Александр Дюма - Бастард де Молеон - стр 2

- Значит, господин Эспэн, я совсем не буду упоминать о вашем бастарде, - сказал аббат, - ибо не хочу, чтобы люди, которые будут читать написанную мною историю, задавали себе тот же вопрос, что и я, не получая на него ответа.

- Черт возьми! - воскликнул мессир Эспэн. - Я расспрошу людей, постараюсь кое-что разузнать. Но для начала, метр Жан, поставьте на этом крест, ибо я сомневаюсь, чтобы вам когда-нибудь удалось об этом узнать даже от самого Молеона, если вам доведется его встретить.

- Ах! - воскликнул мессир Жан. - Мне кажется, я отдал бы свое аббатство за то, чтобы встретиться с этим человеком и чтобы он согласился поведать мне свою историю. Но, мессир Эспэн, вы все-таки закончите свой рассказ и сообщите мне, что сделали обе стороны, когда Монах был убит.

- Смерть Монаха положила конец сражению. Рыцари хотели вернуть украденные стада и своего достигли. Кстати, они знали, что после смерти Монаха знаменитый лурдский гарнизон, гроза всей округи, станет наполовину менее опасным, потому что часто вся сила гарнизона или войска заключается в одном человеке. Было условлено, что каждая из сторон заберет своих раненых и пленных, погибшие будут достойно похоронены.

Эрнотона де Сент-Коломба, совершенно израненного, увезли; мертвых погребли на том месте, которое топчут копытами наши кони. А чтобы столь отважный воин, как Монах, не был погребен вместе с простолюдинами, ему вырыли могилу по ту сторону высокой скалы, которую вы видите в четырех шагах от нас, и поставили там каменный крест с его именем, чтобы паломники, путешественники и доблестные рыцари могли, проезжая мимо, прочесть молитву за упокой его души.

- Пойдемте к тому кресту, мессир Эспэн, - предложил аббат, - и я от всей души прочту "Отче наш", "Ave, Maria" и "De Profundis"…

И, как бы подавая пример рыцарю, аббат сделал знак слугам подъехать ближе, бросил поводья лошади служке и спрыгнул на землю с нетерпением, которое свидетельствовало, что, когда речь заходила о делах рыцарства, славный летописец сбрасывал половину своих лет.

Мессир Эспэн де Лион поступил так же, и оба направились к указанному месту. Но, обойдя скалу, остановились.

Какой-то рыцарь, о чьем присутствии они даже не подозревали, стоял на коленях перед крестом; он был укутан в широкий плащ, под жесткими складками которого угадывалось полное воинское облачение. Голова его оставалась непокрытой, шлем лежал на земле, а в десяти шагах позади него, скрытый скалой, находился всадник в доспехах, который держал в поводу снаряженного словно для боя коня своего господина.

Рыцарь был мужчина в расцвете сил, лет сорока шести-сорока восьми, смуглый, как мавр; густые волосы и пышная борода были цвета воронова крыла.

Оба путника на мгновение замерли, разглядывая мужчину, который застыл, словно изваяние, воздавая могиле Монаха долг благочестия, каковой и они намеревались исполнить.

Неизвестный рыцарь, казалось, пока молился, не обращал никакого внимания на вновь прибывших, потом, закончив молитву, он, к огромному их удивлению, левой рукой осенил себя крестным знамением, учтиво кивнул им головой, снова надвинул шлем на загорелый лоб, сел, не распахнув плаща, на коня, обогнул выступ скалы и удалился в сопровождении оруженосца, еще более поджарого, рослого и смуглого, чем хозяин.

Хотя в те времена встречалось немало подобных фигур, в этой было что-то особенное, и оба путешественника про себя отметили это. Время подгоняло их, предстояло проехать еще три льё, а церковнослужитель дал слово прочитать над могилой Монаха "Отче наш", "Ave, Maria", "De profundis" и "Fidelium".

Отчитав молитвы, мессир Жан огляделся по сторонам (мессир Эспэн де Лион, который, вероятно, знал меньше молитв, чем он, оставил его в одиночестве), как и рыцарь, перекрестился, хотя и правой рукой, и поспешил к своему спутнику.

- Эй! - крикнул он слугам. - Вы видели рыцаря в боевых доспехах, с которым был оруженосец? На вид рыцарю лет сорок шесть, оруженосцу - около пятидесяти пяти.

- Я уже обо всем узнал, метр, - сказал Эспэн де Лион, который озабоченно думал о том же, что и его спутник. - Похоже, он едет той же дорогой, что и мы, и, вероятно, как и мы, заночует в Тарбе.

- Прошу вас, мессир Эспэн, давайте поедем рысью, чтобы его нагнать, - сказал летописец. - Возможно, если мы его нагоним, он разговорится с нами, как это принято между попутчиками. Сдается мне, что можно будет многое узнать от этого человека, который жил под таким палящим солнцем, что совсем потемнел.

- Будь по-вашему, мессир, - согласился рыцарь, - ибо, признаюсь вам, меня охватило не менее живое любопытство, чем вас. Хотя я из здешних мест, не припомню, чтобы когда-либо этого человека видели в наших краях.

