- Черт возьми! - сказал он. - Все мои сомнения развеялись в этот час. Вы - мужчины, а не дети, к чему же мне таиться от вас? Приглядитесь хорошенько к англичанину: у него выступ на корпусе, брасы на цивадьерах с простыми талями и девятка выше дрейфовых рифов на малом марселе. Да это же самый что ни на есть фрегат! - Фрегат, черт возьми! - А знаете ли вы, что это за фрегат? Это же проклятая "Сибилла", чтоб ей пусто было! Нам бы достало сил уйти от нее, но после всего, что было сделано, - я полный идиот! Я подходил все ближе и забавлялся, собираясь узнать, как они нас поймают. Вот дьявол! - воскликнул он, сжимая кулаки и скрежеща зубами. - Если бы только я не оставил людей на захваченных судах, которые должен был подобрать только на острове Франции! Черт побери!!! Да, я хотел бы перекинуться парой слов с этими англичанами, пошутить с ними четверть часа! Но с тем экипажем, который у меня есть, я не могу так развлечься, это значило бы обречь "Доверие" без надежды на успех. Попытаемся обмануть англичан. Поглядим, на что они клюнут. Сюркуф отошел и уселся, опустив голову на руки, уйдя глубоко в раздумья. Через пять минут он нашел то, что искал. И пора уже было - мы подошли почти на расстояние пушечного выстрела. - Английская форма! - заорал капитан. На одном из последних захваченных судов мы нашли двенадцать ящиков с английской униформой, которую везли в Индию. Предчувствуя, что однажды они еще сослужат службу, Сюркуф приберег их на борту "Доверия". Как только капитан произнес эти слова, которые были понятны каждому, на всех лицах вместо тревоги появились улыбки, тут же вытащили коробки и на нижней палубе разложили английскую форму. Каждый спустился в люк в нашем привычном наряде и поднялся через другой одетым в красное: и пяти минут не прошло, как на палубе стояли сплошь англичане. Итак, тридцать наших людей продели руки в перевязи, будто раненые, другие обернули головы красными тряпками: одна курица дает много свежей, яркой крови. Тем временем поверх бортов набили куски дерева, которые должны были изображать заделанные следы от ударов ядер, затем молотом пробили фальшборта наших шлюпок. И, наконец, настоящий англичанин, наш главный переводчик, облачился в капитанскую форму, встал на капитанский мостик и завладел рупором, в то время как Сюркуф, одетый простым матросом, стоял рядом и готовился подсказывать слова. Наш англичанин, бравый парень по имени Блик, напялив шлем английского офицера, вытянулся перед Сюркуфом. - Я в вашем распоряжении, капитан, - молвил он, - и надеюсь, что вы одобрите мой маскарад. - Выглядишь отлично, - усмехнулся Сюркуф, - только забавы нынче не ко времени. Слушай меня очень внимательно, Блик, так как поручение, которое я тебе дам, очень важно. У тебя две причины его исполнить - ты племянник судовладельца "Доверия" и заинтересован в его благополучии, кроме того, ты превосходно говоришь на английском. Да и я, безусловно, доверяю твоей смекалке, храбрости и хладнокровию. - Капитан, мне нечего больше сказать, кроме как повторить: я целиком в вашем распоряжении. - Благодарю. Сейчас ты поднимешься на ялик, Блик, и прибудешь на борт "Сибиллы". - Через десять минут, капитан, вы увидите меня у них на палубе. - О, на этом я не настаиваю, - отвечал Сюркуф, - не все так просто, как кажется. Через пять минут после того, как вы будете на пути к ним, я хочу увидеть, как ваш ялик пойдет ко дну. - Я тоже очень хочу увидеть ялик затонувшим, я хочу пойти на дно вместе с ним, я даже хочу увидеть, как меня загрызут акулы, когда я буду спасаться вплавь. Но чего я больше всего хочу - понять, как все это поможет спасти "Доверие". - Веришь ли ты, что я не желаю тебе зла, Блик? - Конечно же, мой капитан. - Хорошо. Тогда не проси у меня объяснений. - Хорошо, это будет во благо мне, - но люди, которые пойдут со мной? - Будь спокоен, чем меньше они знают, тем лучше сыграют роль. Вот доказательство, что я не посылаю вас на смерть: сто дублонов тебе и по двадцать пять каждому из твоих товарищей. Не экономьте эти деньги, они - сверх вашей доли и должны скрасить тяготы плена. Не бойтесь ничего, я обещаю, что вы выйдете из тюрьмы до того, как сможете серьезно издержать эту сумму! Я собираюсь дать