- Перед каждой или почти перед каждой лавкой он делал рукой приветственный жест - он всех тут знал. На углу на секунду останавливался на краю тротуара, прежде чем перейти через дорогу, - он всегда обходил три группы домов. Сегодня утром все было как обычно. Я видел его… Говорю вам, видел, как он сделал несколько шагов по мостовой. Почему я отвернулся в эту минуту? Сам не знаю… Может, подмастерье мне что-то крикнул из салона - дверь-то была открыта. Надо будет спросить его, это интересно. Я отчетливо слышал шум машины. Она была метрах в ста от меня. Потом раздался странный звук. Глухой такой… Это трудно объяснить… Во всяком случае, когда услышишь его, сразу понимаешь, что случилось несчастье. Я обернулся и увидел, что машина мчится на полной скорости. Уже проехала мимо меня. И в ту же минуту я увидел на земле тело. Если бы я не смотрел сразу и туда и сюда, то обязательно разглядел бы двух человек, сидевших в машине на переднем сиденье. Большой такой серый автомобиль… Скорее темно-серый… Я даже сказал бы - черный; хотя нет, все-таки он был темно-серый. А может просто грязный. Уже люди сбегались. Я первым делом побежал сюда, чтобы сказать все Артуро. Он собирался гладить брюки. Старика Анджелино принесли в мастерскую, изо рта у него текла струйка крови, одна рука свешивалась, пиджак на плече был разодран. Люди сперва только это и видели, но я-то сразу понял, что он мертв.

    Они сидели в кабинете капитана О'Брайена. Хозяин отодвинув стул, - ему мешали длинные ноги - курил трубку короткими затяжками, поглаживая уголки рта и, но мигая, смотрел на Мегрэ, который рассказывал о случившемся.

    - Полагаю, - закончил комиссар свою повесть, - что вы не станете утверждать, будто свобода личности может помешать вам заняться этими мерзавцами?

    Мегрэ, который за тридцать с лишним лет службы в полиции сталкивался со всеми разновидностями человеческой низости, подлости, жестокости, до сих пор возмущался этим так же, как в тот день, когда только поступил на работу.

    Совпадение убийства с запланированным на сегодняшнее утро визитом к старику Анджелино, тот факт, что, если бы визит состоялся вовремя, это наверняка спасло бы жизнь портного, а также покупка трубки, которую он теперь не хотел курить, настроили Мегрэ на самый мрачный лад.

    - К сожалению, по новому закону, это относится к ведению не федеральной полиций, а полиции штата Нью-Йорк.

    - Они убили его низко, подло, - рычал экс-комиссар. А О'Брайен задумчиво пробормотал:

    - Меня поражает не то, как его убили, а то, что его убили вовремя.

    Мегрэ тоже думал об этом, и тут трудно было усмотреть простое совпадение.

    В течение многих лет никто не интересовался стариком Анджелино, который мог просиживать целые дни на своем стуле на виду у прохожих и каждое утро, как большой добрый пес, совершать небольшую привычную прогулку.

    Не далее как вчера ночью, Мегрэ несколько минут простоял перед портняжной мастерской. Он пообещал себе, никого об этом не оповещая, завтра утром приехать сюда опять и побеседовать со стариком.

    И вот, когда он приехал, оказалось, что кто-то позаботился лишить его возможности задать Анджелино кое-какие вопросы.

    - Действовать им пришлось быстро, - проворчал он, глядя на О'Брайена с невольной злостью.

    - Чтобы организовать подобный инцидент, времени нужно немного, если заранее знаешь все необходимые детали. Не скажу, что у нас существуют агентства, которые выполняют такую работу, но что-то вроде этого есть. В конце концов, достаточно знать, к кому обратиться, дать соответствующие указания и столковаться насчет оплаты. Таких людей называют наемными убийцами. Но ведь убийцы не могли знать, что старик Анджелино каждое утро переходит Сто шестьдесят девятую улицу в одно и то же время и в одном и том же месте. Кто-то должен был им сообщить - видимо, тот, кто нанял. И человек этот давным-давно знает привычки старика.

    Они серьезно посмотрели друг на друга, поскольку оба сделали из случившегося одинаковые выводы.

    С какого-то времени кому-то стало известно, что Анджелино может что-то рассказать, а это "что-то" угрожало чьему-то покою.

    Мегрэ вспомнил нервный облик и почти хрупкую фигурку Маленького Джона, его холодные светлые глаза, в которых не отражалось никаких человеческих чувств. Может быть, именно он и ость тот человек, который способен, не дрогнув, дать убийцам поручение, которое они выполнили сегодня утром?

