Буссенар Луи - Без гроша в кармане.

    Только он подумал об отдыхе, как у двери зазвенел электрический звонок. Досадуя, джентльмен вскочил с кресла и пошел отворять. Вошли две какие-то темные личности, похожие на сыщиков.

    - Что вам угодно? - нахмурился Бессребреник.

    Один из незнакомцев притронулся к засаленному борту поношенной шляпы и отвечал:

    - Я - мистер Пиф, а это мой товарищ - мистер Паф.

    Худой, как гвоздь, длиннолицый, крючконосый, с большим и тонким, точно саблей прорезанным, ртом, лопоухий, в длиннополом поношенном сюртуке, мистер Пиф напоминал Дон-Кихота, переряженного в пастора, лишенного сана. Глаза у него были холодные и проницательные.

    Мистер Паф представлял резкую противоположность своему товарищу. Круглый, коротконогий, с огромным животом, с апоплексической шеей, грушеобразным красным носом, двойным подбородком, с перстнями на жирных руках, он имел вид обжоры и пьяницы; однако взгляд у него был замечательно быстр и энергичен.

    Бессребреник смотрел на них, как человек, желающий поскорее сплавить докучливых посетителей.

    Мистер Пиф продолжал своим густым басом:

    - Мистер Паф - бывший сыщик… Я тоже… Мы вновь обратились к нашей специальности благодаря мистеру Джиму Сильверу.

    - Да мне-то какое до этого дело?

    - Очень большое. Мистер Сильвер поручил нам повсюду сопровождать вас.

    - Как?.. Что?..

    - Дабы следить за точным исполнением условий заклада.

    - Действительно ли у меня не будет даже гроша в кармане - это нужно проверить?

    - Именно. За довольно кругленький гонорар мы обязались дать серебряному королю подробный отчет о вашем оригинальном путешествии.

    Мистер Паф перебил коллегу пронзительным голосом:

    - При этом запрещено помогать вам в чем бы то ни было.

    - Я ни за чем к вам и не обращусь! - воскликнул Бессребреник. - Но скажите, пожалуйста: для чего, собственно, сей визит?

    - Все очень просто, - вежливо, совсем не в американском духе отвечал мистер Пиф. - Вы - джентльмен выдающийся, и, чувствуя к вам большую симпатию, мы сочли долгом представиться. Ведь видеться придется ежедневно!

    - Сказать по правде, я не предвидел такого надзора за собой, но он мне нисколько не помешает, и потому охотно готов пожать вам руки, прежде чем сказать "до свидания".

    Пиф и Паф остались очень довольны приемом и, попрощавшись, немедленно отправились занять номер в гостинице.

    Только Бессребреник снова закурил сигару и уселся в легкое кресло-качалку, как зазвонил телефон.

    "Опять!" - полусмеясь-полусердясь подумал он.

    - Господин Бессребреник!

    - Что угодно?

    - Хотите писать корреспонденции в "Нью-Йорк Геральд", пока будете путешествовать?

    - Отчего же нет?

    - Редакция заплатит вам сколько пожелаете.

    - Я согласен на обыкновенный ваш гонорар.

    - Два шиллинга за строчку.

    - Отлично!

    Бессребреник подумал про себя: "Это будет мне хорошей поддержкой".

    Он снова бросился в качалку и закурил сигару. Но опять зазвонил телефон.

    Бессребреник начал уже сердиться.

    - Господин Бессребреник!?

    - Я.

    - Не возьмете ли вы фотографический аппарат фирмы…

    - Нет!

    Другой собеседник предложил:

    - Не хотите ли принять макинтош от фирмы…

    - Нет!

    - Мистер Бессребреник!.. Мистер Бессребреник!.. Важное дело!..

    - Что такое?

    - Не прочтете ли вы сегодня лекцию в Политехническом зале?

    Новый вопрос:

    - Мистер Бессребреник, не примете ли вы от ваших поклонников приглашение на послезавтра на "цветной" обед в Чикаго?

    - С удовольствием!

    - Итак… мы на вас рассчитываем.

    Телефон продолжал звонить. В сердцах Бессребреник вырвал из аппарата блестящий черный шнур, ударив им об пол, будто плеткой.

    - Довольно!.. Голова трещит! Сегодня - лекция, завтра поездка в Чикаго на "цветной" обед… Довольно, довольно!

