвыкшие от фрака. Словом, конгресс как конгресс, не хуже и не лучше других. Спорили, говорили, читали рефераты и расходились до следующего заседания.

    Подобные форумы сами по себе не имеют особого значения, зато общение ученых часто приводит к немаловажным событиям.

    Именно так случилось и на этот раз.

    Немецкий географ, из тех, что путешествуют, не выходя из кабинета, долго говорил о возможности проникновения на Северный полюс и надоел всем до смерти – его выступление было последним в этот день. После заседания сошлись вместе четверо ученых и обменялись дружескими рукопожатиями.

    – Ну и уморил нас Эберман своими рассуждениями,– заметил по-французски один.– Не сердитесь, любезный Прегель, что я так отозвался о вашем соотечественнике.

    – Вы не совсем справедливы, Серяков,– возразил с немецким акцентом Прегель. – Он сказал много дельного.

    – А вы что думаете по этому поводу, господин де Амбрие? – не унимался Серяков, обращаясь к третьему ученому.

    – В этих вопросах я не компетентен,– ответил тот.

    – Вы дипломат… впрочем, нет: просто хотите сказать, что на вздор, который нес Эберман, можно ответить лишь презрительным молчанием.

    – Серяков! – вскричал, покраснев от гнева, Прегель.

    – Охота вам спорить, господа,– вступил в разговор четвертый ученый, старше остальных с виду.– Вы, верно, забыли, что я жду вас к себе на обед, причем изысканный, с шампанским.

    – О, сэр Артур! Что за золотые слова! – вскричал неугомонный Серяков.– Едемте же скорее! Никакие полярные ледники не заменят холодильник с шампанским!

    Обед удался на славу, было выпито много вина, и все забыли об Эбермане. Но под конец обеда Серяков напомнил о нем.

    – Знаете, Прегель,– сказал он; указывая на бокал с шампанским, – родина такого дивного вина может себе позволить не интересоваться арктическими экспедициями.

    – Ах, Серяков, какой вы несносный! – по-отечески снисходительно перебил юношу сэр Артур Лесли.– Можно подумать, что наука вам безразлична, а ведь не так давно вы прославились как неустрашимый исследователь…

    – Вы очень любезны, сэр Артур. Но меня возмутило, что Эберман в своем выступлении с таким пренебрежением говорил о Франции. В наш век железа и Тройственного союза ⁴ модно на нее нападать, но я, русский, люблю эту страну и не терплю подобных высказываний.

    Серяков говорил взволнованно, с лихорадочным блеском в глазах. Растроганный де Амбрие горячо пожал юноше руку.

    – Я разделяю ваши симпатии к Франции, мой молодой друг, – сказал сэр Артур.– Не горячитесь. Как-никак нужно быть выше мелочных обид и уметь, спокойно выслушав оппонента, открыто высказать свое мнение.

    – Действительно,– заметил сдержанный до того де Амбре,– можно многое сказать, если ни у кого нет оскорбительных намерений.

    – Дорогой мой, я знаю вас как пылкого патриота и ни в малейшей степени не хотел бы оскорбить.

    – Но я вовсе не являюсь одним из тех обидчивых шовинистов, которые не выносят никаких замечаний. Мой патриотизм не слеп, и я уверен, что мнение о моей стране, высказанное таким человеком, как вы, будет беспристрастным. Говорите же, прошу вас.

    – Ну что ж, охотно поделюсь с вами своими соображениями. Я с удовольствием отмечаю, что почти целый век, а точнее с тысяча семьсот шестьдесят шестого по тысяча восемьсот сороковой год, Франция намного превосходила другие страны, включая и Англию, числом и результатами морских экспедиций, предпринятых в поисках новых земель. Я с восхищением вспоминаю Бугенвиля ⁵ , Лапласа ⁶ , Вейяна и многих других, чьи громкие имена занимают достойное место в истории географии. Но не кажется ли вам, что ваша страна вот уже полвека сдает завоеванные позиции?

    – Почему вы делаете такой вывод, сэр Артур?

    – На мой взгляд, несмотря на некоторые неточности и недопустимый тон, герр Эберман не слишком погрешил против истины.