    А ведь Маленький Джон когда-то жил на Сто шестьдесят девятой улице как раз напротив дома портного!

    Кроме того, если верить письмам к сыну, - а в них было нечто искреннее и трогательное, - Маленький Джон чувствовал какую-то угрозу и, несомненно, опасался за свою жизнь!

    Сын его исчез, едва ступив на американскую землю.

    - Они убивают… - после долгого молчания сказал Мегрэ, словно это был итог его размышлений.

    Так оно и было. Он подумал о Жане Мора и теперь, уже зная, что в игру вступили люди, способные на убийство, чувствовал угрызения совести.

    Он же должен был охранять молодого человека, обратившегося к нему за помощью. Не сделал ли он ошибку, несерьезно отнесясь к его опасениям и не обратив внимания на предостережения г-на д'Окелюса?

    - Итак, - начал О'Брайен, - мы имеем дело с людьми, которые защищаются или, вернее, нападают, чтобы защититься. Я спрашиваю себя, дорогой Мегрэ, что можете предпринять вы? Нью-йоркская полиция вряд ли захочет, чтобы вы вмешивались в ее дела. Да и на каком основании? Речь ведь идет о преступлении, совершенном на американской территории. Анджелино давно уже американский гражданин. И преступники, конечно, тоже. Мора принял наше подданство. Мак-Джилл родился в Нью-Йорке - я навел справки. К тому же эти двое не будут замешаны в дело, вот увидите. Что касается молодого Мора, то никто не подавал никаких жалоб, а его папаша как будто тоже не собирается это делать.

    Вздохнув, он поднялся:

    - Это все, что я могу вам сказать.

    - Вам известно, что сегодня утром моего бульдога не было на посту?

    О'Брайен понял, что Мегрэ говорит о Билле.

    - Вы мне не говорили, но я мог бы держать пари, что так оно и есть. Ведь кто-то должен был до утра сообщить о вашей вчерашней поездке на Сто шестьдесят девятую улицу. Знаете, на вашем месте я был бы крайне осторожен при переходе улиц. И еще избегал бы пустынных мест, особенно по вечерам. Ведь человека не обязательно сбивать. Можно, проезжая мимо на машине, дать очередь из автомата.

    - Я-то думал, что гангстеры существуют только в романах и фильмах. Да и вы говорили мне то же самое, а?

    - А я и не говорю о гангстерах. Просто даю совет. Оставим это. Как у вас дела с плаксивым клоуном?

    - Я дал ему задание, и он должен либо позвонить, либо зайти в "Бервик" в течение дня.

    - Если только с ним ничего не случится.

    - Вы так думаете?

    - Я ничего не знаю. И не имею права ни во что вмешиваться. Мне бы очень хотелось, чтобы вы последовали моему примеру, но, очевидно, это бесполезно.

    - Да.

    - Что ж, желаю успеха. Позвоните, если будет что-нибудь новенькое. Может, я совершенно случайно увижу моего коллегу из нью-йоркской полиции, который занимается этим делом. Не исключено, что в разговоре он поделится со мной кое-какими сведениями, которые смогут вас заинтересовать. Не приглашаю вас позавтракать: иду на ленч с двумя моими шефами.

    Все это было не похоже на первую их встречу и беседу, пронизанную хорошим настроением и легким юмором.

    У обоих было тяжело на сердце. Эта улица в Бронксе с итальянскими лавками и детворой, где жизнь текла, как в предместье, и где неуверенной походкой прогуливался старик, которого сегодня зверски сбили машиной…

    Мегрэ хотел было зайти перекусить в кафетерий, но так как "Сент-Рейджи" был недалеко, решил заглянуть туда в бар. Он ничего не ожидал, разве что увидеть Мак-Джилла, который вроде бы заходит туда выпить коктейль.

    В самом деле, тот оказался в баре в обществе очень хорошенькой женщины, Он заметил комиссара и, здороваясь, привстал.

    Должно быть, потом он рассказал о нем своей даме, так как та с любопытством принялась разглядывать, Мегрэ, не переставая при этом курить сигарету, испачканную помадой.

    То ли Мак-Джилл действительно ничего не знал, то ли обладал незаурядной выдержкой - казалось, он чувствует себя превосходно. Мегрэ пил коктейль в одиночестве, и потому Мак-Джилл, извинившись перед дамой, встал и подошел к комиссару с протянутой рукой:

    - Я не сержусь, что вижу вас здесь: после того, что произошло вчера, мне хотелось поговорить с вами.

    Мегрэ сделал вид, что не замечает его руки, и секретарь сунул ее в карман.