    Избавившись от телефона, джентльмен спокойно докурил сигару, покачался в кресле и заснул. Проснувшись к обеду, он с большим аппетитом поел, потом привязал к ноге шагомер и пешком отправился в Политехнический зал читать лекцию.

    У дверей гостиницы он увидал негра Снеговика и в свою очередь расхохотался: Снеговик оделся в газеты, которые прежде прикрывали Бессребреника, и старался продавать ваксу. Но торговля шла плохо: он назначил сумасшедшую цену, и над ним только смеялись.

    Истратив все деньги, он вынужден был теперь кусать локти. Увидав Бессребреника, негр смиренно приблизился к нему и жалобно проговорил:

    - Бедный Снеговик несчастен. Он разорился. Торговля его пропала. Не нужен ли вам слуга?

    Джентльмену стало жаль его. Совсем не подумав о том, что придется кормить и таскать за собой лишнего человека, он сказал:

    - Ступай за мной.

    От радости Снеговик подпрыгнул, одним взмахом руки сбросил в ручей все принадлежности своего ремесла и, улыбаясь до ушей, пошел за новым хозяином.

    Когда Бессребреник вошел в зал, он был набит до отказа. Джентльмена встретили громкими аплодисментами и криками "браво!". В первом ряду сидели мистеры Пиф, Паф и миссис Остин с карандашом и книжкой в руке.

    Поставив за собой слугу, Бессребреник поклонился публике и начал лекцию. Он не готовился совершенно, говорил по вдохновению и решительно обо всем: о больших путешествиях, о мореплавании, о воздушных шарах, о медицине, о кухне, о политической экономии, о промышленности, рассказывал удивительные истории о невероятных приключениях, трунил над американцами вообще и над своими слушателями в частности, продернул Джима Сильвера, серебряного короля, Пифа и Пафа, а под конец и самого себя. Лектора хотели нести на руках, до такой степени его беседа понравилась публике. Сбор оказался превосходным: около 15 000 франков. Для человека, не имеющего в кармане ни гроша, это было очень и очень много. Бессребреник тут же послал слугу приобрести приличную одежду и купить в конторе зала два билета до Чикаго. Как известно, железнодорожные билеты продаются в Америке везде.

    Через двадцать минут Снеговик вернулся, одетый ковбоем. Этот костюм - давнишняя его мечта - стоил 500 франков. В гостинице за помещение и стол было заплачено до следующих суток. У джентльмена оставалось, таким образом, еще 2850 долларов. Их следовало куда-нибудь сбыть, чтобы не нарушить условий пари.

    Золото и серебро он разменял на банковские билеты и достал портсигар, где лежали четыре сигары. Одну он предложил мистеру Пифу, другую мистеру Пафу, третью Снеговику, а четвертую взял себе. Затем свернул фитилем билет в 500 долларов и приказал слуге:

    - Держи и стой смирно!

    Точно так же свернул еще три билета, два из них отдал сыщикам, а четвертый оставил у себя.

    - Зажигай! - велел он негру, указывая на газовый рожок для курильщиков.

    Негр скорчил рожу и хотел что-то сказать, но Бессребреник перебил:

    - Слушайся или ищи другого хозяина!

    Негр с отчаянием исполнил приказание.

    - Хорошо. Подай теперь огня этим господам.

    Негр подал Пифу и Пафу горящую бумагу, от которой те зажгли свои билеты. Как настоящие американцы, они поняли и оценили поступок Бессребреника. И, сделав несколько затяжек, протянули ему руки:

    - Вы - большой человек. И, надо полагать, далеко нас заведете.

    - Я уверен в этом… Эй, Снеговик! В нашей кассе осталось еще 850 долларов. Возьми их себе. До завтрашнего дня можешь их пропить, проиграть, проесть, потерять… Но помни, что ты не имеешь права держать при себе хотя бы грош, покуда мы вместе. Не забудь также, что завтра в восемь часов утра едем в Чикаго.

    На станции, откуда отходил поезд в Чикаго, Бессребреник застал, как ожидал, Пифа и Пафа. После вежливого обмена приветствиями все трое сели в один вагон. Снеговик расположился рядом со своим господином. Они устроились и стали ждать свистка.

    Наконец, тяжелая машина, вздрогнув, тронулась.

    Оба сыщика уселись по-американски, опустив головы, положив ноги на спинку противоположного кресла. Снеговик, быстро перенимавший хорошие манеры, последовал их примеру, а для большей устойчивости еще и зацепился шпорами за обивку дивана. На диване сидел как раз его господин; но последний нашел эту фамильярность вполне естественной.

