В общем, главное - заставить его гулять по меньшей мере две недели. За это время мы переберемся в Антийи, и тогда, раз мы уедем из Арамона, а кошмар, вероятно, по пути отстанет, мамаша Дюран сможет спать спокойно, чего я не могу ей обещать, пока Моке останется поблизости. Он принесет Вам дюжину куликов и зайца, которого мы подстрелили вчера, когда охотились в болотах Валлю. Самый нежный привет прекрасной Эрмини и тысячу поцелуев милой малютке Каролине. Ваш друг Алекс. Дюма". Моке отправился в путь через час после того, как письмо было закончено, и появился в Антийи через три недели. - Ну что? - спросил мой отец, видя Моке в добром здравии и прекрасном настроении. - Что с мамашей Дюран? - Что ж, мой генерал, - весело ответил Моке, - она меня оставила в покое, старая кротиха; похоже, за пределами округа она бессильна. 7 Со времени кошмара Моке прошло двенадцать лет. Мне исполнилось пятнадцать. Была зима 1817 - 1818 года. Увы! Моего отца уже десять лет не было в живых. Нам пришлось расстаться с садовником Пьером, с камердинером Ипполитом, со сторожем Моке. У нас больше не было ни замка Ле Фоссе, ни виллы в Антийи; мы жили в Виллер-Котре, в маленьком домике на площади напротив фонтана, и моя мать держала табачную лавочку. Там продавался еще охотничий порох, дробь и пули. Как я писал в своих "Мемуарах", я уже тогда был хоть и юным, но завзятым охотником. Вот только охотился в полном смысле слова я лишь в том случае, если мой родственник, г-н Девиолен, инспектор лесов в Виллер-Котре, с разрешения моей матери брал меня с собой. Все остальное время я занимался браконьерством. Для охоты и браконьерства у меня было чудесное одноствольное ружье с выгравированной монограммой княгини Боргезе (прежде оно принадлежало ей). Мой отец подарил мне это ружье, когда я был еще ребенком; после смерти отца наше имущество распродавали, но я так настойчиво просил отдать мне мое ружье, что его не продали вместе с другим оружием, лошадьми и экипажами. Больше всего я любил зиму. Зимой земля покрыта снегом, птицы не могут найти себе пропитание и прилетают туда, где для них рассыпано зерно. У некоторых из друзей моего отца были прекрасные большие сады, и мне позволяли охотиться там на птиц. Расчистив в снегу площадку, я бросал горсть зерна, прятался неподалеку и ждал. Одним выстрелом мне удавалось убить шесть, восемь, иногда десять птиц. Если снег задерживался, можно было надеяться, что затравят волка. Загнанный волк принадлежит всем. Это общий враг, преступник, объявленный вне закона. Каждый имеет право выстрелить в него. Так что можете не сомневаться, что, несмотря на протесты моей матери, видевшей в охоте двойную опасность для меня, я хватал свое ружье и первым оказывался на условленном месте. Зима 1817 - 1818 года была суровой. Снега выпало на фут, сверху подморозило, и уже две недели держался наст. И тем не менее ничего не происходило. Однажды около четырех часов пополудни к нам в лавочку зашел Моке, чтобы купить пороху. Сделав покупку, он подмигнул мне. Я вышел вслед за ним. - Ну что, Моке? - спросил я у него. - В чем дело? - Не догадываетесь, господин Александр? - Нет, Моке. - Не догадываетесь, что, раз я пришел за порохом к госпоже генеральше, вместо того чтобы купить его в Арамоне, то есть вместо четверти льё прошел целое льё, значит, я хочу пригласить вас на охоту? - Мой славный Моке! На кого же мы будем охотиться? - На волка, господин Александр. - Вот оно что! В самом деле? - Сегодня ночью он унес барашка у господина Детурнеля, и я преследовал его до самого леса Тиле. - И что же? - Этой ночью я наверняка увижу его, спугну, и завтра утром мы