    – Но вы ошибаетесь,– с живостью возразил де Абмрие,– думаю, что несколько имен наших современных путешественников, выбранных наугад, убедят вас в обратном. Вот взять хотя бы маркиза де Компьеня, Жана Дерюи, Крево, Туара, Кудро, которые путешествовали, кстати, на свои собственные, крайне скудные средства.

    – Как раз об этом и хотелось сказать. Я считаю достойной порицания позицию вашего в общем-то богатого правительства, которое отказывается субсидировать научные исследования. Меня возмущает также безразличие граждан, которые, имея значительные состояния, предпочитают тупо копить деньги, а не жертвовать своим толстым кошельком для славного дела. Эгоистичная французская бережливость, доходящая до скаредности, послужила причиной бедственного положения Гюстава Ламбера, в то время как у нас в Америке практически любой миллионер считает своим долгом давать деньги на исследования. Найдите-ка мне у вас, дорогой коллега, таких меценатов, как Томас Смит, который полностью покрыл расходы на экспедицию Баффина, или как Буз, который истратил на путешествия восемнадцать тысяч ливров, то есть четыреста пятьдесят тысяч франков ⁷ ! А американец Генри Гриннель, который финансировал доктора Кэна, а Оскар Диксон, снарядивший целых шесть экспедиций! Да всех и не перечислишь… Когда же бездействовали миллионеры и государство, свою скромную лепту на благо науки вносили простые граждане. У нас, например, была проведена общенациональная подписка, которая позволила капитану Галю построить "Полярис", а лейтенанту Грили – достичь восемьдесят третьего градуса двадцати трех минут северной широты. Итак, дорогой де Амбрие, что вы можете ответить на это?

    – Действительно,– добавил Прегель,– отвага и бескорыстие французских исследователей, сильно стесненных в средствах, как вы, сэр Артур, справедливо заметили, достойны похвалы. Я ничуть не хочу умалить их выдающиеся способности и отвагу, но мне кажется, что французы таят злобу на нас – немцев.

    – Но ведь Германия воевала против Франции,– вступил в разговор Серяков,– дуэль между нациями что дуэль между джентльменами.

    – Что же может быть благороднее? – спросил Прегель.

    – Да, но что вы скажете о джентльмене, который, одержав победу, станет требовать выкуп с побежденного противника и украдет у него часы или бумажник? Вы, я, сэр Артур, де Амбрие, да любой порядочный человек наконец, сказали бы, что это… Эх, черт, я не знаю достаточно сильного немецкого эквивалента, чтобы выразить мои чувства, и передать, как вела себя Германия по отношению к Франции. Ведь Эльзас и Лотарингия стоят слишком дорого.

    – Серяков!

    – А, дорогой коллега, опять вы выкрикиваете мою фамилию, причем довольно странным образом. Мне это напоминает чиханье кошки, у которой кость застряла в горле. Если то, что я говорю, вам неприятно, скажите мне об этом.

    Очень бледный, но сдержанный и спокойный, Прегель приготовился дать отпор.

    Сэр Артур Лесли, как истинный англичанин – великий любитель спортивных состязаний, сразу почуял интересный поединок и не собирался прилагать ни малейших усилий, чтобы предотвратить назревающую ссору. К тому же достойный джентльмен был немного пьян и вид гостей, нападавших друг на друга, развеселил его. Верный политике своей страны, всегда заставлявший драться других, на выгоду или в удовольствие себе, он был уверен, что в спор вмешается француз. Так и случилось.

    – Господа,– сказал де Амбрие. медленно выпрямляясь во весь свой гигантский рост,– позвольте мне примирить вас и взять на себя ответственность за то, что здесь происходит, поскольку я нечаянно явился причиной этого спора.

    Прегель и Серяков запротестовали и хотели прервать его.

    – Прошу, господа, выслушать меня. Вы скажете свое мнение потом и поступите так, как подскажет здравый смысл. Если Франция достаточно богата, чтобы заплатить за свою славу, она не менее богата, чтобы заплатить за поражение. Без единого упрека она уплатила миллиардные долги, и горестные дни поражения остались бы лишь в воспоминаниях, если бы у нее не отняли Эльзас и Лотарингию.