    Поезд, выбрасывая клубы дыма, минуя города, местечки, мосты, мчался через туннели, равнины, к великому изумлению негра, который до тех пор не мог себе вообразить, что свет так велик. Возбуждая костюмом ковбоя всеобщее любопытство, он был счастлив, принимал важные позы, выпячивал грудь, вообще рисовался.

    Но от Нью-Йорка до Чикаго дорога длинная, и после пяти-шести часов пути Снеговик почувствовал, что голоден, о чем и сообщил своему хозяину. Тот воскликнул:

    - Ах, а я об этом и не подумал!.. Только, видишь ли, у меня нет ни гроша в кармане; придется затянуть потуже пояса.

    Пиф и Паф вернулись в эту минуту из вагона-буфета, плотно закусив, веселые, с зубочистками во ртах.

    Снеговик, высунувшись из окна, впитывал в себя кухонные ароматы, которыми благоухал воздух, и бормотал:

    - Плохой вы негр, мистер Снеговик! Не приходится вам зажигать сигару зеленой бумажкой!.. Денег ни гроша, поесть не на что!.. Другой раз надо откладывать деньгу… экономить!

    - Попадись мне только с этим! - проворчал Бессребреник… - Вздумал экономить!.. Захотелось моей смерти?..

    Делать было нечего: голодный негр и голодный господин старались проспать те мили и часы, которые еще оставалось проехать. Их разбудил крик кондуктора.

    - Чикаго!.. Чикаго!..

    Выйдя из вагона, Бессребреник, никогда ничему не удивлявшийся, немало изумился при виде молоденькой женщины, одетой в изящный дорожный костюм. В руках у нее был плед на ремнях.

    - Здравствуйте, мистер Бессребреник.

    - К вашим услугам, миссис Остин.

    - Куда вы?

    - Еду на "цветной" обед.

    - К кому?

    - Не знаю.

    - Какая улица?.. Какой номер?

    - И того не ведаю.

    - И вы уехали из Нью-Йорка, не справившись?..

    - Тот, кто пригласил меня, сумеет отыскать… А вы?.. Вы здесь какими судьбами?

    - Я приехала этим же поездом. Вам не неприятно будет пройтись со мной под руку?

    - Буду весьма польщен, очень счастлив…

    Несметное полчище репортеров, фотографов, рисовальщиков, просто любопытных собралось на перроне. Миссис Остин взяла под руку джентльмена; Снеговик последовал за ними, Пиф и Паф делали все возможное, чтобы толпа не оттерла их.

    - Бессребреник! Бессребреник! - кричали репортеры. - Где вы, мистер Бессребреник?

    Неузнанный джентльмен уже был на улице, между тем как его искали по всем углам вокзала.

    - Как же вы намерены поступить дальше? - спросила миссис Клавдия.

    - Остановлюсь в "Атенеуме", объявлю о своем прибытии и стану зарабатывать на пропитание.

    - В таком случае проводите вначале меня…

    - Я только что собирался просить доставить мне эту честь.

    Они шли около получаса, и молодая женщина, наконец, остановилась перед роскошным отелем.

    - Войдемте, - предложила она.

    Бессребреник последовал за любезной хозяйкой.

    Они очутились в великолепном зале, где было несколько джентльменов и леди в нарядных туалетах. При появлении миссис Клавдии и ее спутника поднялся легкий ропот.

    - Господа, позвольте представить мистера Бессребреника - героя дня… Он принял приглашение на обед, которое я послала в Нью-Йорк. Мистер Бессребреник, - обратилась она к нему, - вы здесь у меня в гостях. Позвольте руку, и пройдемте в столовую.

    При этих словах молодая женщина сбросила серый каш-пусьер, окутывавший ее с головы до ног, и появилась в черном атласном платье-декольте, с черными жемчужинами в ушах и звездой из черных бриллиантов, воткнутой во вьющиеся пряди пепельных волос…

    Мистер Бессребреник был ослеплен. Он вежливо поклонился и проговорил:

    - Вы - волшебница!

    Все пошли в столовую, и при виде ее странного убранства у молодых леди вырвались восклицания испуга.

    Следует сказать два слова о "цветных" обедах - странной, оригинальной выдумке американцев.

    На этих обедах - голубых, желтых, зеленых или лиловых - все должно приближаться по тону к тому цвету, который избрала хозяйка дома.

