Знаками зуав просит сторожей принести ему мыло, воду, щетку. Они сейчас же доставляют ему все требуемое. Он моет руки, шею, лицо, чистит все платье и снова становится красивым молодцом-зуавом. Русские с удивлением смотрят на этого солдата, собирающегося идти на смерть, как на праздник. Часы идут, а майора нет. Что могло задержать его? Почему он не исполняет обещания? На колокольне бьет девять часов. Роковой момент наступил. Унтер-офицер входит в каземат и приглашает Сорви-голову следовать за ним. Сорви-голова встает, кладет письмо на стол и идет за унтер-офицером. У двери взвод солдат. Короткая Команда-Солдаты окружают зуава и пускаются в путь. Снаряды падают безостановочно. Для казни выбрали уголок дороги позади третьей линии укреплений. Сорви-голова идет вперед, бросая тоскливые взгляды вокруг. "Майор не идет! – думает он. – Почему? Что с ним случилось?" Через пять минут приходят на место казни. Унтер-офицер объявляет зуаву, что ему не свяжут руки и не завяжут глаза. Это выражение симпатии врага глубоко трогает Сорви-голову. Спокойно, без театральных поз, он встает лицом к солнцу, не надеясь более, ожидая смерти. Раздается короткая команда и теряется в шуме выстрелов и грохоте пушек. Солдаты заряжают ружья и целятся… Сорви-голова стоит спокойный и смелый. – Прощай, отец! Прощай, мать! Прощай, Буффарик, Соленый Клюв, прощайте товарищи, полк, Роза… все, кого я любил! Унтер-офицер открывает рот, чтобы произнести последнюю команду, как вдруг раздается ужасный крик, отчаянный вопль, от которого вздрагивают солдаты и Сорви-голова. Солдаты опускают ружья, сбитые с толку. К ним, задыхаясь, подбегает бледный окровавленный человек огромного роста. Лицо его покрыто кровью, форма порвана. – Стойте! Стойте! Слава Богу… я пришел вовремя! Двумя прыжками он бросается к зуаву, закрывает его своим телом и кричит: – Сорви-голова! Это письмо… Мишель Бургейль… я хочу знать правду… Кто ты, Сорви-голова? – Я вас обманул, – тихо отвечает зуав. – Мишель Бургейль – мой отец, я – Жан Бургейль! – Я знал это… если б я не поспел вовремя! Ты будешь жить… я твой брат! Слышишь, Жан Бургейль, я твой брат! ГЛАВА VIII
Мучения матери. – 18 лет. – В Эльзасе. – Похищение ребенка. – Цветник. – Нечеловеческая радость. – Мать и дочь. – Воспоминание о Сорви-голове.
Между тем в лазарете, окруженная заботами доктора Фельца, дама в черном медленно, каким-то чудом стала поправляться. В тот момент, когда майор с криком "я твой брат!" прикрывает собой и спасает Сорви-голову, дама в черном случайно узнает о существовании цветника перед фортом Вобан. Она сильно взволнована. Конвульсии потрясают все ее тело. Кровь с силой приливает к голове. Несчастная женщина кричит и лепечет несвязные слова. Бегут за доктором. Доктор Фельц делает кровопускание и хлопочет около больной. Наконец все облегченно вздыхают. Княгиня приходит в себя, спазмы утихают, она спасена! Теперь она говорит, говорит без умолку, спокойно, тихо. Доктор скромно удаляется. Роза, ее мать и сержант подходят к больной. – Да, – говорит больная монотонным голосом, – я покинула Россию и приехала во Францию… Быстрое путешествие… мы спешили… отчего? Да, да… мой муж был секретарем русского посольства в Париже, и я ехала к нему… О, как давно это было! Восемнадцать лет, как я оплакиваю мое счастье… свою скучную, безрадостную жизнь! Восемнадцать лет! Это было в 1835 году. – В 1835 году, слышишь, Кэт? – говорит Буффарик, – Слышу, слышу… Бедная женщина! – Две кареты следовали одна за другой, – продолжает больная, – в первой находился багаж и слуги, во второй сидела я с моей дочкой, моей радостью, малюткой Ольгой. Ей было шесть месяцев… я кормила ее сама, обожала и жила только ей. Долго ехали мы, проехали герцогство Баденское, оставалось перебраться через Рейн, и – Франция! Цыгане, негодяи, украли мою дочку! Понимаете, украли! Мою дочь, мою любовь! Я не знаю, как это случилось… Вероятно, пытались захватить наш багаж, деньги… Первая карета проехала благополучно, наша перевернулась на