Буссенар Луи - Железная рука.

    Казино под экватором ^[1]. - Тихо!.. - Неизвестный. - Песня Мадьяны. - Креольская красота. - Недомогание, болезнь, возможно, отравление. - Коралловая змея. - Малыш Мистик. - Среди грохота. - Преследование в ночи. - У дома. - Атака.

    - Давай, Мадьяна, пой!

    - Да! Да! Пой!

    - Мадьяна! Ну же, песню!

    - Чего ты хочешь? Золотой пыльцы? Самородков? Слитков? На, держи!

    - Мы богаты и великодушны, черт возьми! Давай собирай! Только спой что-нибудь.

    Голоса, уже здорово "подогретых" посетителей казино, усиливались и смешивались в буре криков, воплей; то и дело слышалось "браво" под равномерный звон стаканов.

    - Песню! Песню! Песню!

    Всхлипы аккордеонов терялись в шуме, смешивались с прерывистыми звуками одышливого граммофона. У свечей в стеклянных стаканчиках вились сонмища комаров.

    Настоящий гвалт перекрывал жуткую симфонию ^[2] - уцепившись хвостами за верхние ветви деревьев, гигантов девственного леса, с визгом раскачивались обезьяны. Однако мужчины - их здесь пять или шесть сотен - с настойчивостью, близкой к ярости, требовали не визга, а песни. Они играли, курили, пили, кричали, переругивались, собирались группами перед массивными столами. Кого здесь только не было - высокие губастые негры с торсами ^[3], словно из полированного черного дерева, китайцы и аннамиты ^[4], курносые, с набрякшими веками; белые - бородатые или небрежно выбритые с черепами, щеками и подбородками, как у каторжников; индусы с изъеденными оспой физиономиями, с подвесками в ушах; индейские метисы ^[5], одни темнее, другие светлее; мулаты ^[6], арабы, краснокожие с размалеванными растительной краской лицами… И женщины: негритянки, индианки, мулатки, аннамитки и бенгалезки ^[7] с испугом, а больше с любопытством рассматривали интерьер ^[8] заведения.

    Казино разместилось в огромной соломенной хижине, очень вместительной, продуваемой со всех сторон, с толстой крышей из листьев тропических растений, с надежными стропилами красного дерева и с массивными столбами из розового, источающего тонкий запах.

    В общем-то обыкновенная хижина для защиты от жаркого солнца и ливней, но в ней шла адская игра, от которой захватывало дух и загорались глаза искателей удачи.

    - Ну же! Песню! Мадьяна, песню, черт побери!

    Публика волновалась, а "звезда" делала вид, что ничего не слышит.

    Понтеры ^[9], и те начинали ворчать, стоя перед грудами золота и привычно перебирая ловкими пальцами засаленные карты. В стаканах, чашках, плошках, кружках плескалось охлажденное питье, дымились горячительные пунши, приправленные перцем.

    На столах из грубо обтесанного красного дерева, среди пепла, окурков и липких лужиц разлитого питья валялись клинки, револьверы, золото…

    Оружие - чтобы защитить золото или немедленно прекратить пьяную ссору, остановить зарвавшегося игрока.

    Имелись тут мешки из грубой холстины. Их бока топорщились от зерен металла цвета охры ^[10].

    Встречались здесь и пояса, выделанные из кожи электрического угря ^[11], набитые желтым песком, они лежали, как живые, словно только-только пойманная рыба.

    Попадались и кисеты с золотой пылью, и перевязанные лианами ^[12] консервные банки, и волокнистые плоды (lecythis granliflora ^[13]), приспособленные под горшки, которые, кстати, не бьются. И наконец - причудливые сосуды, откуда доставались крепкие, как орех, самородки, которые катали по столу…

    И все это - золото!

    Да, золото, в разной форме, в разных видах, разного происхождения.

    Самородное золото с переливами; тусклое золото, грязное после выпаривания из ртути, золото в слитках, похожее на медь; золото, с трудом собранное по зернышку, доставшееся тяжелой работой; золото, награбленное мародерами ^[14], своего рода пионерами ^[15] этого дела; золото, припрятанное недобросовестными рабочими; золото, добытое ценой убийств.

    Это богатство было нагромождено на столах сотнями килограммов. Потом на него по щепотке, по ложечке или по горсточке будут играть в казино на экваторе.

