Рекс Стаут-Ее запретный рыцарь.

    - Я сказаль, что мы собрались здесь этим вешером, потому что наши сердца рады за нашего друга месье Ноультона и нашу дорогую мадам - благослови ее Господь! - леди Лилю!

    - За нее! - крикнул Догерти, вскакивая и высоко поднимая свой бокал.

    - За леди Лилю! - раздался хор голосов, а Лиля встала, трепеща и конфузясь.

    Под одобрительные возгласы и аплодисменты все выпили.

    - А теперь, - продолжил Дюмэн, когда бокалы снова были наполнены, - об этот сюрприз. Мне надо немного возвращаться назад, и я не есть хорошо говорить английский, поэтому вы дольжны иметь терпень.

    О том, какой есть Ноультон, только его имя Нортон, я могу сказать то, что знаю сам. К тому, что мне сказаль Шерман и наша дорогая леди, я добавлю свое, и полушится, что знаю почти все. Я знаю, что он быль служащим банка в Уортоне, Огайо, и там пропадай деньги, и этот наш друг, что называется, попаль под подозрение. А то, о чем не сказаль этот Шерман и как он на меня смотрель, я подумаль: ага! Шерман знает больше, чем он говорит. Ну, я ошень мало обо всем этом думаль - почти забыль, потому что мы все были заняты тем, чтобы убрать вон Ноультона. На много недель я об этом забывай.

    Дюмэн сделал паузу, осмотрел присутствующих взглядом человека, у которого есть в запасе козырной туз, и продолжил:

    - Все это вы знаете. Отлишно. Сегодня я привез Ноультон сюда, где есть его шемодан. Но ему что-то понадобилось, и мы вышли. Я был в "Ламартине", ждать его и подходиль к этот телеграфный столик, потом к табашный ларек, потом к стойка портье, и Гибсон подозваль меня и сказаль: "Есть телеграмма для шеловека по имени Джон Нортон. Ты знаешь его, Дюмэн?" Я сказаль: "Да, я ему передам" - и он отдаль мне телеграмму, а я ее открываль и для полный уверенность прошиталь. Как я и думаль, она была для Ноультон. Все правильно. Вот она.

    Он вытащил из кармана желтую телеграмму и помахал ею в воздухе. Она была необычного размера - довольно длинная.

    - Читай! - закричали все.

    Но Дюмэн передал телеграмму Ноултону, который, быстро пробежав текст глазами, уронил листок на стол и, весь бледный, повернулся к Лиле.

    - В чем дело? - встрепенулась она.

    Догерти поднял телеграмму и прочитал ее вслух:

    - "Мистеру Джону Нортону, отель „Ламартин“, Нью-Йорк. Альма Шерман призналась во всем. Я был глупцом, когда не поверил тебе, но теперь возвращайся домой. Деньги у ее брата. Послана телеграмма в полицию Нью-Йорка. Приезжай домой немедленно. Письмо тебе отправлено, но не жди его. Телеграфируй немедленно.

    Отец".

    - О! - воскликнула Лиля. - И теперь, и теперь…

    Она смутилась, а все зааплодировали, закричали и стали хлопать Ноултона по спине.

    Догерти придвинулся к девушке и шепнул ей на ухо:

    - А теперь что?

    - А теперь, - ответила Лиля, - он… я ему не нужна, вот и все.

    Бывший боксер встал.

    - Ша! - угрожающе крикнул он. - Молчание! Да заткнитесь вы! Ноултон, ты знаешь, что сказала твоя жена? Что она тебе больше не нужна!

    Ноултон тут же подошел к ней, взял ее руки в свои ладони.

    - Лиля! Дорогая маленькая девочка! Мы поедем домой - к нам домой - вместе. Дорогая! "Не нужна"?

    Да посмотри на меня!

    В этот момент Странные Рыцари и адвокат Сигал, по команде Догерти, перешли в другую комнату и оставались там пять минут, стараясь создавать как можно больше шума.

    Но вскоре послышался голос Ноултона:

    - Возвращайтесь сюда! Что вы там делаете? Эй, Дюмэн! Догерти!

    Они столпились на пороге и один за другим вернулись в гостиную, а Лиля попыталась им улыбнуться.

    - Вот это уже лучше, - одобрительно заметил Догерти. - Сегодня можно только радоваться, миссис Ноултон. А плакать не разрешается.

    Лиля улыбнулась еще шире.

    - Слушай! - вступил в разговор Дрискол, затягиваясь сигаретой - Лиля просила их не стесняться и курить. - Ты понял? Они именно поэтому арестовали Шермана в зале суда!

    - Времени даром не теряют, - заключил Бут.

    - О, я знаю, как он это узнал, - сообщила Лиля Ноултону и Дюмэну, которые удивились, откуда его отец узнал адрес сына. - Сам Шерман ему и рассказал.

    - Шерман! - воскликнули они.

    - Да, - уверенно заявила Лиля.

    Потом она рассказала о телеграмме, в которой упоминалось имя Джон Нортон и которую Шерман послал президенту Уортонского национального банка, и они поспешили поделиться этой новостью с остальными. То, что получением телеграммы от отца Ноултона они обязаны своему врагу, только удвоило всеобщую радость.