бок… Я думала только об одном – сберечь мою дочку, охранить ее от ушибов… я сжимала ее в объятиях… мою Ольгу! Потом я потеряла сознание и когда очнулась на свое несчастье, ребенка не было со мной… она исчезла… Я звала, кричала, как сумасшедшая… Никто ничего не знал, никто не мог сказать, меня сочли за сумасшедшую! Роза, с глазами, полными слез, слушает печальный рассказ. – Сударыня, не говорите более, – произносит она, наклоняясь к больной, – эти воспоминания тяжелы для вас. Вам будет дурно… – Не бойся, дитя мое, – прерывает ее больная, – я должна говорить, высказать мое горе. Что-то неумолимое заставляет меня рассказывать вам. Мне лучше теперь! Слушайте, добрые, верные друзья мои! Я узнала только одно, что в момент катастрофы около кареты толпились оборванные подозрительные люди. Несомненно, они украли мою дочку и убежали с ней. Гнаться за ними – поздно! Что делать? "Вперед, живее, без остановок!" – кричу я кучеру. Лошади понеслись. Мы приезжаем на берег Рейна. Таможенные чиновники останавливают кареты, хотят осмотреть багаж, чемоданы… Я прихожу в отчаяние, думаю только об одном – отыскать мое дитя! Кричу, подгоняю кучера… Лошади несутся, но таможенники снова останавливают нас, задерживают, рассматривают сундуки и пакеты… Время идет! Я кричу, плачу, проклинаю их! Эти люди безжалостны… Они пропустили негодяев, укравших мою дочь, и остановили меня, чтобы взять с меня деньги. Я бросаю им кошелек, прошу поскорее отпустить меня. Меня обвиняют в сопротивлении, в насилии, в оскорблении, везут в Страсбург и сажают в тюрьму. Боже мой! Мой русский паспорт кажется им подозрительным, они кончают тем, что подозревают меня в шпионстве. Шпионка! Я, княгиня Милонова, подруга царицы, жена известного дипломата! Три дня и три ночи тянулась эта история, пока не выяснилась вся нелепость обвинения. Чиновники явились ко мне с извинениями. За меня вступилось русское посольство. Министр иностранных дел и министр юстиции приказали найти ребенка, и полиция усердно исполняла свой долг. Обыскали города, местечки, деревни, фермы, пока я сама бегала по всем дорогам и звала мою дочь. Дни проходили в тоске и унынии. Один раз у меня мелькнул луч надежды. Лесники напали на след цыган, которые торопились добраться до Бадена, и успели захватить старуху-цыганку. Испугавшись угроз и надеясь на награду, она рассказала многое. Цыгане действительно украли дитя, но, испуганные преследованием и грозящей им тюрьмой, бросили дитя по дороге, положили его перед дверью маленькой крепости, находившейся неподалеку от дороги в Кельн. "Когда это было?" – спрашиваю я. "Сутки тому назад", – отвечает старуха. "Веди меня туда!" Мы идем, спешим. Вот и крепость, называемая форт Вобан. Перед ней целый цветник рождественских роз. "Вот тут положили ребенка!" – говорит цыганка. Я бросаюсь в крепость и встречаю сторожа, старого солдата. "Дочь моя! Где дочь моя? – кричу я. – Вы слышали, видели, должны были видеть… найти ее!.. Отдайте мне мою дочь, ради Бога, и я отдам вам целое состояние!" Сторож не понимает меня! Он ничего не видел… не знает. Никакого следа моей дочери… ничего… Всякая надежда потеряна… дочь моя исчезла, я никогда не увижу ее! Удар слишком жесток… Мозг мой не выдерживает, сердце перестает биться… Я падаю и теряю сознание. Долго боролась я со смертью, много дней и ночей лежала без сознания. Я звала мою дочь… мое потерянное дитя! Смерть не взяла меня, я осталась жить и проклинать Францию, где потеряла свое счастье. С того дня я не переставала оплакивать моего ребенка, не снимала траура! Тяжелое молчание воцаряется по окончании этого трагического рассказа. Тетка Буффарик отчаянно рыдает. Сержант, бывавший во многих битвах, видавший смерть лицом к лицу, плачет как ребенок. Он спрашивает свою жену взглядом. – Говори! Все говори! – отвечает она. – Боже мой! Бедная дама! – Да, сударыня, вы жестоко страдали, – говорит Буффарик. – но вы были неустрашимы в скорби. Будете ли вы сильны перед большой неожиданной радостью? Княгиня вздрагивает