- Твоя очередь, Догерти, - прервал его Дюмэн. - Я только что сделаль тридцать два очка. Мы выиграть эта партия. У вас нет ни один шанс. И они выиграли. Когда пришла очередь Дрискола, он набрал максимальную сумму очков, и партия закончилась. - Эх! - огорчился Догерти. - Совести нет у этого Дюмэна. Он в карамболе собаку съел. В любом случае пора подкрепиться. Пошли. Они направились к выходу из бильярдной, а Ноултон задержался, чтобы заплатить за игру. Только он положил в карман сдачу и собрался присоединиться к остальным, как его окликнули. Рядом с ним стоял Шерман. Во время игры он сидел в кресле. - Ты меня звал? - спросил Ноултон. - Да, - сказал Шерман. - Хочу немного с тобой потолковать. Наедине. Его глаза враждебно сверкнули, и ему нельзя было не подчиниться, когда он направился к дверям, сделав Ноултону знак следовать за ним. Ноултон изобразил удивление, но, пожав плечами, повиновался. "Еще один защитник мисс Уильямс, - подумал он. - Юпитер всемогущий, они хуже, чем свора гувернанток". Шерман провел его по коридору, завернул за угол, и они вошли в небольшую комнату с длинным столом, несколькими креслами и диванчиком - видимо, она была предназначена для конфиденциальных переговоров. Шерман пропустил Ноултона вперед и закрыл дверь. Потом усадил спутника на стул, а сам встал перед ним, засунув руки в карманы и враждебно глядя на него сверху вниз. На Ноултона это не произвело никакого впечатления. - Вся эта таинственность меня только раззадоривает, - осклабился он. - Замышляется убийство или только проповедь? Ты все больше оправдываешь мои ожидания, и я тоже постараюсь тебя не разочаровать. Шерман пропустил его слова мимо ушей и перешел к сути дела. - Ты разговаривал с мисс Уильямс, - бросил он. Ноултон, широко улыбнувшись, согласился. - Придется тебе это прекратить, - заявил Шерман. - Почему это? - Не задавай лишних вопросов. Я тебе сказал - прекратить. - Мистер Шерман, - голос Ноултона оставался спокойным, - вы - нахал. Это перестает быть смешным и начинает меня утомлять. Я буду разговаривать с кем хочу. Шерман кивнул: - Этого я и ждал. Очень хорошо. В таком случае хочу тебе кое-что рассказать. - Он подался вперед, окинул Ноултона презрительным взглядом и продолжил прежним оскорбительным тоном: - Я десять лет жил в городке под названием Уортон. Тебе это интересно? Ноултон вдруг побледнел и, казалось, прилагал усилия, чтобы взять себя в руки. - Ну? - спросил он наконец. - Ну, - с улыбкой ответил Шерман, довольный, что все-таки сумел вывести его из равновесия, - разве этого недостаточно? Ты прекрасно понимаешь, что я могу принести тебе кучу неприятностей. Во-первых, есть такой Уортонский национальный банк. Мне известно, что у тебя были с ним делишки, и, похоже, мне есть что об этом рассказать. Я знаю, почему ты уехал из Уортона. Знаю, зачем ты прибыл в Нью-Йорк и кто тебя послал. Знаю, почему ты называешь себя Ноултоном, а не… сам знаешь как. Знаю, почему ты каждую неделю переезжаешь с места на место и где ты берешь деньги. Достаточно? - Ума не приложу, зачем ты завел этот разговор, - с легкой усмешкой сказал Ноултон. Если он играл какую-то роль, делал это виртуозно. - Я на самом деле приехал из Уортона, и мое имя не Ноултон, но в этом нет особой тайны. Что касается остального - ты меня озадачиваешь. - Неплохо держишься, - усмехнулся Шерман. - Но дальше так не пойдет. Я сказал, что мне известно. А теперь скажу, чего я хочу. Сегодня ты разговаривал с мисс Уильямс, и мне не понравилось, как она на тебя смотрела. Остальные из нашей компании - простофили. Они меня не беспокоят. Они могут сколько угодно покупать розы, если им хочется. Но малышка Уильямс благожелательно на меня посматривает, и она мне очень и очень по душе. Если я не сумею ее добиться одним способом, то сделаю что-то другое. Но она будет моей. Как я уже сказал, остальные в расчет не идут. А ты - идешь. Мне не понравилось, как она на тебя смотрела. И как ты ей отвечал. - И что дальше? - Только одно - вали отсюда. - А если нет? - Копы тебе помогут. Ноултон, улыбаясь, поднялся