| Мы отвезли труп домой, в то время как барон де Жиордано поехал сделать заявление в комиссариат полиции квартала; вместе с Жозефом я поднял его в комнату. Бедный парень заливался горючими слезами. Входя, я помимо своей волн посмотрел на часы. Они показывали девять часов десять минут. Конечно, их просто забыли завести, и они остановились, отмечая это время. Через минуту барон Жиордано вернулся вместе с судебными исполнителями, которые, предупрежденные им, принесли свои печати, чтобы опечатать квартиру. Барон хотел отправить письма друзьям и знакомым умершего, но я попросил его прежде прочитать письмо, которое написал ему Луи де Франчи перед нашим уходом. Это письмо содержало просьбу скрыть от Люсьена причину его смерти, просьбу никого не посвящать в эту тайну и похороны устроить без помпы и шума. Барон Жиордано взял на себя все эти хлопоты, а я сразу же навестил господ де Буасси и де Шатогранда, чтобы попросить их хранить молчание об этом трагическом поединке и предложить де Шато-Рено на какое-то время покинуть Париж, не говоря ему по какой причине они так настаивают на его отъезде. Пообещав помочь в моем деле, насколько это в их власти, они пошли к де Шато-Рено, я же отнес на почту письмо, адресованное мадам де Франчи, в котором сообщалось, что ее сын только что умер от воспаления мозга. XVIII
Вопреки обычаям, эта дуэль наделала мало шума. Даже газеты, эти громогласные и лживые общественные рупоры, промолчали. Всего лишь несколько самых близких друзей провожали тело несчастного молодого человека на Пер-Лашез. Единственно, несмотря на неоднократные настоятельные просьбы к де Шато-Рено, он отказался покинуть Париж. Был момент, когда я следом за письмом Луи к семье хотел послать свое письмо, но хотя цель и была возвышенной, ложь по отношению к смерти сына и брата мне претила. Я был убежден, что Луи перед этим долго боролся с собой и что у него были важные причины, о которых он мне рассказал, чтобы решиться на это. Я рисковал быть обвиненным в безразличии или даже в неблагодарности, сохраняя молчание. И я был убежден, что и барон де Жиордано также переживал. Через пять дней после случившегося, где-то около одиннадцати часов вечера, я работал за столом у камина, один, в довольно мрачном расположении духа, когда вошел мой слуга, быстро закрыл за собой дверь и весьма взволнованным голосом сказал, что господин де Франчи хочет со мной поговорить. Я повернулся и пристально на него посмотрел: он был очень бледный. - Что вы сказали, Виктор? - переспросил я. - О, месье, - ответил он, - правда, я сам ничего не понимаю. - Какой еще господин де Франчи хочет со мной поговорить? Ну! - Друг месье… я видел как он приходил к вам один или два раза… - Вы с ума сошли, мой дорогой! Вы разве не знаете, что пять дней назад мы пережили горечь его потери? - Да, месье, и вот из-за этого, месье видит, я так Взволнован. Он позвонил, я был в прихожей и открыл дверь. Я сразу же отскочил, когда увидел его. Он вошел и спросил, дома ли месье. Я был так взволнован, что ответил да. И он мне сказал: "Ступайте сообщите ему, что господин де Франчи просит разрешения с ним поговорить", вот почему я пришел. - Вы сошли с ума, мой дорогой! Прихожая была слабо освещена, и вы, конечно, плохо видели, вы все еще не проснулись и не расслышали. Вернитесь и спросите еще раз имя. - О, это совершенно бесполезно, и уверяю, месье, что не ошибаюсь: я хорошо видел и хорошо слышал. - Тогда пусть войдет. Виктор, весь дрожа, вернулся к двери, открыл ее и потом, оставаясь внутри комнаты, сказал: - Пусть месье соблаговолит войти. И я услышал, несмотря на то, что ковер их приглушал, шаги, которые пересекли прихожую и приблизились к моей комнате, затем почти