всем телом. – Говорите, друг мой, говорите… я не надеюсь более… я так страдала… – Ваши страдания кончаются, сударыня, честное слово солдата! Но не пугайтесь! – Умоляю вас, говорите! – Позвольте мне окончить в нескольких словах историю бедной покинутой малютки! Княгиня делает нетерпеливый жест. – Старая цыганка сказала вам правду, – продолжает сержант, – цыгане положили малютку в цветник и убежали. Была ночь. Бедное создание отчаянно кричало. В это время три человека вышли из форта Вобан: старик, молодая женщина и молодой человек; последние повенчались только накануне. Он, солдат, должен был присоединиться к своему полку. Жена со своим отцом сопровождали его. Молодая женщина слышит крик ребенка, поднимает его и прижимает к груди: – Покинутое дитя! Маленькое бедное создание! Возьмем его с собой… воспитаем, вырастим! – Я буду ему дедушкой, – добавляет старик, – вы усыновите ребенка? – Откуда вы знаете все это? – прерывает княгиня сержанта. – Минутку терпения! Это покинутое дитя – ваша дочка! – Ну, дальше, говорите же! Умоляю! – Старый солдат был сторожем крепости Вобан и направлялся вместе со своими детьми в отпуск. Вместо него сторожем назначен был другой солдат, прибывший в крепость накануне вечером. Вы спрашивали именно его о ребенке; понятно, он ровно ничего не знал. К довершению несчастья, в ту эпоху не было ни железных дорог, ни телеграфа, ни газет! Никто из нас ничего не знал о вашем несчастье! – Но кто эти честные люди, эти золотые сердца? – Старик, – отвечает сержант Буффарик с влажными от слез глазами – это дед Стапфер! Молодая женщина – это моя жена Кэт, мужчина – я, сержант Буффарик! – А дитя? Где дитя? – спрашивает хриплым нечеловеческим голосом княгиня. – Где моя дочь? – Мы не знаем ее имени, мы назвали ее Розой… в память цветника с розами, где мы ее нашли! Роза – наше приемное дитя… Она – ваша дочь, сударыня! Буффарик рассказывает медленно, действует с таким тактом, что по мере его рассказа княгиня понемногу узнает, что ее дочь жива, что она увидит ее, что ее маленькая Ольга превратилась в прелестную девушку Розу, которая спасла ее от смерти. Таким образом, радость не сразу нахлынула на измученное сердце матери. Что-то безумное на минуту мелькает в глазах княгини, потом слезы текут ручьем и гасят старую скорбь. – Ольга! Дорогой мой ангел! Любовь, жизнь моя! Любимая моя Роза! Моя гордость! Моя радость! Красавица, добрая, великодушная! – лепечет счастливая мать. Молодая девушка стоит на коленях перед постелью. – Вы моя мать! Как я люблю вас… давно, давно… Знаете… в первый раз. когда я увидела вас на Альме, я почувствовала словно удар в сердце! – говорит она нежно, целуя руку княгини. Сержант и его жена, совсем растроганные, тихонько встают и хотят удалиться… – Останьтесь, друзья мои! – говорит княгиня. – Вы никогда не будете лишними, мое счастье лишено эгоизма, я хочу делить его с вами. Роза – моя дочь, но и ваша! – Как вы добры, сударыня! – восклицает тетка Буффарик. – Нам очень тяжело при мысли, что мы можем потерять нашу любимую Розу! – Да, сударыня, – с достоинством отвечает сержант, – мы очень счастливы, видя вашу радость, но мы очень любим Розу… Роза тихо обнимает маркитантку и сержанта и говорит им: – Вы оба останетесь для меня папой и мамой Буффарик! Я всегда буду любить вас всем сердцем! Благодаря вам я нашла свою мать… Не сердитесь, я хочу своей любовью и нежностью вознаградить ее за все страдания! – Ах, Розочка, маленький соловей! – отвечает сержант. – Люби свою мать, люби горячо, она так много страдала! Княгиня нежно улыбается. – Поверьте, я не отниму у вас Розу… Когда кончится эта ужасная война, мы не расстанемся более… Но когда это кончится? Словно в ответ на слова княгини вдали слышится грохот пушек. Пока они упиваются своим счастьем, французы и русские продолжают убивать друг друга. – Когда? – говорит, тяжело вздыхая, княгиня. – Скоро, сударыня, надо надеяться, – отвечает Буффарик, – война унесла много жизней, не считаю нашего Жана, и мы очень беспокоимся о