Поэтому, договорившись обо всем, наши путешественники, перейдя на рысь, продолжали двигаться вперед в прежнем порядке: конь рыцаря немного опережал лошадь аббата.

Но напрасно они погоняли лошадей. Живописная дорога вдоль реки Лез была широкой, что позволяло незнакомцу и его оруженосцу ехать вдвое быстрее, и наши любознательные путники добрались до ворот Тарба, так и не догнав их.

- Мессир, - обратился он к рыцарю, - вы знаете, что главное в дороге - надежный ночлег и добрый ужин. Так где же мы, смею вас спросить, заночуем в этом городе Тарб, где я никого не знаю, куда попал впервые, будучи вызванным сюда, как вам известно, монсеньером Гастоном Фебом?

- Не беспокойтесь, мессир, - с улыбкой ответил рыцарь. - Если вам будет угодно, мы остановимся в "Звезде" - это лучшая гостиница города. Кроме того, ее хозяин из числа моих друзей.

- Прекрасно, - сказал летописец. - Я всегда замечал, что в дороге лучше всего иметь в друзьях одну породу людей: городских воров и лесных разбойников, хозяев гостиниц и плутов. Значит, пойдемте к вашему другу, хозяину "Звезды", и вы порекомендуете ему приютить меня и на обратном пути.

И они направились к расположенной на главной площади города гостинице, которая, как уверял мессир Эспэн де Лион, снискала добрую славу на десять льё вокруг.

Хозяин стоял на пороге и, презрев свои аристократические замашки, собственноручно ощипывал великолепного фазана, с добросовестностью истинного гастронома оставляя ему перья на голове и хвосте, что могут оценить лишь гурманы, умеющие наслаждаться не только вкусом и ароматом, но и красотой блюда; но, не успев полностью погрузиться в свое важное дело, он заметил мессира Эспэна де Лиона, который в этот момент въехал на площадь, и, зажав фазана под мышкой, пошел ему навстречу, на ходу снимая шляпу.

- А вот и вы, мессир Эспэн! - воскликнул он, выказывая самую искреннюю радость. - Добро пожаловать вам и вашей досточтимой компании! Давненько я вас не видел, хотя и был уверен, что вскоре вы завернете к нам в город. Эй, Овсяный Колосок, прими лошадей у господ! Марион, готовь лучшие комнаты! Прошу вас, господа, спешивайтесь и почтите своим присутствием наше скромное заведение!

- Ну вот, мессир Жан, - обратился рыцарь к своему спутнику, - я же говорил вам, что господин Барнабэ - рачительный хозяин, у которого можно мгновенно получить все необходимое.

- Согласен, - сказал аббат, - и пока мне нечего ответить, кроме одного: я слышал лишь о конюшне и комнатах, но не об ужине.

- О, пусть ваша милость об ужине не беспокоится, - живо ответил хозяин. - Мессир Эспэн подтвердит, что меня можно упрекнуть лишь в одном: я слишком обильно кормлю своих постояльцев.

- Ну полноте, господин гасконец, - сказал мессир Эспэн, который спрыгнул с лошади и передал поводья слугам. - Покажите нам, куда пройти, и дайте лишь половину из того, что вы нам обещаете, и мы останемся довольны.

- Половину? - воскликнул господин Барнабэ. - Почему половину!? Да меня уважать перестанут, поступи я таким образом: вы получите вдвое больше, мессир Эспэн, вдвое!

На кухне, где все дышало благополучием, их охватило предвкушение блаженства, которое для настоящих гурманов состоит в хорошо приготовленных и умело сервированных блюдах. Вертел поворачивался, в кастрюлях что-то булькало, на решетке что-то жарилось, и все эти звуки перекрыли настенные часы, которые пробили шесть раз, мелодичным своим звоном приглашая к столу.

Рыцарь потер руки, а летописец облизнул губы: как правило, летописцы - большие лакомки, особенно если принадлежат к духовному сословию.

И в этот миг, когда исходя из одной точки, а именно от вертела, взгляды наших путешественников описали круг, словно хотели удостовериться, что обещанные наслаждения вполне реальны и не растают в воздухе, как те волшебные яства, которые злые чародеи преподносили легендарным странствующим рыцарям, на кухню вошел, судя по облику, конюший и что-то шепнул на ухо хозяину.

- Совсем нет, хозяин, ведь рыцарь, который только что приехал, занял два последних стойла, да и то не в переполненной конюшне, а в сарае.

- О-о! - простонал мессир Эспэн. - Нам будет тяжело расстаться с нашими лошадьми, но если у вас совсем нет для них места, мы согласимся, дабы не потерять те прекрасные комнаты, что вы нам обещали, чтобы их отвели вместе со слугами в какой-нибудь другой дом в городе.

- В таком случае, вам повезло, - сказал господин Барнабэ, - вашим лошадям будет даже лучше: ведь их разместят в таких конюшнях, каких нет и у графа де Фуа.