    - Маленький Джон вел себя с вами грубо и, что еще хуже, бестактно. Поверьте, он не столько зол, сколько именно бестактен. Привык, что все ему подчиняются. Малейшее препятствие, малейшее противоречие раздражают его. Ну и, наконец, у него весьма своеобразное отношение к сыну. Это, если хотите, интимная, тайная сторона его жизни, которую он ревниво охраняет. Вот почему он рассердился, увидев, что вы против его желания занялись этим делом. Могу сказать по секрету, что после вашего приезда он перевернул вверх дном Нью-Йорк, чтобы отыскать Жана Мора. И отыщет - возможности у него есть. Конечно, во Франции, где вы могли бы ему как-то помочь, он не отказался бы от вашего участия в поисках. А здесь, в городе, которого вы не знаете…

    Мегрэ сидел молча и никак не реагировал на эту речь.

    - Короче говоря, я прошу вас…

    - Принять ваши извинения, - бросил Мегрэ.

    - И его - тоже.

    - Это он поручил вам принести мне извинения?

    - То есть…

    - То есть вам почему-то не терпится заставить меня уехать.

    - Если вы так это воспринимаете…

    И тут Мегрэ, отвернувшись к стойке и взяв стакан, пробурчал:

    - Я воспринимаю это так, как считаю нужным.

    Когда он снова посмотрел в зал, Мак-Джилл уже сидел рядом с белокурой американкой; она о чем-то спрашивала его, но было ясно, что у него нет ни малейшего желания отвечать.

    Мак-Джилл стал мрачен, и, выходя из бара, комиссар почувствовал, что тот за ним следит; в его взгляде была тревога и злоба.

    Что ж, тем лучше!

    В "Бервике" Мегрэ вручили телеграмму, пересланную из "Сент-Рейджи". А в холле на диване его терпеливо ждал Роналд Декстер.

    Телеграмма гласила:

    Мегрэ сложил желтый листок и со вздохом спрятал в бумажник. Потом повернулся к печальному клоуну.

    - Обедали? - спросил он.

    - Я только что съел бутерброд с сосиской. Но если вы хотите, чтобы я составил вам компанию…

    Совместный обед позволил комиссару открыть у этого странного детектива еще одну неожиданную черту. Желудок Декстера, до того худого, что самая узкая одежда болталась на нем как на вешалке, обладал необыкновенной емкостью.

    Глаза его, едва он уселся за стойку кафетерия, загорелись, как у человека, который не ел уже несколько дней. Указывая на сандвичи с сыром и с ветчиной, он пролепетал:

    - Вы позволите?

    Он имел в виду отнюдь не один сандвич, а всю кучу и, заглатывая их, бросал по сторонам тревожные взгляды, словно опасаясь, что кто-то придет и помешает ему насыщаться.

    Ел он, не запивая. Громадные куски исчезали у него во рту с поразительной быстротой, причем один кусок проталкивал другой, но Декстер не испытывал от этого неудобств.

    - Кое-что я уже нашел, - все-таки удалось ему выговорить. Свободной рукой он порылся в кармане пальто, снять которое у него не было времени. Он положил на стойку сложенный листок бумаги. И пока комиссар его разворачивал, Декстер спросил:

    - Ничего, если я закажу что-нибудь горячее? Здесь это недорого…

    Это был всего-навсего проспект - когда-то такие проспекты актеры по окончании номера продавали в зрительном зале.

    И Мегрэ, который в те времена был завсегдатаем "При казино" около заставы Сен-Мартен, послышалось:

    Это была даже не открытка, а просто пожелтевший лист плотной бумаги.

    - Только, умоляю, не испачкайте, - попросил клоун, принимаясь за яичницу с беконом, - мне ведь ее не отдали, а одолжили.

    Одолжить бумажку, которую на улице никто бы не поднял, - эта мысль показалась Мегрэ забавной.

    - Мне дал ее мой друг. Человек, которого я давно знаю, - он выступал в цирках как коверный. Знаете, это куда труднее, чем обычно думают. А он подвизался в этом амплуа больше сорока лет. Теперь он уже не встает с кресла - совсем старенький; вчера ночью я зашел к нему - он ведь почти не спит.

    Декстер говорил с полным ртом и поглядывал на сосиски, которые заказал его сосед. Несомненно, он съел бы и их, и огромный кусок пирога, облитого синеватым кремом, который вызывал у Мегрэ тошноту.