займемся им. - Какое счастье! - Только вот надо получить разрешение… - У кого, Моке? - У генеральши. - Ну, так пойдем к ней, Моке! Моя мать смотрела на нас из окна. Она подозревала, что готовится заговор. Мы вернулись в дом. - Моке, ты поступаешь неразумно, - сказала моя мать. - А что я такого делаю, госпожа генеральша? - спросил Моке. - Ты его сбиваешь с толку, он и так думает только об этой проклятой охоте! - Но, госпожа генеральша, это как у породистой собаки: его отец был охотником, сам он охотник, его сын будет охотиться - вы должны примириться с этим. - А если с ним случится беда? - Когда рядом Моке? Помилуйте, я отвечаю за господина Александра как за себя самого! Чтобы с сыном моего генерала что-нибудь случилось? Да никогда этого не будет, никогда в жизни! Моя бедная матушка покачала головой. Я повис у нее на шее. - Мамочка, - сказал я ей, - ну, прошу тебя! - Но ты сам зарядишь его ружье, Моке? - Будьте уверены! Шестьдесят зернышек пороху, ни одним больше, ни одним меньше, и пуля из тех, что по двадцать на фунт. - Ты от него не отойдешь? - Не дальше, чем его собственная тень. - Он будет рядом с тобой? - Я его поставлю между колен. - Моке! Я его доверяю тебе одному. - Вы получите его целым и невредимым. Ну, господин Александр, собирайте свои пожитки, и пойдем: генеральша разрешает. - Как! Ты его уведешь прямо сейчас, Моке? - Конечно! Завтра будет слишком поздно: на волка охотятся рано утром. - Ты что, хочешь с ним охотиться на волка? - Вы боитесь, что волк его съест? - Моке! Моке! - Да я же сказал вам, что присмотрю за ним. - А где будет ночевать мой бедный мальчик? - У папаши Моке, разумеется! Я положу на пол мягкий тюфяк, постелю простыни - такие же белые, какими Господь укрыл землю, - и дам ему два теплых одеяла; не бойтесь, он не простудится. - Ну, мама, не беспокойся. Пойдем, Моке, я готов. - И ты даже не поцелуешь меня, негодник? - Конечно, да, мамочка, и не один раз! И я изо всех сил сжал ее в объятиях, едва не задушив. - Когда ты вернешься? - Не волнуйтесь, если его не будет дома до завтрашнего вечера. - Почему? Ты же сказал, что охота будет утром! - Утром - это на волка; но, если нам не повезет, должен же мальчик подстрелить одну или пару диких уток в болотах Валлю. - Ну вот, ты его утопишь! - Черт возьми! - воскликнул Моке. - Если бы я не имел чести разговаривать с женой моего генерала, я бы сказал вам… - Что, Моке? Что бы ты сказал? - Что вы хотите сделать из вашего сына мокрую курицу. Но, если бы матушка генерала ходила за ним по пятам, как вы за этим мальчиком, он никогда не переплыл бы море и не оказался бы во Франции. - Ты прав, Моке, бери его с собой: я совсем потеряла разум. И матушка отвернулась, чтобы стереть слезу. Слеза матери - алмаз сердца, более драгоценный, чем жемчуг Офира. Я видел, как она скатилась. Я подошел к бедняжке и шепнул ей на ухо: - Если хочешь, мама, я останусь. - Нет, иди, иди, мой мальчик, - сказала она. - Моке прав: должен же ты когда-нибудь стать мужчиной. Я снова поцеловал ее и пошел догонять Моке. Пройдя сотню шагов, я обернулся. Матушка вышла на середину улицы, чтобы дольше видеть меня. Теперь я смахнул слезу. - Что это, вы тоже плачете, господин Александр? - спросил Моке. - Ничего, Моке, это от холода. Господь, подаривший мне эту слезу, не правда ли, ты прекрасно знаешь, что я плакал не от холода? 