сразу же я действительно увидел, как на пороге двери появился господин де Франчи. Признаюсь, что первым охватившим меня чувством было чувство ужаса. Я поднялся и сделал шаг назад. - Извините, что беспокою вас в подобный час, - сказал мне господин де Франчи, - но я приехал всего лишь десять минут назад, и вы понимаете, что я не хотел ждать до завтра, чтобы прийти поговорить с вами. - О, мой дорогой Люсьен, - воскликнул я, бросившись к нему и обняв, - это вы, это ведь вы! И помимо воли я прослезился. - Да, - сказал он, - это я. Я подсчитал, сколько времени прошло: едва ли письмо должно было дойти, не говоря уже о Суллакаро, но даже и до Айяччо. - О, Боже мой, - воскликнул я, - так вы ничего не знаете! - Я знаю все, - сказал он. - Как это все? - Да, все. - Виктор, - сказал я, поворачиваясь к слуге, все еще не пришедшему в себя, - оставьте нас, или лучше вернитесь через четверть часа с сервированным подносом: вы поужинаете со мной, Люсьен, и вы останетесь здесь ночевать, не так ли? - Я согласен со всем этим, - сказал он, - я не ел от самого Оксерра. Тем более меня никто не знает, и к тому же, - добавил он с очень печальной улыбкой, - из-за того, что все принимают меня за моего бедного брата, меня не впустили в его дом, и я ушел, оставив всех в сильном смятении. - Это и понятно, мой дорогой Люсьен, ваше сходство с Луи так велико, что даже я сам сейчас был поражен. - Как! - воскликнул Виктор, который все еще не мог собраться с силами и уйти. - Месье - это брат?… - Да, но сейчас идите и принесите нам поесть. Виктор ушел, мы остались одни. Я взял Люсьена за руку, подвел к креслу и сам сел рядом с ним. - Но, - проговорил я, все больше поражаясь тому, что вижу его, - вы, должно быть, были уже в дороге когда узнали эту ужасную новость? - Нет, я был в Суллакаро. - Невозможно! Письмо вашего брата едва ли еще пришло. - Вы забыли балладу о Бюргере, мой дорогой Александр. "Мертвые ходят быстро!" Я содрогнулся. - Что вы хотите сказать? Объясните, не понимаю. - А вы не забыли, что я вам рассказывал о видениях в нашей семье? - Вы видели вашего брата? - воскликнул я. - Да. - Когда же? - В ночь с шестнадцатого на семнадцатое. - И он вам все сказал? - Все. - Он вам сказал, что он мертв. - Он мне сказал, что убит: мертвые не лгут. - А он вам сказал, как это произошло? - На дуэли. - С кем? - С господином де Шато-Рено. - Не может быть! - воскликнул я. - Нет, вы узнали об этом каким-то другим путем? - Вы думаете, что я расположен шутить? - Извините! Но, в самом деле, то, что вы говорите, так необычно. И все что с вами происходит, с вами и вашим братом, настолько выходит за рамки привычного… - Что вы не хотите в это верить, не так ли? Я понимаю! Но посмотрите, - сказал он и распахнул рубаху, показывая мне синюю отметину на коже над шестым правым ребром, - в это вы верите? - Действительно, - воскликнул я, - именно на этом месте была рана у вашего брата. - И пуля вышла вот здесь, не так ли?… - продолжил Люсьен, показывая пальцем над левым бедром. - Фантастично! - воскликнул я. - А теперь, - сказал он, - хотите я вам скажу в котором часу он умер? - Говорите! - В девять часов десять минут. - Послушайте, Люсьен, расскажите мне все по порядку: я ума не приложу, о чем вас спросить, чтобы услышать ваши невероятные ответы. Мне больше по душе связанный рассказ. XIX