на ноги. - Подвинься-ка, - как бы в шутку сказал он. Шерман, удивленный этой неожиданной просьбой, подчинился. Затем кулак Ноултона, словно язык пламени, рванулся от его плеча. Он изо всей силы ударил Шермана в лицо. Тот отшатнулся, зацепился за стол и рухнул на пол. Ноултон с задорным огоньком в глазах стоял над ним, сжимая кулаки. Потом, не говоря ни слова, повернулся, открыл дверь и вышел. Шерман сел, осторожно потрогал лицо рукой и разразился проклятиями. - Ну, - прошипел он, - мои худшие опасения сбылись. И теперь мне нельзя допустить ни одной ошибки. Он на крючке, и я его достану. И тогда он мне за это заплатит. Он кряхтя поднялся на ноги и, стараясь оставаться незамеченным, вышел на улицу. Глава 3 Тайные пружины
На следующее утро Ноултон был посвящен в Странные Рыцари. Догерти дал ему наставления: - Требования - пара крепких бицепсов и безграничное уважение к мисс Уильямс. Членские взносы - две дюжины роз каждую неделю. Свежий букет рано утром. Твоим днем будет суббота. Дюмэн переживал больше всех. Это он привел Ноултона в "Ламартин", хотя ничего о нем не знал - просто они случайно познакомились в одном бродвейском кафе. Будучи хиромантом и ясновидящим, он положился на Провидение в надежде, что поступает правильно. С этого дня Ноултон занял свое место. У него был круг обязанностей, и он их исполнял. Несмотря на прекрасное образование и родовитость, он хорошо вписался в компанию и скоро завоевал репутацию хорошего парня. Он всегда был при деньгах и охотно швырял их на ветер. Стычка с Шерманом не имела никаких последствий. Через пару дней они встретились в бильярдной. Играли Дюмэн и Ноултон. - Возьмешь кий, Шерман? - спросил Дюмэн. - Если у Ноултона нет возражений, - бросил Шерман. - У меня нет, - рассмеялся Ноултон. - В бильярде ты блефовать не сможешь. Надо или бить, или пропускать ход. Двусмысленность этого замечания не осталась незамеченной Шерманом. Никто не знал, чем занимается Ноултон и есть ли у него какие-то дела. Он торчал в "Ламартине" с утра до вечера и охотно принимал все предложения поразвлечься. У него была одна привычка, вызывавшая жгучий интерес. Два или три раза в неделю он подходил к столику Лили и посылал телеграмму, всегда по одному и тому же адресу. С улыбкой вспоминая день их первого знакомства, он всегда рассчитывался десятидолларовыми банкнотами. Всякий раз возникали проблемы со сдачей, и они вместе над этим посмеивались. Лилю очень интересовали эти таинственные телеграммы, как и все, что его касалось, но она терялась в догадках. Ей хотелось понять, чем он так притягивает, почему ее одолевает какая-то истома, когда она смотрит в его лицо или слышит его голос. Ее невинность была и неопытностью, она совсем не знала жизни, и порой это ей мешало. Часто она давала волю воображению и в итоге оказывалась жертвой своих иллюзий. Именно так получилось с букетами роз. Прежде всего, ни одной женщине не понравится получать цветы неизвестно от кого. Поэтому при первом же появлении вазы с розами на ее столе Лиля постаралась выяснить, откуда они взялись. Не будем слишком строгими к несчастному мальчику-посыльному. Он и правда обещал Догерти хранить тайну. Но если вы начнете обвинять его в предательстве, значит, вы ничего не знаете о том, какой силой обладает обаятельная улыбка Лили. Это из нее самой, из этого сфинкса, ничего невозможно вытянуть. Но она узнала, что розы ей дарят Странные Рыцари, каждый по очереди. Как-то утром, примерно через неделю после первого появления Ноултона, она решила, что знает слишком мало. Такова уж сила любви! Раньше Лиля всегда была самым открытым и непосредственным существом на земле. Но какой хитрой она стала теперь! - Джимми, - обратилась она к мальчику-посыльному, - вчера розы были самого прекрасного оттенка, который мне только приходилось видеть. Ты знаешь, кто их принес? - Сегодня что - суббота? - Да. А вчера была пятница. - Тогда это был мистер Дрискол. - О! - Лиля замялась. - А… а кто приносил их в четверг? - Мистер Дюмэн, француз. - А в среду? Джимми ничего не ответил и посмотрел