пятьдесят англичан в обмен на вас. Да еще - не забудь прибавить сверх этих ста дублонов и вашей доли в добыче великолепное вознаграждение, которое выделят из общей доли тебе и твоим людям. - О! Что до этого, капитан… - Ба! Оставьте - с золотом жить спокойнее. Теперь ты меня хорошо понял? - Великолепно. - Не пускайтесь вплавь до самого конца. - Но как - разве нам нужно плыть? - воскликнул удивленно Блик. - Нет. Но когда вода дойдет до лодыжек, ты повернешься в сторону "Сибиллы" и будешь звать на помощь на отличном английском. Решено? - Да, капитан, решено. - Что ж, пожмем друг другу руки и скорее за дело. Потом Сюркуф обратился к капитану ялика. - Кернош, мальчик мой, ты веришь мне, не так ли? - Гром и молнии! Коли я верю - я верю, и дело с концом! - Отлично, не сомневайся, выпей кружку за мое здоровье, возьми этот багор, и, когда будешь на полдороге к фрегату, врежь для меня пару-тройку раз по дну ялика, чтобы он основательно прохудился. Тогда, приблизив губы к уху Керноша и засунув руку в карман, капитан шепнул ему несколько слов и опустил в жилетный карман свиток бумаги. - Не беспокойтесь, - сказал Кернош, - все обойдется, капитан. - Обнимемся? - А как же! С большим удовольствием! - ответил моряк. И, сплюнув огромный кусок жевательного табака размером с куриное яйцо, Кернош запечатлел на каждой щеке Сюркуфа по смачному поцелую из тех, что в народе именуют нянюшкиными. Вскоре ялик под командованием Блика покинул наш борт. Уже совсем рядом с фрегатом "Доверие" свернуло все паруса, кроме марселей, обвисших в ожидании ветра, и с выстрелом из пушки взметнуло английский флаг. Судно вновь встало левым галсом с наветренного борта и легло в дрейф. Со своей стороны "Сибилла" не давала знака, что уверена в нашей национальности, и продолжала держать нас на прицеле. Уронив в воду несколько мнимых тюков, которые закрывали бортовые люки батареи, фрегат открыл нашим глазам великолепный пояс пушек, нацеленных на наш левый борт. Как только мы пошли тем же курсом и ходом, что и англичане, нас спросили, откуда мы идем и почему подходили так близко и так быстро. Переводчик, по подсказке Сюркуфа, отвечал, что мы узнали "Сибиллу" под ее маскировкой и подошли с такой поспешностью, потому что у нас есть хорошая новость для капитана. - Что за новость? - осведомился через рупор сам капитан. - Новость о вашем производстве в высший чин! - отвечал переводчик с восхитительным хладнокровием. Сюркуф, продиктовавший этот ответ, сделал ставку на хорошее знание человеческого сердца: тот, которому принесли добрую весть, редко сомневается в правдивости посыльного. И верно - тотчас же сомнение испарилось с лина английского капитана. И в то же время он покачал головой: - Странно, что ваш корабль так похож на французского корсара! - Но это он и есть, капитан! - отвечал переводчик. - Да еще какой! Мы захватили судно у берегов Гаскони. И поскольку корсары Бордо лучшие ходоки в мире, мы предпочли пересесть на него, чтобы завершить плавание. Мы намерены и далее преследовать Сюркуфа и захватить его! Пока происходило это объяснение между нашим переводчиком и английским капитаном, люди с ялика внезапно начали звать на помощь, а ялик стал набирать воду с невиданной скоростью. Мы немедленно окликнули фрегат, умоляя спасти людей, так как наши корабельные шлюпки еще сильнее тонущего ялика пострадали от ядер и шрапнели, и потому мы не можем спустить их на воду. Первый, самый важный закон моряков - спасать попавших в беду, друзей или врагов, все равно. С "Сибиллы" спустили на воду большие шлюпки и поспешили на помощь лейтенанту Блику и его матросам. - Спасайте наших моряков! - кричал переводчик, что же до нас, мы сменили галс, якобы для того, чтобы пойти на помощь шлюпке. Чтобы совершить этот маневр, "Доверие" поднял часть парусов и обогнал фрегат. Это было воистину озарение, и теперь, когда ничто не мешало спасению, Сюркуф разразился радостными криками: - Вы только посмотрите на этих бравых англичан - ну как же нам не любить их? Вот они помогают нашим людям подняться на борг. О! Вот Кернош, у которого истерика, и Блик, слово чести, вот Блик без сознания. Ах, молодчины, я им это еще припомню; они восхитительно играют роль! Наши друзья