нем. Милый Жан! По нем кое-кто очень скучает, не правда ли, Роза? – Бедный Жан! – вздыхает Роза, краснея. – А, Роза! Ты интересуешься каким-то Жаном? – спрашивает княгиня улыбаясь. – Простите, сударыня, – наивно прерывает ее Буффарик, – наш Жан – простой солдат, первый зуав Франции! Красив, как сказочный принц, силен, как Самсон, храбр, как Боске… вся армия обожает его… – Значит, настоящий герой, – улыбается княгиня. – Ты очень любишь этого солдата, Роза? – Очень! – Как его зовут? – Сорви-голова! – Мой враг! – восклицает княгиня, нахмурив брови. – Но какой великодушный враг, сударыня! Сколько раз рисковали вы погибнуть от его пули! Но он удивлялся вашей храбрости и приказывал щадить вас. – Хорошо, но Сорви-голова – это прозвище, каково же его настоящее имя? – Жан Бургейль, – отвечает Роза. – Бургейль! – восклицает княгиня. – Не родственник ли он старому гвардейскому офицеру из армии великого Наполеона? – Да, сударыня, Жан – сын командира конных гренадер, старого Бургейля! – О Роза, Роза! – восклицает княгиня. – Новая радость! Ты не могла сделать лучшего выбора, как полюбив Жана Бургейля! ГЛАВА IX
Братья-друзья. – Приключения офицера Великой армии. – Новая семья. – Неумолимый губернатор. – Перед Остен-Сакеном. – Та, которой не ждали. – Двоюродные братья княгини. – Последняя битва.
Вернемся в Севастополь. Сорви-голова, суровый солдат, едва может прийти в себя и испускает радостный крик. Как хорошо чувствовать себя живым, спасенным! На одну минуту герой испытывает слабость, сердце его бьется, на глазах слезы… Он жив, и человек, который спас его, неприятель, русский офицер, называет его братом, душит в объятиях! – Жан! Брат мой! Тебя не убьют, не тронут! Нет! – бормочет майор. – Вы – мой брат! Мой спаситель! Но как же? Я сойду с ума от радости! Какое счастье! Мой брат – храбрейший солдат русской армии… благороднейшее сердце! – Жан! Я горжусь еще более. Ты – герой французской армии! Между тем унтер-офицер и солдаты, разиня рот, созерцают эту трогательную сцену, и, не зная, что делать, стоят неподвижно. – Казнь отменяется! – кричит им майор. – У меня приказ. Ступайте! Я отвечаю за пленника! Солдаты мгновенно исчезают. Офицер и сержант, братья-друзья, идут под руку. – Но, брат мой, – говорит Жан, – ваше русское происхождение… ваше имя… – Жан, прежде всего говори мне "ты" как брату. Это моя просьба! – Хорошо, постараюсь! Огромная бомба падает в десяти шагах от братьев и осыпает их ливнем осколков. – К вашим услугам! – кричит Жан, смеясь. – Правда, я должен сознаться, что схожу с ума, вернувшись издалека… ощущая в себе жизнь, обязанный всем моему брату Павлу Михайловичу! Все же тут тайна, и я ничего не понимаю! – Ты скоро поймешь, Жан! В России называют по отчеству… Нашего отца зовут Мишель. Значит, я – Павел Михайлович. Фамилия моя Бургейль! Все это просто и в то же время необыкновенно. Но знаешь, Жан, с первого взгляда ты удивительно походишь на отца. У тебя – его взгляд, его голос, улыбка, его рост и жесты. Постой, мы пришли! Братья останавливаются перед низеньким домиком с разбитыми окнами. – Я живу здесь! – говорит майор. – Пойдем, у нас остается два часа… времени… – Только два часа!? – Ведь если я спас тебя от смерти, Жан, все же ты осужден на смерть! Надо выиграть время, получить помилование… У нас законы беспощадны! – Хорошо! Подождем, – беспечно отвечает Жан, – а пока поболтаем! Расскажи мне, дорогой Поль, каким образом ты – мой спаситель – оказался моим братом? – Это очень печальная история, – отвечает майор, – я дрожу при мысли, что мы могли убить друг друга! Я все расскажу тебе. Слушай! Это было в 1812 году. Россия и Франция воевали. Война была ужасная, ожесточенная, беспощадная. Французская армия победоносно вступила в Москву. Потом пожар Москвы… разрушение… Французы намеревались провести зиму в Москве, и разрушение ее было несчастьем для них, так как они рисковали умереть от голода и холода. Началось отступление, ужасное, гибельное. Зима стояла суровая, и французы гибли тысячами. | 