8 Уже совсем стемнело, когда мы добрались до дома Моке. Мы поужинали яичницей с салом и рагу из кролика. Затем Моке постелил мне. Он сдержал слово, данное моей матери: у меня был мягкий тюфяк, две белые простыни и два очень теплых одеяла. - Ну вот, - сказал мне Моке, - забирайтесь в постель и спите; может быть, завтра придется выходить в четыре часа утра. - Когда скажешь, Моке. - Да, да, вечером вы ранняя пташка, а завтра утром мне придется облить вас холодной водой, чтобы поднять с постели. - Согласен, Моке, если не встану с первого раза. - Что ж, посмотрим. - Тебе очень хочется спать, Моке? - А что, по-вашему, я должен делать в это время? - По-моему, ты мог бы рассказать одну из тех историй, какими развлекал меня, когда я был маленьким. - А кто меня разбудит в два часа ночи, если я до полуночи стану вам сказки рассказывать? Господин кюре? - Ты прав, Моке. - Вот и хорошо! Я разделся и лег. Моке бросился на свою постель не раздеваясь. Через пять минут он уже громко храпел. Я же больше двух часов ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть. Сколько бессонных ночей провел я в своей жизни перед началом охоты! Наконец к полуночи усталость взяла свое. В четыре часа я проснулся от резкого холода и открыл глаза. Моке стащил с меня одеяло и стоял надо мной, обеими руками опираясь на ружье, с трубкой в зубах. При каждой затяжке огонек трубки освещал его довольное лицо. - Ну что, Моке? - спросил я. - Что ж, мы его спугнули. - Волка? А кто это сделал? - Бедняга Моке. - Вот молодец! - Но угадайте, где зверь залег? Что за славный малый этот волк! - Где же, Моке? - Сто против одного, что не угадаете! В охотничьем угодье Трех Дубов. - Значит он попался? - Да, черт возьми! Три Дуба были небольшой зарослью деревьев и кустарника арпана в два посередине равнины Ларньи, примерно в пятистах шагах от леса. - А охотники? - продолжал я. - Всех предупредили; на опушке леса самые лучшие стрелки: Мойна, Мильде, Ватрен, Лафёй - в общем, все. С нашей стороны встанет господин Шарпантье, со стороны Валлю - господин Ошде, со стороны Ларньи - господин Детурнель, со стороны Ле Фоссе - вы и я; спустят собак, полевой сторож подбодрит их зычным голосом - и все кончено, волк у нас в кармане. - Моке, поставь меня на хорошее место. - Я же сказал, что вы будете рядом со мной, только вам придется для этого подняться с постели. - Ты прав, Моке. Брр! - Ладно, пожалею вашу молодость, подброшу хвороста в камин. - Моке, я не решался просить тебя об этом, но, право же, это было бы очень любезно с твоей стороны. Моке принес со двора охапку веток, положил их в камин, подправил ногой и бросил в середину зажженную спичку. Огонь занялся сразу и вскоре весело пылал в камине. Сев на скамейку, я стал одеваться. Уверяю вас, я справился с этим очень быстро. Моке был поражен моим проворством. - Ну вот, - сказал он, - теперь выпьем по капельке - и в путь! И Моке наполнил два стаканчика желтоватой жидкостью, которую я узнал, не пробуя. - Ты же знаешь, Моке, я не пью водки. - Вы впрямь сын своего отца. Но что же вы будете пить? - Ничего, Моке, ничего не надо. - Вы знаете поговорку: "В пустом доме черт селится". Послушайте меня, проглотите хоть что-нибудь, пока я буду заряжать ваше ружье, надо же выполнить обещание, данное вашей бедной матушке. - Ладно, Моке, тогда кусок хлеба и стакан пиньоле. Пиньоле - это слабое вино невинодельческих районов. Говорят, его надо пить втроем: один пьет, двое держат пьющего. Я привык пить пиньоле и мог справиться один. Пока я пил, Моке заряжал мое ружье. - Что это ты делаешь, Моке? - спросил я. - Помечаю крестиком вашу пулю. Мы будем стоять рядом, можем выстрелить одновременно, и - не из-за денег, я знаю, вы мне их отдадите, но из тщеславия, - если волк будет убит, я хочу видеть, чья пуля его убила. Так что цельтесь как можно лучше. - Я постараюсь, Моке. - Вот ваше ружье, оно заряжено: держите его стволом вверх. Идемте! Мы вышли. Я послушался совета старого сторожа. 