спасены, да и мы тоже. Теперь - внимание, маневр! Все паруса поднять! Взять восточнее! Идем бейдевинд! А ты, юнга, притащи-ка мне зажженную сигару. Морской бриз дул во всю мочь, и никогда еще "Доверие" не развивал скорость так быстро. Можно было подумать, что судно сознавало серьезность положения, из которого нас вызволяло. Сдвинувшись с места прочь от "Сибиллы", мы следили за водой, все быстрее журчащей вдоль борта, - корабль набирал ход. На "Сибилле" наконец разгадали нашу уловку - как только мы подняли паруса, они подняли шлюпки и развернулись на нас. Но достать до нас ядра уже не могли. Погоня началась и длилась до самого вечера. Пришла ночь, и мы обманным маневром увильнули от англичан, натянув им нос от кончиков мачт до самого киля[9]. Всю последнюю часть рассказа, за которым мы следили, Рене не прекращал подливать сотрапезнику то рому, то тафии, то коньяка, с последними словами голова рассказчика упала на стол, и раскатистый храп не преминул показать, что тот перекочевал, в прихотливое царство сновидений. LII
СЮРКУФ
Рене знал, что этим утром, с восьми до десяти, Сюркуф набирает команду на новый корабль. В половине восьмого утра молодой человек достал старые одежды, которые высохли за ночь и указывали на проделанный долгий путь. Они лучше подходили для встречи с Сюркуфом, чем те, что недавно покинули лавку портного. К восьми часам юноша добрался до улицы Поркон де ла Барбине. Потом по улице Бушери вышел к улице Динан, на углу которой, вплотную к валу, за воротами с именем хозяина, стоял дом Сюркуфа, большое здание с двором и садом. Несколько матросов, пришедших прежде него, ожидали очереди в передней. Чтобы избежать споров, матрос у входа выдавал кандидатам порядковые номера. Рене оказался шестым. Ожидая встречи, он любовался трофейным оружием из разных стран, украшавшим стены. Шкура черной яванской пантеры несла на себе коллекцию отравленных малайских ножей, стрел со смертельно опасным ядом, сабель, которые наносили изорванные, неизменно смертельные, раны. А шкура атласского льва - коллекцию канджаров из Туниса, алжирские флиссы[10], пистолеты с литыми серебряными рукоятями и изогнутые, словно полумесяцы, дамасские клинки. Шкуру бизона из прерий украшали луки, томагавки, ножи для снятия скальпов и длинноствольные карабины. И, наконец, на шкуре бенгальского тигра висели сабли с позолоченными лезвиями и рукоятями из нефрита, кинжалы с вытравленными узорами и рукоятками из слоновой кости с сердоликом, перстни и браслеты из серебра. Итак, все четыре части света были представлены оружием на четырех стенах передней. Пока Рене изучал собрание трофеев и рассматривал жесткую линию позвоночника каймана в двадцать шагов длиной и извивы колец боа вдвое того больше, трое или четверо кандидатов дождались очереди и зашли, а десять других явились, взяли номера и расположились в ожидании. Время от времени снаружи гремели выстрелы. Это под окном, возле которого, положив перед собой два пистолета, сидел Сюркуф, двое или трое его офицеров забавлялись стрельбой по мишени. В саду через равные промежутки были развешаны на деревьях дощечки, которые хранили в своих недрах расплющенные пули. Во втором зале, который служил оружейной, несколько молодых людей, которые, должно быть, на борту корсара были кем-то вроде гардемаринов, обучались владеть шпагами и саблями. Хотя Рене и был одет как простой матрос, Сюркуф с первого взгляда определил, что это человек более высокого происхождения, чем можно судить по одежде. Он осмотрел Рене с ног до головы, и взгляд его встретился с решительным взглядом молодого человека. Капитан изучил фигуру, заслуживающую всяческих похвал, изящную, превосходно постриженную бороду и взглянул на руки, желая утвердиться в подозрениях. Но руки юноши были скрыты перчатками - поношенными, но свежей чистки; и было ясно, что хозяин их привык во всем к самому лучшему. На военное приветствие Рене, остановившегося в двух шагах от него, Сюркуф ответил, приподняв шляпу, - приветствие, от которого он уже давно отвык среди своих матросов. Рене, в свою очередь, также быстро окинул взглядом прославленного капитана. Перед ним стоял человек лет тридцати, белокурый и коротко стриженый, с ровной