    А сейчас все хотели услышать песню, словно на кон было поставлено достоинство этой разношерстной, разномастной публики. Крики усиливались. Опьяневшие гости стучали кулаками по столу, готовые разнести все заведение.

    Внезапно раздался выстрел: "Паф!" Затем второй, третий: "Паф!. паф!.."

    Дым, сверкание золотой россыпи, свист пуль погрузили всех на какой-то миг в оцепенение. Потом молчание прервалось. Посыпались вопросы:

    - Что такое? Кто-то что-то украл? Кто-то поссорился? Убили кого-то?

    Да нет, ей-богу, не то. Просто один человек так решил успокоить публику. Беспроигрышный прием, между прочим.

    Звонкий, приятного тембра ^[16] голос прозвучал в постепенно воцаряющейся тишине:

    - Мадемуазель Мадьяна, я слушал вас только что. И конечно, в восторге. Ваше пение слаще трелей соловья у нас, в старой доброй Франции. Это божественное пение arada в знойных дремучих лесах… Так соблаговолите выслушать меня. Я присоединяю свой голос к просьбе джентльменов, которые так громко кричат и умоляют вас, и говорю от имени всех нас, ваших почитателей: "Мадемуазель Мадьяна, еще одну песню!"

    Все повернули головы к человеку, нашедшему такой оригинальный способ заставить себя слушать, а его похвала девушке выразила общее мнение большинства присутствующих.

    Послышались крики:

    - Браво! Хорошо сказано!

    Но тут же кто-то недовольно, с ноткой зависти заворчал:

    - Какого черта ему нужно? Кто он такой? Откуда взялся?..

    Молодого мужчину никто не знал. Белые посетители, особенно с бритыми головами, устремили на него пристальные взгляды. У этих людей имелись все основания не любить новые лица…

    Ворчание и враждебные взгляды в сторону незнакомца не достигали цели. Он оставался совершенно невозмутимым. Высокий, хорошо сложенный, крепкий, ладно одетый во фланелевый цвета морской волны костюм. Его лицо с первого взгляда вызывало симпатию или антипатию - сие зависело от того, кто смотрел, но никогда - равнодушие.

    Большие серые глаза навыкате, простодушный, спокойный, примиряющий взгляд, который мог показаться нерешительным. Но время от времени в нем вспыхивало грозное пламя, - вот, пожалуй, то, что поражало в пришельце.

    Ухоженная вьющаяся бородка приятно охватывала свежее, чуть розовое лицо вновь прибывшего. Его пока не коснулась анемия… ^[17] Губы, пожалуй, слишком пухлые, улыбающиеся, а нос прямой, тонкий с подвижными ноздрями. Вид у него был бравый, решительный, это впечатление подкрепляли широкие плечи, выпуклая грудь, мускулистые, но изящные руки… И хотелось сказать: славный малый и, должно быть, надежный компаньон.

    Перед ширмой из зеленых растений, украшенной яркими цветами, появилась элегантная женщина.

    Публика, ставшая вдруг внимательной, почтительной, очарованной, пришла в восхищение:

    - О, Мадьяна!..

    Вновь раздались громкие, восторженные крики "браво". Да, это была она.

    Осанка королевы, лицо - как из мрамора, зубы - словно из жемчуга, глаза сверкают, будто два черных алмаза, и - шестнадцать лет! Возраст полного расцвета чудесной креольской ^[18] красоты.

    И это красивое имя, такое звучное и нежное одновременно даже в устах диких авантюристов: Мадьяна!.. В нем чувствовалась караибская ^[19] гармония ^[20], происхождением своим обязанная Мартинике тех времен, когда испанские конкистадоры ^[21] открыли Новый Свет! ^[22]

    Одетая в красное платье, подобие античного ^[23] пеплума ^[24], окутывавшее ее от плеч до пят, она была похожа на пурпурный ^[25] цветок, расцветший среди гигантских орхидей ^[26], любимых дочерей солнца, что выросли подле нее в окружении пышной зелени и поклонялись своей королеве.

    Ее роскошные, цвета красного дерева, волосы светились удивительными огоньками, очень нежными и живыми - то вспыхивали fulgores ^[27], спрятавшиеся в благоухающих косах. Мраморную шею обвивала маленькая ярко-красная змейка с выразительными, злыми глазами, чей раздвоенный гибкий язык непрерывно трепетал. Это единственное украшение необыкновенного, прекрасного существа было коралловой змеей! Ужасное создание, чей яд несет с собой смерть.