9 Место встречи было выбрано на дороге в Шавиньи. Там уже были сторожа и несколько охотников. Через десять минут подошли остальные. К пяти часам без нескольких минут все были в сборе. Посовещавшись, решили окружить Три Дуба на большом расстоянии и, постепенно сходясь, сжимать кольцо. Надо было передвигаться как можно тише: хорошо известно, что господа волки уходят при малейшем шуме. Каждый должен был внимательно изучить дорогу, по которой предстояло идти: надо было убедиться в том, что волк еще в кустарнике. Полевой сторож держал собак Моке, связанных сворою. Все заняли свои места. Мы с Моке оказались на северной стороне, обращенной к лесу. Как и говорил Моке, это было лучшее место. Возможно, волк попытается уйти в лес и тогда выбежит прямо на нас. Мы прислонились к стволам дубов, стоявших на расстоянии пятидесяти шагов один от другого. Оставалось только ждать не двигаясь и затаив дыхание. На противоположной от нас стороне спустили собак. Раза два пролаяв, собаки замолчали. Полевой сторож вслед за ними вошел в рощу и, крича "Ату его!", стал бить палкой по деревьям. Но собаки, оскалясь, выпучив глаза, со вставшей дыбом шерстью, казалось, приросли к земле. Нельзя было заставить их сдвинуться с места. - Эй, Моке! - крикнул полевой сторож. - Похоже, волк лихой: Рокадор и Томбель не хотят с ним дела иметь. Моке не стал отвечать, потому что звук его голоса мог указать волку место, где находится враг. Полевой сторож продолжал идти вперед и стучать по деревьям. Обе собаки шли за ним, но двигались медленно, осторожно и не лаяли, а ворчали. - Разрази меня гром! - закричал вдруг полевой сторож. - Я чуть было не наступил ему на хвост. Ату его! Ату! Моке, на тебя, на тебя! В самом деле, что-то пулей неслось на нас. Зверь вылетел из кустарника и с быстротой молнии пробежал между мной и Моке. Это был огромный волк, почти белый от старости. Моке выстрелил в него из своей двустволки. Я увидел, как обе его пули отскочили в снег. - Да стреляйте же, стреляйте! - закричал он. Только тогда я вскинул ружье, прицелился и выстрелил. Волк сделал движение, как будто хотел укусить себя за плечо. - Попал! Попал! - воскликнул Моке. - Мальчику удалось! Воистину дуракам счастье! Но волк продолжал бежать вперед, прямо на Мойна и Мильде, двух лучших стрелков. Оба выпустили по одной пуле в сторону равнины и по одной - в кусты. Две первые пули, скрестившись, упали в снег, взметнув фонтаны. Они не задели волка, но две другие пули, без сомнения, попали в цель. Невозможно, чтобы два таких охотника промахнулись. Мойна при мне как-то убил семнадцать куликов. Мильде рассек надвое белку, перелетавшую с одного дерева на другое.
Охотники преследовали волка в лесу. Мы, затаив дыхание, смотрели на то место, где они скрылись из виду. Через некоторое время они вышли смущенные, качая головой. - Ну что? - крикнул им Моке. - Ну что, - ответил Мильде, махнув рукой, - он уже в Тай-Фонтене. - В Тай-Фонтене! - повторил изумленный Моке, - Что ж вы, промазали? - Почему бы и нет? Ты же в него не попал! Моке тряхнул головой. - Значит, здесь есть какая-то чертовщина, - сказал он. - То, что я промахнулся, - странно, но все-таки возможно. Но чтобы Мойна два раза подряд выстрелил мимо цели - нет, такого быть не может. - Но это так, бедный мой Моке. - Впрочем, вы его задели, - обратился он ко мне. - Я!.. Ты уверен в этом? - К нашему стыду; но это так же верно, как то, что меня зовут Моке, - вы в него попали. - Хорошо; но, если я его задел, это легко проверить: мы увидим следы крови. Давай, Моке, сбегаем, посмотрим. И я первый кинулся вперед. | 