    Вы, англичане, и вы, русские, разве затаили злобу на Францию за ее победы, и разве она ненавидит вас за свои поражения? Ничего подобного! А вот немцы не перестают удивляться, как это после того, как они принесли Франции столько страданий и отняли принадлежащие ей земли, она еще помнит о своем горе и не хочет простить их. Видя этот безжалостно содранный лоскут кожи, эту постоянно кровоточащую рану, вы, немцы, говорите себе: "Это неслыханно! Нас не любят во Франции, там все время думают о реванше".

    Поставьте себя на мое место, господин Прегель, и скажите мне, что бы вы подумали о нас, если бы вы с радостным сердцем приняли позорные условия, навязанные вашими полномочными представителями. Не просите же нашей дружбы, потому что эта дружба будет абсурдной. Не просите нас забыть о поражении, ведь это было бы кощунством.

    Теперь вы понимаете, что прежде чем думать об излишествах, мы должны позаботиться о самом необходимом. Излишества для нас – это слава, принесенная рискованными экспедициями, от которых мы теперь вынуждены отказаться, к великому сожалению вашего соотечественника герра Эбериана, а необходимое – это забота о нашей безопасности.

    Во времена Тройственного союза, когда, следуя древнему изречению "Хочешь мира – готовься к войне", Европа превратилась в разрозненный военный лагерь, национальная безопасность требует всех наших сил. Мы останемся у себя, господа. Наш Северный полюс – это Эльзас и Лотарингия.

    – Браво! – с энтузиазмом подхватил Серяков.– Браво, мой храбрый француз!

    – Дорогой де Амбрие,– сказал в свою очередь сэр Лэсли,– вы говорили как истинный джентльмен и патриот. Поверьте в мою искреннюю симпатию и глубокое уважение.

    Прегель, не найдя что ответить, вежливо поклонился.

    – Однако, – продолжил де Амбрие,– то, чего не может сделать наше правительство, занятое государственными интересами, мог бы попытаться сделать какой-нибудь гражданин, имеющий средства. Господин Прегель, не хотите ли принять вызов?

    – Что ж, господин де Амбрие, я принимаю ваш вызов, но с одним непременным условием: он не должен восстанавливать друг против друга наши правительства.

    – Безусловно! Я хочу снарядить на свои средства корабль и отправиться к Северному полюсу. Предлагаю сделать вам то же и назначаю встречу среди полярных льдов. Вместо того чтобы подобно членам Национальной галереи заниматься географией, прогуливаясь в кабинете, мы отправимся в дальние края навстречу неизвестности и будем на равных соперничать друг с другом, во славу наших великих держав. Итак, вы готовы?

    – Готов! – вскричал Прегель.– Назначайте место. Кто явится первым, тот и победит! Когда рассчитываете отправиться в путь?

    – Раз вы приняли мое предложение, удаляюсь сейчас же, чтобы заняться приготовлениями. До свидания!..

    – До свидания!..

    Серяков тоже взялся за шляпу.

    – Едем!..– сказал он, протягивая руку друзьям.

    – А вы куда? – удивился де Амбрие.

    – С вами! Разве русские не родня французам?

    – Простите,– пожимая юноше руку, возразил де Амбрие,– но в экспедиции должны участвовать только французы.

    – Пожалуй, вы правы,– после минутного молчания ответил Серяков.

    – Этот господин далеко пойдет,– сказал сэр Лэсли, как только за французом затворилась дверь.

    – Он пойдет далеко, но не один,– ответил Прегель, поспешно прощаясь.

    Перед отплытием.– Капитан де Амбрие.– За родину! – Храбрец.– Потомок галлов.– Постройка "Галлии".– Снаряжение корабля.– Сборный, но безукоризненный экипаж.– Все французы.– Торжественный момент.– Отъезд.

    "Гавр, 1 мая 1887 г.

    Дорогие батюшка и матушка!

    Спешу уведомить вас, что нынче мы отплываем. Вы и представить себе не можете, как доволен я своим новым местом. Владелец, нашего судна, богач, отправляется на Северный полюс – край, почти неизвестный не только матросам, но и адмиралам. Но вы не волнуйтесь, мы собираемся делать открытия. Я нанялся на три года. В первый год буду получать восемьдесят франков в месяц, во второй – сто, в третий – сто двадцать. Сумма, что и говорить, кругленькая! Но это еще не все. Как только корабль перейдет за Полярный круг⁸ , к жалованью обещана десятипроцентная надбавка. Вам, батюшка, как старому моряку, видимо, известно, что такое Полярный круг. Нам объяснили, что это такая линия, отделяющая ледовитые страны, впрочем, я ничего не понял, кроме того, что буду получать больше, как только ее пересечем.