    - Сам он не знал "J and J": он играл только в цирке. Но у него есть уникальная коллекция афиш, программ и газетных вырезок о цирковых и мюзик-холльных семьях. Он вам точно скажет, что такой-то тридцатилетний акробат - сын такого-то воздушного гимнаста, женившегося на внучке человека, который работал партерным в силовом номере и в тысяча девятьсот пятом году надорвался в лондонском "Палладиуме".

    Мегрэ рассеянно слушал и разглядывал фотографию на желтом глянцевитом листке. А не мог ли бы тот старик рассказать ему про это фото? Изображение было скверным, отпечатано с таким крупным растром, что с трудом можно было разобрать лица.

    Два человека, оба молоды, худы. Отличало их только то, что у одного - скрипача - были длинные волосы. Мегрэ был убежден, что это тот, кто впоследствии стал Маленьким Джоном.

    Второй был в очках и с жидкими волосами; хотя он был еще молод, у него уже появились признаки облысения; закатив глаза, он дул в кларнет.

    - Да, конечно, закажите сосиски, - предложил Мегрэ, не давая времени Роналду Декстеру заговорить.

    - Вы наверняка думаете, что я голодал всю жизнь?

    - Почему?

    - Потому что это правда. Я всегда был голоден. Даже когда у меня были деньги. Я никогда не зарабатывал столько, чтобы наесться вволю. Пожалуйста, верните, мне эту бумагу - я обещал своему другу, что принесу ее назад.

    - Я сейчас отдам ее переснять.

    - О, я мог бы добыть и другие сведения, но только не сейчас. Мне и так пришлось упрашивать своего друга, чтобы он немедленно разыскал этот проспект. Мой друг прикован к креслу на колесиках и в полном одиночестве разъезжает по своей квартире, заваленной бумагами. Он уверял, что знает людей, которые могли бы сообщить нам с вами нужные сведения, но не захотел сказать, кто они. Думаю, он просто их не помнит. Ему нужно порыться в своих завалах. Телефона у него нет. А так как выходить он не может, это затрудняет дело. Но вы не беспокойтесь. "Ко мне придут… Ко мне придут… - повторял он. - Есть еще артисты, которые помнят старика Жермена и которые с удовольствием приходят поболтать с ним в его берлогу. Между прочим, у меня есть старая знакомая - когда-то она танцевала на проволоке, потом была ясновидицей в номере иллюзиониста и кончила тем, что стала гадалкой. Она приходит ко мне по средам. Заглядывайте иногда и вы. Как только что-нибудь найду для вас, дам знать. Но вы должны сказать мне всю правду. Речь ведь идет о книге про кафешантаны, не так ли? Сейчас уже есть книга о циркачах. Меня разыскали, все выспросили, взяли бумаги, а потом, когда книга вышла, мое имя даже не было упомянуто".

    Мегрэ понял, с кем имеет дело, понял, что такого человека нельзя торопить.

    - Будете ходить туда каждый день… - сказал он Декстеру.

    - Я могу сходить еще кое-куда. Увидите, я достану все сведения, которые вам нужны. Но мне придется попросить у вас еще небольшую сумму. Вчера вы дали мне десять долларов, и я поставил их вам в счет. Вот, посмотрите. Нет, нет, я хочу, чтобы вы посмотрели!

    И он вытащил засаленную записную книжку, на одной страничке было нацарапано карандашом:

    - Сегодня я попрошу у вас только пять, а то рискую слишком быстро растратить все деньги. Потом я уже не посмею просить у вас еще, а без денег не смогу вам помочь. Может, пять - это слишком? Тогда дайте четыре.

    Мегрэ дал пять и, протягивая деньги, почему-то внимательно оглядел клоуна, Старое пальто, ядовито-зеленая лента вместо галстука… Насытившись, Декстер не стал веселее, но взгляд его выражал бесконечную признательность и покорность, в которой было что-то тоскливое, щемящее. Такой взгляд бывает у собаки, которая нашла наконец доброго хозяина и умоляюще смотрит на него, надеясь увидеть на его лице одобрительное выражение.

    В эту минуту Мегрэ вспомнились слова капитана О'Брайена. Вспомнился ему и старик Анджелино, который сегодня утром, как обычно, вышел на прогулку и был подло убит.

    Мегрэ спросил себя, имеет ли он право…

    Это продолжалось всего миг - мгновенное колебание. Ведь он навлекает на старого клоуна опасность.

    "А вдруг его убьют?" подумал Мегрэ.

    Ему припомнился кабинет в "Сент-Рейджи", разрезной нож, сломавшийся в нервных пальцах Маленького Джона, потом Мак-Джилл, который в баре рассказывал американке про Мегрэ.