Люсьен облокотился на кресло, пристально поем стрел на меня и продолжил: - Да, Боже мой, все очень просто. В день, когда убили брата, я выехал на лошади ранним утром, собираясь навестить наших пастухов со стороны Карбони. Как вдруг, после того как я посмотрел на часы и убрал их в карман жилета, я получил такой сильный удар под ребро, что потерял сознание. Когда я вновь открыл глаза, то уже лежал на земле и меня поддерживал Орланди, который поливал мне водой лицо. Моя лошадь была в четырех шагах от меня, она стояла, повернув морду ко мне, раздувая ноздри и отфыркиваясь. - Так что же с вами случилось? - спросил Орланди. - Боже, - ответил я, - да я и сам ничего не знаю, А вы не слышали выстрела? - Нет. - Мне кажется, что мне сюда попала пуля. И я показал ему место, где ощущал боль. - Во-первых, - заметил он, - не было никакого выстрела ни из ружья, ни из пистолета, а во-вторых, у вас нет дырки на сюртуке. - Значит, - ответил я, - это убили моего брата. - А, это другое дело, - ответил он. Я расстегнул сюртук и нашел отметину, которую только что вам показал. Единственное, она поначалу была свежей и казалась кровоточащей. На какое-то мгновение я потерял контроль над собой, настолько я был сломлен этой двойной болью: физической и моральной. Я хотел вернуться в Суллакаро, но я подумал о матери: она ждала меня лишь к ужину, и надо было как-то объяснить причину возвращения, а мне ей нечего было сказать. С другой стороны, я не хотел, будучи не совсем уверенным, объявлять ей о смерти брата. Я продолжил свой путь и вернулся домой лишь в шесть часов вечера. Моя бедная мать встретила меня как обычно: было очевидно, что она ни о чем не догадывается. Сразу после ужина я пошел в свою комнату. Когда я проходил по коридору, который вы помните, ветер задул свечу. Я хотел спуститься, чтобы вновь ее зажечь, когда вдруг заметил сквозь дверные щели свет в комнате брата. Я подумал, что Гриффо, должно быть, что-то делал в этой комнате и забыл унести лампу. Я толкнул дверь: восковая свеча горела около кровати брата, а на кровати голый и окровавленный лежал мой брат. Признаюсь, минуту я стоял, застыв от ужаса, потом подошел. Я дотронулся до него… Он уже был холодным. Он получил сквозную рану именно в том месте, где я почувствовал удар, и несколько капель крови стекали с лиловых краев раны. Для меня стало ясно, что мой брат убит. Я упал на колени, склонил голову у кровати и, закрыв глаза, прочитал молитву. Когда я их вновь открыл, то увидел, что нахожусь в полной темноте, свеча погасла, а видение исчезло. Я ощупал кровать, она была пуста. Знаете, я, признаюсь, считал себя достаточно храбрым, но, когда я на ощупь выходил из комнаты, у меня волосы дыбом стояли, а по лицу струился пот. Я спустился, чтобы взять другую свечу. Мать, увидев меня, вскрикнула. - Что с тобой? - спросила она. - И почему ты такой бледный? - Со мной ничего не произошло, - ответил я. И, взяв другой подсвечник, я ушел наверх. На этот раз свеча больше не гасла, и я зашел в комнату брата. Она была пуста. Восковая свеча исчезла, и не было никаких вмятин на матрасе. На полу лежала моя первая свеча, которую я вновь зажег. Несмотря на то, что новых доказательств не было, я к тому времени уже достаточно видел, чтобы убедиться. В девять часов десять минут утра мой брат был убит, я вышел и спал той ночью очень неспокойно. Как вы понимаете, мне потребовалось много времени, чтобы заснуть. Наконец усталость поборола волнение и мной овладел сон. Но это все продолжалось уже в виде сна: я видел, как разворачивалось действие, я видел мужчину, который его убил, и слышал, как произнесли его имя: его звали де Шато-Рено. - Увы! Это все слишком правдоподобно, - проговорил я. - Но зачем вы приехали в Париж? - Я приехал, чтобы убить того, кто убил моего брата. - Убить его?