    По возвращении каждый матрос получит в награду тысячу франков. Путь, конечно, неблизкий, зато работенка прибыльная. Вы только не беспокойтесь, если от меня долго не будет вестей. До свидания, дорогие родители! Крепко обнимаю вас и малышей и обещаю не посрамить честь бравого нормандца-матроса.

    Ваш любящий сын и брат Констан Гиньяр, матрос судна "Галлия". Молодой человек сложил вчетверо исписанный каракулями листок, сунул в конверт и, перегнувшись через борт, позвал мальчика, глазевшего на корабль с пристани.

    – Эй, малый! Подойди-ка сюда!

    – Что угодно?

    – Вот тебе письмо и десять су ⁹ . Купи марку, наклей на конверт и опусти в ящик, а на сдачу выпей сидра…

    – Напрасно тратишь деньги,– обронил стоявший неподалеку на палубе высокий, осанистый господин.

    – С вашего позволения, капитан, но ведь это письмо моим старикам…

    – Сейчас боцман понесет на почту мою корреспонденцию и может захватить твою и всей команды,– сказал капитан и обратился к боцману, осматривавшему снасти:

    – Геник! Собери экипаж!

    Тот несколько раз дунул в серебряный свисток, и меньше чем за секунду матросы построились у грот-мачты ¹⁰ .

    – Друзья,– обратился к строю капитан,– вы знаете, какие вас ждут опасности и лишения в предстоящей экспедиции. Не важно, что вы подписали контракт. Его можно расторгнуть. Я не только не буду сердиться, но еще выдам каждому, кто откажется, двести франков за добросовестное участие в снаряжении судна. Хорошенько подумайте, пока не поздно, и свое решение сообщите мне через Геника.

    Капитан хотел было удалиться в каюту, чтобы не стеснять подчиненных, но тут из толпы вышел невысокий матрос, сильный и ловкий с виду, и, представившись, уверенно заявил:

    – Спасибо, капитан, за заботу, но хочу заверить от имени всех моих товарищей, что мы последуем за вами хоть к самому сатане! Верно я говорю, друзья?..

    – Верно! Правильно! – пронеслось над палубой.– Да здравствует капитан!..

    – В добрый час,– повеселел капитан.– Вот это по-моему. По-французски. Дело нам предстоит трудное, но, если добьемся успеха, прославим родину. Вперед же, друзья, и да здравствует Франция!

    – Ура! – закричали во все горло матросы…

    Капитан и в самом деле был с виду настоящий герой. Впрочем, он нам уже знаком. Это тот самый де Амбрие который обедал у баронета ¹¹ Лесли после очередного заседания географического конгресса.

    Сорока двух лет от роду, француз выглядел гораздо моложе. Высокого роста, атлетического сложения, с характерными чертами лица де Амбрие был истинным потомком древних галлов ¹² . Происходил он из старинного арденнского рода, уходившего корнями в века. Перед франко-германской войной ¹³ будущий капитан поступил мичманом ¹⁴ на флот, а когда война началась, перевелся в сухопутные войска. Воевал на Луаре, был тяжело ранен под Маисом и получил орден. Правительство народной обороны произвело его в лейтенанты флота. Но после войны так называемая комиссия по пересмотру чинов вновь понизила его до мичмана. Оскорбленный вопиющей несправедливостью, де Амбрие подал в отставку. Не помогли даже уговоры адмирала Жорегиберри, который уважал и любил молодого человека.

    Родители де Амбрие рано умерли, и он стал владельцем огромного состояния. Но вкус к путешествиям, привитый службой на флоте, не исчез. На географическом конгрессе в Лондоне де Амбрие был делегатом от французского Географического общества. Там у него совершенно неожиданно и созрел план полярной экспедиции. С деньгами все можно сделать, а у де Амбрие в них не было недостатка.