бородой, с шеей, мощной и крепкой, на сильных плечах, обладатель которых мог похвастать геркулесовой силой. - Что вам угодно, сударь? - спросил Сюркуф, слегка кивнув головой. - Я знаю, что вы собираетесь выйти в море, капитан, и хотел бы отправиться с вами. - Как простой матрос, я полагаю? - Как простой матрос, - согласился Рене. Сюркуф оглядел его вновь внимательно и с удивлением. - Позвольте заметить, - продолжил он, - что вы кажетесь мне подходящим для матросской службы не более, чем мальчик из хора - для чистки обуви. - Возможно, сударь, но для этого ремесла не нужен талант от рождения, его можно выучить быстро, если приложить усилия. - Кроме навыков нужна еще и сила. - Что касается силы, сударь, было б куда ее приложить. Не нужно много силы, чтобы взять рифы на большом или малом марселе или же метнуть гранату в мачту или на палубу вражеского корабля. - Есть в нашем ремесле действия, где требуется сила Положим, вы достаточно сильны, чтобы обслужить орудие, но сможете ли вы поднять сорокавосьмифунтовое ядро к жерлу пушки? И он ногой толкнул к Рене ядро. - Я думаю, это несложно, - ответил молодой человек. - Поглядим! Рене наклонился, поднял ядро одной рукой, как делают с шаром во время игры в кегли, и поверх головы Сюркуфа метнул его в сад. Там ядро прокатилось шагов двадцать и лишь затем остановилось. Сюркуф встал, взглянул в окно на ядро и уселся снова. - Это обнадеживает, сударь, не думаю, что на борту "Призрака" многие способны проделать эдакое. Позволите взглянуть на вашу руку? Рене улыбнулся, снял перчатку и протянул Сюркуфу руку - тонкую и изящную. Капитан изучил ее. - Черт возьми! Господа, - крикнул он, подзывая офицеров через другое окно, - подойдите полюбопытствовать! Офицеры окружили их. - Этой рукой юной девицы, - продолжил Сюркуф, - как вы видите, только что метнули поверх моей головы вот то ядро-сорокавосьмерку на двадцать шагов. Рука Рене, которая в мощных ладонях капитана действительно больше походила на женскую, показалась рукой ребенка, когда очутилась в громадных лапах Керноша. - Да ну же, капитан! - сказал тот. - Вы смеетесь над нами? Разве ж это рука? И с презрением грубой силы по отношению к очевидной слабости отстранил ладонь Рене. Сюркуф двинулся, чтобы остановить Керноша, но Рене, в свою очередь, задержал капитана. - Капитан, вы Позволите мне? - Давай, мальчик мой, давай, - отозвался Сюркуф, будучи любителем неожиданностей, как и все духовно развитые люди. Разбежавшись, Рене выпрыгнул через окно в сад, не коснувшись не только подоконника, но и оконной перекладины. В нескольких шагах от ядра, брошенного Рене, лежало второе, несомненно, служившее для испытания очередного кандидата: его так и не вернули на место. Рене взял ядро в руку, положил второе сверху и так, держа на вытянутой руке, показал собравшимся. Затем взял по одному в каждую руку, прыгнул, приземлившись ступнями на подоконник, нагнулся под перекладиной и спустился в комнату, обращаясь к Керношу: - Кто проиграет, - протянул он ядро гиганту, - ставит бочку сидра экипажу! Рене проделал все с такой грацией и легкостью, что некоторые из присутствующих поспешили дотронуться до ядер и проверить, не были ли те полыми. - А! Кернош, друг мой, это вызов, которым ты не можешь пренебречь. - Я и не думал, - отвечал Кернош. - Позабочусь, чтобы мой покровитель святой Жак не пренебрег мною. - Вам начинать, - сказал Рене бретонцу. Кернош поднял ядро, напряг все силы таким образом, чтобы они все перелились в его правую руку, державшую ядро, отвел ее в сторону, и вдруг одним движением, словно разжавшаяся гигантская пружина, послал ядро в сад. Оно упало в десяти шагах, крутясь, прокатилось еще три или четыре и остановилось. - Вот все, что под силу человеку, - молвил он. - И пусть дьявол сделает лучше! - Я не дьявол, господин Кернош, - отвечал Рене, - но полагаю, что сегодня вам потчевать экипаж. И, раскачав ядро в руке, на третьем движении толкнул его так, что оно упало на три или четыре шага дальше первого и прокатилось еще около десяти. Сюркуф испустил вопль радости, Кернош завопил в гневе. Все остальные молчали, ошеломленные. В то же время Рене, бросив ядро, смертельно побледнел и вынужден был опереться о камин. | 