… - О, не беспокойтесь, не по-корсикански: не из-за ограды или со стены, нет, нет, по-французски: в белых перчатках, жабо и манжетах. - А мадам де Франчи знает, что вы приехали в Париж с этим намерением? - Да. - И она отпустила вас? - Она поцеловала меня и сказала: "Езжай!" Моя мать - настоящая корсиканка. - И вы приехали! - Вот он я. - Но когда ваш брат был жив, он не хотел, чтобы за него мстили. - А он изменил свою точку зрения с тех пор как умер, - сказал Люсьен, горько усмехаясь. В это время вошел слуга, неся ужин: мы сели за стол. Люсьен ел как обыкновенный беззаботный человек. После ужина я проводил его в отведенную ему комнату. Он поблагодарил меня, полол мне руку и пожелал спокойной ночи. Такое спокойствие наступает у сильных натур после принятия ими твердого решения. На следующий день он вошел ко мне сразу, как узнал от слуги, что я встал. - Вы не хотите поехать со мной в Винсенн? - спросил он. - Дело в том, что я собираюсь сходить поклониться месту гибели брата. Если у вас нет времени, я поеду один. - Как это один! А кто вам покажет место? - О, я его легко узнаю, разве я вам не говорил, что оно предстало перед моим взором во сне? Мне было любопытно узнать, насколько было точным это необыкновенное видение. - Я еду с вами, - сказал я. - Хорошо. Собирайтесь, а я тем временем напишу Жиордано. Бы позволите мне использовать вашего слугу, чтобы он отнес письмо? - Он в вашем распоряжении. - Спасибо. Он вышел и вернулся через десять минут с письмом, которое вручил слуге. Я отправился искать коляску. Мы сели, и поехали в Винсеннский лес. Когда мы добрались до перекрестка, Люсьен спросил: - Мы уже приближаемся, не так ли? - Да, в двадцати шагах отсюда мы входили тогда в лес. - Вот мы и приехали, - проговорил молодой человек, останавливая коляску. И он не ошибся. Люсьен не колеблясь вошел в лес, как будто он уже много раз бывал здесь. Он повернул направо к оврагу, потом ненадолго остановился, чтобы сориентироваться, и пошел вперед точно к тому месту, где упал его брат, затем наклонился к земле и, увидев под ногами красноватое пятно, сказал: - Это здесь. Он медленно опустил голову и поцеловал траву. Поднявшись, он с горящими глазами пересек дно оврага и направился туда, откуда стрелял де Шато-Рено: - Он стоял здесь, - сказал он, топнув ногой, - и здесь вы его увидите лежащим завтра. - Как это завтра? - спросил я. - Да. Он негодяй, и завтра я посчитаюсь с ним. - Но, дорогой мой Люсьен, - сказал я, - вы же знаете, что во Франции обычно дуэль не влечет за собой каких-либо других последствий, кроме естественных для поединка. Господин Шато-Рено дрался с вашим братом, которого он вызвал. Но вы-то здесь непричастны. - По-вашему, выходит, что у господина де Шато-Рено было право потребовать сатисфакции у моего брата только потому, что он предложил свою помощь женщине, которую Шато-Рено трусливо обманул? И вы считаете, что он мог вызвать на дуэль моего брата? Господин де Шато-Рено убил моего брата, который никогда не держал в руках пистолет. Он убил его с таким спокойствием, словно стрелял вон в ту косулю, которая смотрит на нас, а я, значит, не имею права вызвать де Шато-Рено? С этим я не согласен! Я молча склонил голову. - Впрочем, - продолжил он, - вам ничего не придется делать для этого. Не беспокойтесь, сегодня утром я написал Жиордано, и, когда мы вернемся в Париж, все будет сделано. Вы думаете, что де Шато-Рено не примет мой вызов? - Господин де Шато-Рено, к сожалению, имеет репутацию смельчака, которая, должен признаться, не позволяет мне иметь ни малейшего сомнения в этом отношении. - Ну, что же, отлично, - сказал Люсьен. - Пойдемте завтракать. Мы вышли из аллеи и сели в коляску. - Кучер, - сказал я, - улица де Риволи. - Нет, нет, - сказал Люсьен, - завтракать отведу вас я… Кучер, в "Кафе де Пари". Ведь там обычно обедал мой брат? - Мне кажется, да. - И там я назначил свидание Жиордано. - Ну, что ж, поехали в "Кафе де Пари". Через полчаса мы были у дверей ресторана. | 