    Все должно быть розовое или голубое, лиловое или желтое: убранство столовой, посуда, туалеты дам, блюда, десерт, бутоньерки у мужчин, даже драгоценные камни.

    Самый обыкновенный - розовый обед: торжество лососины, ростбифа, биска, томатов, креветок, кремов, редиски, красиво убранных пирожных, фруктов, роз.

    - Насколько я знаю, еще никто не давал черного обеда, - сказала, улыбаясь, миссис Клавдия. - И вот мне, женщине эксцентричной, пришло в голову устроить такой обед в честь ваших дебютов, мистер Бессребреник. Как вы находите, мой план выполнен успешно?

    - Чудесно! - отвечал, смеясь, джентльмен. - Невозможно, наверное, более своеобразно напомнить о недавнем прошлом тому, кто служил живой рекламой черной ваксы… Кстати, куда девался Снеговик, мой бывший хозяин, а теперешний слуга?

    - Не беспокойтесь. Мистер Пиф и Паф взяли на себя заботу о его черной персоне.

    - Прекрасно.

    Гости разместились по указанию хозяйки, и мистер Бессребреник, сидевший по правую ее руку, не без иронии смотрел на представившееся зрелище.

    А зрелище было странным и мрачным: огромная столовая, вся обтянутая черным, в том числе и потолок. Черный ковер на полу, стол, накрытый черной бархатной скатертью, на которой лежали меню и карточки с именами гостей, написанные белым по черному. Салфетки были черные, как и посуда и серебро. Прислуживали, само собой, негры, черные как уголь. Все дамы оделись в черное, и единственные украшения, допущенные хозяйкой, состояли из черных бриллиантов, черного жемчуга и оксидированного серебра.

    Впечатление от такого стола под волнами электрического света, лившегося с черного потолка, получалось действительно необычайным, и гости громко восхищались. Кушанья, которыми был уставлен стол, представляли целую гамму цветов, начиная от коричневого до совершенно черного.

    Здесь были колбасы и всякие припасы: черная редька, черный хлеб, поджаренное мясо с темными, странными на вид и на вкус соусами. Вино подавалось густого фиолетового цвета, как чернила, а кофе, естественно, черный. Белого было - только женские плечи, мужские манжеты и манишки, да и то многие нарядились в черное, поистине ужасное белье…

    Мистер Бессребреник после шестнадцатичасового путешествия не страдал отсутствием аппетита. Однако, не выпуская куска изо рта, он был любезен со всеми. Миссис Клавдия, сделавшая попытку удивить джентльмена, очень хотела знать, как понравилась гостю эта американская веселость под катафалком.

    Она подозревала, что мистер Бессребреник - иностранец, может быть даже француз, и вполне сознавала отсутствие хорошего вкуса в своем празднике. Мнение Бессребреника хозяйка ставила особенно высоко, так как вообще относилась к нему далеко не равнодушно.

    Любила ли она его?.. или ненавидела?.. Наверное, и то и другое вместе. Может, как раз оттого, что этот иностранец отнесся к ней равнодушно, миссис Клавдия обратила на него более внимания, чем на кого-либо другого. Кроме того, знакомство с ним ее интересовало, создавало ей успех, обращало внимание на ее поступки, а ради рекламы она готова была пожертвовать многим.

    - Скажите, наконец, что вы думаете обо всем этом? - спросила она мистера Бессребреника.

    - О чем именно?.. о поваре?.. о кушаньях?..

    - Мне хотелось бы знать ваше мнение обо всем.

    - Что же! Повар ваш совершил подвиг… придумать такие блюда - настоящий подвиг… Убранство тоже экзотично… А что касается гостей, я скажу, что они - янки - умеют ценить подобные проявления оригинальности.

    Миссис Клавдия капризно покачала своей хорошенькой головкой - пепельные кудри еще рельефнее выделились на черном фоне - и, состроив гримаску, проговорила:

    - Вы несколько жестоко относитесь и к моему празднику, и к его устроительнице…

    - Намереваетесь защищать янки и признаете у них вкус?

    - Я как американка…

    - Вы прежде всего женщина; ваш каприз - закон, и вы имеете на то право.

    - Вы уклоняетесь от ответа… Мой обед…

    - Я говорю, что очень приятно быть такой богатой и предлагать гостям подобные увеселения…

    - О, я знаю, что об этом подумают в Америке! Но в Европе?.. Вы не американец?

    - Кто знает…

    - Вы француз?

    - Может быть.