    Порой возникало впечатление, что девушка страдает каким-то недугом. Иногда она пошатывалась, и алмазный свет ее прекрасных глаз время от времени затухал. Однако Мадьяна призывала на помощь всю свою энергию и выпрямлялась, стараясь угодить грубой, требовательной публике.

    Красавица пела одна, без аккомпанемента, и великолепный, кристально чистый голос пробивался через завесу густого дыма и алкогольные пары. Толпа слушала, опустив глаза, взволнованная, очарованная, укрощенная, восторженная.

    Слова - посредственные, музыка тоже. Невозможно вообразить, как прозвучало бы все это в исполнении виртуоза. Однако девушка пела, как соловей, без школы, но искренне ей помогала интуиция ^[28]. Это впечатляло и умиляло слушателей.

    Она продолжала с видимым усилием:

    Тут Мадьяна остановилась, чтобы перевести дух, прежде чем перейти ко второму куплету. На время воцарилась тишина. Потом она взорвалась криками "браво". Одним, десятью, сотней. Слушатели, наэлектризованные и разгоряченные, аплодировали что есть сил.

    Хлопали руками, стучали рукоятками клинков, били посуду. Несколько неистовствующих посетителей разрядили в воздух свои револьверы; пули свистели, пробивали листья крыши, где ползали, охотясь за насекомыми, жирные змеи.

    Равнодушная к этой вспышке восторга, девушка покачнулась, отступила на шаг и, протягивая руки, стала инстинктивно искать опору.

    Незнакомец, пожиравший певицу глазами, перестал хлопать и выкрикнул:

    - Да она сейчас упадет!

    Как тигр он бросился к ней, перепрыгнул через стол, протаранил двойной ряд зрителей, затем упал на самую середину другого стола, отпихнул слитки золота, посуду, разбросал людей и, наконец, вспрыгнул на эстраду.

    Однако его уже опередили.

    Юноша, скорее даже мальчишка лет тринадцати - четырнадцати с обнаженной взлохмаченной головой, босыми ногами, вздернутым носом, глазами-буравчиками, белым фартуком на животе и огромным револьвером, протянул руки к падающей Мадьяне.

    Девушка заметила его и слабым голосом прошептала:

    - Ко мне, Мустик, ко мне… я… я умираю!

    - Не пугайся! Я с тобой. - Подросток постарался придать своему задрожавшему голосу твердость.

    Незнакомец тоже приблизился к девушке и тоже протянул руки, чтобы подхватить ее. Но мальчик остановил смельчака:

    - Берегитесь змеи, месье!

    - Что? Какой змеи?

    - Коралловой… На шее Мадьяны.

    Рептилия, разбуженная резкими движениями, зашипела и раскрыла пасть, готовясь укусить.

    Молодой человек, безумный в своем бесстрашии, не обращая внимания на опасность, обнял готовую упасть девушку.

    Змея снова зашипела и потянулась к его руке.

    - Минутку… подождите! - крикнул мальчик с забавным именем Мустик ^[29].

    Быстрый как мысль, ловкий как обезьяна, которая перехватывает на лету гадов с ужасным жалом, он поймал змею за хвост, повертел ею, как пращой ^[30], потом отбросил в сторону и сказал:

    - Не бойтесь! Теперь вам ничто не грозит. Однако и смелы же вы!

    - Благодарю тебя. Я в долгу не останусь.

    Все, что так долго пришлось описывать, длилось не более пяти-шести секунд.

    Мадьяна глубоко вздохнула и потеряла сознание. Мужчина заволновался:

    - Надо положить ее на пол. Быстро найди одеяло. И принеси свежей воды.

    - Нет, месье, ничего этого не надо. Не нужно здесь сней возиться.

    - Однако и медлить нельзя.

    - Возможно. Но тут столько каналий, по которым плачет каторга. Отнесем ее домой. Скорее! Скорее!

    Во время этого короткого разговора на помосте, образующем сцену, вокруг собралась толпа зевак. Раздались вопросы:

    - Что случилось? Обморок? Может, серьезное что-нибудь?

    - Ей помогут? Хорошо!

    - Пошли снова пить и играть… В конце концов песня не сравнится ни со стаканом водки, ни с игрой в карты.

    А незнакомец тем временем взял больную на руки - она весила не больше малого ребенка - и, ускорив шаг, понес домой, сопровождаемый Мустиком.