- Меня устраивают эти знаменитые конюшни, - согласился мессир Эспэн, - но завтра в шесть утра лошади должны быть у ваших дверей в полной готовности, так как мы направляемся, мессир Жан и я, в город По, где нас ожидает монсеньер Гастон Феб.

Тут вошла горничная и стала что-то тихо шептать хозяину, на лице которого появилось выражение досады.

- О, господа, господа! - вскричал Барнабэ. - Приношу свои извинения, но рыцарь, который прибыл чуть раньше вас, занял со своим оруженосцем две последние комнаты.

- Ерунда, - сказал мессир Жан, которому, судя по всему, было не привыкать к такого рода неудачам. - Скверная ночь пройдет быстро, если мы не останемся без доброго ужина.

Повар головой и руками изобразил что-то означающее: "но так оно и есть". Аббат, который, похоже, в совершенстве владел языком знаков, особенно

- В том, что, как он мне сказал, вам нечего предложить на ужин, так как рыцарь, приехавший раньше вас, забрал остатки припасов.

- Это уж слишком, метр Барнабэ! - нахмурив брови, сказал мессир Эспэн де Лион. - Может быть, хватит шуток?

- Увы, мессир, - ответил хозяин, - прошу поверить, что я вовсе не шучу и несказанно огорчен, что так случилось.

- Я готов поверить, что вы нам сказали о конюшне и комнатах, - продолжал рыцарь, - но ужин совсем другое дело, и я повторяю вам, что вы меня не убедили. Вон целый строй кастрюль…

- Заказана тучным каноником из Каркасона, который направляется в свой приход и ест скоромное лишь раз в неделю.

- Вот в чем дело! - вскричал мессир Эспэн. - Так он все забрал, этот чертов рыцарь! Метр Барнабэ, доставьте мне удовольствие и передайте ему, что некий голодный рыцарь предлагает скрестить копья, но не ради прекрасных глаз его дамы, а за вкусный аромат ужина, и прибавьте к этому, что летописец мессир Жан Фруассар будет судьей поединка, чтобы описать потом наши бранные подвиги.

- В этом нет нужды, мессир, - произнес чей-то голос за спиной метра Барнабэ. - Я пришел от имени моего господина пригласить вас, мессир Эспэн де Лион, и вас, мессир Жан Фруассар, отужинать с ним.

- И как же зовут вашего господина, друг мой? - спросил Эспэн де Лион. - Мы хотели бы знать, кому обязаны подобной любезностью.

Путешественники переглянулись - отчасти из-за голода, отчасти из-за любопытства их желания совпали - ив один голос сказали:

Оба поднялись по лестнице вслед за оруженосцем, который отворил дверь в комнату; в глубине ее стоял, заложив руки за спину, неизвестный рыцарь, уже снявший доспехи и облаченный в черное бархатное одеяние с широкими, длинными рукавами.

- Добро пожаловать, господа, и примите сердечную благодарность за то, что вы ответили на мое приглашение.

Весь облик рыцаря дышал такой добротой и таким радушием, левая рука была протянута так естественно, что оба пожали ее, несмотря на почти непреложный среди рыцарей обычай приветствовать друг друга правой рукой: поступить иначе считалось почти оскорблением.

Однако оба путешественника, проявляя по отношению к неизвестному рыцарю столь необычную учтивость, не могли совладать с удивлением, которое и отразилось на их лицах; только рыцарь, похоже, не обратил на это внимания.

- Это мы, мессир, должны благодарить вас, - возразил Фруассар. - Мы находились в большом затруднении, когда ваше любезное приглашение выручило нас. Примите же нашу признательность.

- Кроме того, я уступлю вам комнату моего оруженосца, - сказал рыцарь, - раз у меня комнаты две, а у вас - ни одной.

- Право слово, вы слишком благосклонны к нам! - воскликнул Эспэн де Лион. - Ну, а где заночует ваш оруженосец?

- Пустяки, мы к этому привыкли! - перебил его неизвестный рыцарь. - Более двадцати пяти лет прошло с тех пор, как мы впервые заночевали с ним в одной палатке, и за эти годы случалось это так часто, что мы и считать перестали. Да садитесь же, господа.

И рыцарь указал путешественникам на два стула у стола, на котором уже стояли бокалы и кубок; подавая гостям пример, он сел первым. За ним и путешественники сели за стол.

- Вот мы обо всем и договорились, - заключил неизвестный рыцарь, по-прежнему левой рукой наполняя три бокала пряным вином.

- Право же, договорились! Мы сочли бы, что оскорбили вас, отказавшись от столь сердечного приглашения - сказал Эспэн де Лион. - Надеюсь, вы со мной согласны, мессир Жан?

- Мессир Жан Фруассар, недавно в Ларрском проходе вы сказали, что охотно отдали бы аббатство в Шиме тому, кто расскажет вам о приключениях бастарда де Молеона, - продолжал неизвестный рыцарь.

- Вот что значит бросать слова на ветер, мессир Жан Фруассар, - со смехом заметил Эспэн де Лион. - За них вы поплатитесь вашим аббатством.

- Клянусь мессой, господин рыцарь, - сказал Фруассар, - сдается мне, что я попал в точку: именно вы знаете эту историю.