    Затем все окружили Ноултона и потребовали, чтобы он сказал речь. Он возражал, они настаивали. Он взывал о помощи к Лиле, но она велела ему исполнить свою обязанность.

    Отступать было некуда, он попросил всех сесть и начал:

    - Ребята, я понимаю, что сейчас не время хмуриться - для вас. Вы хорошо проводите время. Но вы попросили меня рассказать всю правду, и я рад этой возможности освободиться от камня на сердце. Если вам не понравится то, что я скажу, по крайней мере, попытайтесь меня понять. Я знаю, что вы отличные парни и действовали совершенно бескорыстно, но чувствую, что я в долгу перед вами.

    Во-первых, деньги. Вы потратили порядка тысячи шестисот долларов на мою защиту и дали мне тысячу на первое время. Здесь даже сказать нечего - вы дали мне эти деньги не говоря ни слова - но знайте, что, когда мы приедем домой, я первым делом пошлю вам чек на две тысячи шестьсот долларов. Только не думайте, что я отказываюсь от вашей поддержки, - ничего подобного. Господь свидетель, какую неоценимую помощь от вас я принял, и вам не пришлось при этом настаивать.

    - О, конечно, если ты будешь купаться в деньгах, мы, пожалуй, не откажемся от чека, - вставил словечко Дрискол.

    - И тогда все будет в порядке. Я не собираюсь пытаться вас отблагодарить: уже весь вечер твержу вам, что все равно это у меня как следует не получится.

    Лиля и я уезжаем на запад, где, как говорят, живут только истинные, честные американцы, и я всегда думал, что этим можно гордиться, но куда бы мы ни приехали и с кем бы ни встретились, мы нигде и никогда не найдем таких отличных парней, таких настоящих друзей, как Странные Рыцари. За вас, ребята!

    Благослови вас Господь!

    Голос Ноултона так дрожал, что он едва мог говорить, и его глаза были полны слез. Осушив свой бокал, он бросил его на пол, и по ковру разлетелись тысячи стеклянных осколков.

    На следующий день жених и невеста в сопровождении друзей прибыли на Центральный вокзал. И там Странные Рыцари получили свою награду - ту, о которой даже не осмеливались мечтать. Когда Ноултон пожал каждому из них руку и они договорились о встрече во время следующего приезда в Нью-Йорк, а после этого стояли у входа на платформу, Лиля приблизилась к Догерти - он оказался к ней ближе всех - и потянулась к нему губами. Он попытался заслониться рукой, но девушка, не обращая на это внимания, встала на цыпочки и нежно поцеловала его в обе щеки! Не успел он прийти в себя, как она подошла к Дюмэну и проделала ту же операцию, а потом досталось и остальным.

    В следующее мгновение она уже шла по платформе под руку со своим мужем, а за ними брели двое носильщиков с их чемоданами, саквояжами, цветами и коробками со сладостями. Лиля то и дело оборачивалась и улыбалась Странным Рыцарям, которые изо всех сил махали своими носовыми платками. Потом, с подножки вагона, она послала им последний воздушный поцелуй, Ноултон махнул шляпой, и они скрылись в тамбуре, а через минуту поезд тронулся.

    И так получилось, по забавному стечению обстоятельств, что в этом поезде в Уортон, штат Огайо, ехали еще два человека.

    В почтовом вагоне бок о бок сидели двое мужчин.

    На смуглых демонических чертах одного из них оставили следы бессонница, отчаяние и страх. Другой, невысокий, плотного сложения человек со строгим выражением лица, сидел ближе к проходу и был настороже. Он не спускал глаз со своего спутника, читавшего газету. Уильям Шерман ехал домой платить по счетам.

    И совсем недалеко от них, в пульмановском вагоне, сидели мужчина, которого он хотел погубить, и женщина, которую пытался очернить.

    Они смотрели друг на друга и едва ли не впервые чувствовали, что они вместе. Их руки на сиденье соединились.

    Так они просидели много минут, молча, пока поезд пересекал город, потом повернул на запад, затем на север и покатил вдоль берега славного Гудзона.

    - Дорогая, дорогая моя, - дрожащим от нежности голосом промолвил мужчина.

    Женщина крепче сжала его руку и счастливо вздохнула.

    - Они отличные парни, - продолжил мужчина, - каждый из них. Подумай, чем мы им обязаны! Всем, всем на свете!

    - Да, - ответила женщина, - всем. Мы должны всегда об этом помнить.

    Но истина заключалась в том, что, судя по ее голосу и по тому, как ее взгляд тонул в его глазах, она уже обо всем забыла!

    Действие происходит в начале XX века, когда доллар стоил в несколько десятков раз дороже, чем в начале века XXI.

    Боже мой! (фр.)

    Чувства (фр.)

    В греческой мифологии божество злословия, связанное с мрачными и вредоносными космическими силами. По совету Момуса Зевс вызвал Троянскую войну, с тем чтобы, истребив человеческий род, облегчить бремя земли. Момус порицал Зевса и Афину, Гефеста и Посейдона за их дары людям. В конце концов Зевс изгнал Момуса с Олимпа за его постоянные нападки на богов.

    Трагедия Джона Китса (1795-1821).

    Разговорное название Сан-Франциско.

    Аллегорический роман Джона Беньяна (1628-1688), английского писателя.

    До свидания (фр.)