    Идя во тьме, прорезаемой мириадами ^[31] светлячков, мальчик вдруг достал из-за пояса револьвер и сказал:

    - Я ничего не имею против вас… Но все же - кто вы?

    - Друг.

    - Вот как? Я вас не знаю.

    - Понимаю и прощаю тебе твою недоверчивость. Но когда я говорю, что друг, это означает: всеми силами готов помочь бедняжке, пораженной в расцвете сил какой-то непонятной болезнью. Кроме того, у меня нет ничего общего с подозрительными завсегдатаями увеселительного заведения, где ты служишь.

    - Да, месье! Я - мойщик посуды, поваренок… Бой ^[32], как говорят англичане. То есть мастер на все руки. Ведь всякая служба хороша. Надо только быть честным, не так ли? И жить праведно, пока не нападешь на корзину с апельсинами! ^[33]

    - Желаю удачи! Однако… кто-то за нами идет. Ты не слышишь?

    - Кажется, да.

    По дороге попадались бараки, под крышами которых висели, изогнувшись, белые хлопковые гамаки, еле заметные при бледном свете звезд и светлячков.

    Путники сделали еще дюжину шагов, и мальчик сказал:

    - Нет сомнения, за нами идут.

    - Как ты думаешь, есть основание беспокоиться за…

    - За Мадьяну? Да! И серьезное. Эта внезапная болезнь у нее, такой сильной, совершенно неестественна. Думаю, ее напичкали лекарствами. И нехорошими.

    - Кто-то хочет ее убить?

    - Боюсь, что да. Очень боюсь.

    - А что тебя навело на эту мысль?

    - Среди местных парней всегда есть чего опасаться. А Мадьяна - целое состояние. О ее семье ходит легенда: они, мол, знают сказочно богатую жилу ^[34]. Что-то вроде Эльдорадо! ^[35] Понимаете? Об этом говорят и на ее состояние зарятся с тех пор, как всех здесь охватила золотая лихорадка.

    - Ну и что?

    - Да как же! Я видел, как вокруг Мадьяны бродят люди с мешками и веревками, сбежавшие от виселицы или гильотины и способные на все. И на меня косо смотрят. Есть от чего задрожать.

    - Ты любишь Мадьяну?

    - Она спасла мне жизнь. Я был бы счастлив умереть, лишь бы ее не коснулось страдание, какая-нибудь беда. А вы?

    - Вижу ее лишь в третий раз, приехал всего несколько дней назад. Но я из породы тех, что ищут опасности, этаких донкихотов ^[36]. Люблю рисковать, это сильнее меня. Не могу видеть человека в беде и не помочь ему.

    - Да вы - герой! Ладно, хватит болтать. Мы пришли.

    Отягощенные бесценной ношей, незнакомец и его провожатый подошли наконец к большому дощатому дому, который на фоне жалких построек был похож на монумент ^[37], вершину архитектурного роскошества.

    Мустик толкнул дверь и сказал:

    - Входите. Тут есть настоящая кровать. Там, в глубине. Вы увидите, ведь у Мадьяны в волосах полно светлячков…

    Он не успел закончить фразу. В нескольких шагах от них кто-то свистнул, и сразу же сбежалось несколько человек, которые угрожающе окружили Мустика и незнакомца. В сумерках сверкнула сталь клинков.

    Атака. - Отчаянная борьба. - Дабы защитить вход. - Подвиги мальчишки. - Револьвер Мустика. - Несказанная сила. - Пи…у…у…и! - На помощь! - Друг Фишало. - Разгром. - Незнакомец получает славное прозвище Железная Рука. - Сломанный ставень. - Пустой дом.

    Деваться было некуда, однако мужчина и мальчик не испугались. Сперва следовало куда-то положить бедную Мадьяну, хоть на какое-то время. А уж потом драться свободными руками.

    - Ты - храбрый парень, Мустик, - сказал незнакомец. - Прикрой нас, малыш. Я быстро вернусь.

    И, держа на руках все еще бесчувственную девушку, молодой человек исчез в наполненном сумерками доме.

    Мустик был словно выточен из дерева. Его мальчишеский голос резко контрастировал ^[38] с трагичностью происходившего:

    - Да, месье! Пусть даже придется умереть! Мальчик встал на пороге лицом к преследователям и, угрожая револьвером, закричал изо всех сил:

    - Остановитесь! Ни с места! Первый, кто пошевелится, расстанется с жизнью.