на девушку испытующе. - День мистера Ноултона - суббота, - наконец сказал он. - То есть сегодня. Лиля зарделась. - Джимми! - воскликнула она. - О, перестань! Думаешь, я ничего не вижу? Мальчики и женщины замечают все-все. Лиза промолчала. Однако вечером взяла букет домой. А то, что она с ним делала дома, останется моей тайной. В отличие от Джимми я умею хранить секреты. В течение следующего месяца не приключилось ничего примечательного. Дюмэн так наловчился играть в бильярд, что грозился принять участие в турнире. Дженнингс ежедневно сообщал, что вот-вот подпишет договор с Чарльзом Фроманом. Ноултон продолжал рассчитываться десятидолларовыми купюрами за телеграммы. Дрискол по поводу и без повода сыпал цитатами из классиков. Догерти и Бут с философским видом восседали в своих креслах. После посвящения Ноултона в Рыцари сильно изменился Шерман. До того он был ни рыба ни мясо, а теперь стал уделять Лиле намного больше внимания, и это было всеми замечено. Однако они не воспринимали его как серьезного соперника. Лиля ни о чем с ними не говорила. А иначе сказала бы нечто такое, что заставило бы их насторожиться. Но она принимала докучливые знаки внимания Шермана молча. Она не знала, как он коварен и как велика его страсть к ней, в противном случае наверняка бы испугалась, вместо того чтобы тихо его презирать, и избежала бы многих часов сожалений и тревоги. Но Шерман умело скрывал свое истинное лицо и низкую душонку под маской рубахи-парня. И надо признать, все попались на его удочку. Но тогда что же вызвало их подозрения? Мы узнаём о присутствии ядовитой змеи только по ее предупреждающему шипению. И Шерман, подобно змее, терпеливо ждал своего часа, изготовившись к броску. Дюмэн первым заметил, что Лиля берет букеты домой. У французов на эти дела всегда был зоркий глаз Он за ней понаблюдал и обнаружил, что такую любовь к цветам она проявляет только по субботам. Ревности это у Дюмэна не вызвало. Само по себе то, что Лиля отдавала предпочтение розам Ноултона, его не беспокоило. Но как Ноултон добился такого к себе отношения? Дюмэну было ясно, что парень должен был что-то сказать или сделать, чтобы привлечь к себе внимание. Конечно, Дюмэн ошибался. Девушка отдала сердце не каким-то словам или делам мужчины, а ему самому. Никакого предательства со стороны Ноултона по отношению к Странным Рыцарям не было и в помине. И его нельзя было обвинить в том, что Купидон в тот день хорошенько наточил стрелы. Наконец, когда Лиля четвертую субботу подряд осторожно завернула букет в газету и вышла с ним из отеля, Дюмэн больше не мог себя сдерживать и окликнул Ноултона, который в это время болтал с красоткой из табачного ларька. Ноултон подошел к диванчику в излюбленном закутке Рыцарей. - Надо говорить, - сказал Дюмэн. - Валяй! - Об этих розах. - Розах? - Да. Розах для мадемуазель Уильямс. - А что такое? Дюмэн махнул рукой в сторону стола Лили: - Смотри. Ваза пустая. - Ну да, - сказал Ноултон. - Я и думаю - вот забавно. - Ошень забавно, - саркастически заметил француз. - И куда же пропадали цветы? - Не имею представления. - Ты хошешь сказать, что не знаешь? - Не знаю. Дюмэн посмотрел на него с недоверием. - Ну тогда я тебе скажу, - наконец произнес он. - Мадемуазель Уильямс переносила их домой. Казалось, Ноултон удивился. - Мисс Уильямс забрала их домой? - переспросил он. - Да. - Ну так они же ее, что тут такого? Разве она не может делать с ними все, что хочет? Зачем меня из-за этого беспокоить? - Затем, что она улыбается тебе так, как никому из нас, - со значением пояснил Дюмэн. - Да? Именно мне? - Она уносит домой только твои розы. Она делаль так уже целый месяц. А что это знашит? Это знашит, что ты предаватель… э-э… предатель. Это знашит, что ты нам делаешь нос. - Водишь нас за нос, - автоматически поправил француза Ноултон. - Водишь за нос. Это значит, что ты стараешься делать на мадемуазель Уильямс впешатление, и боюсь, тебе это удается. Ноултон был задет за живое. Кровь бросилась ему в лицо, он словно лишился дара речи. Не оттого ли, что он получил доказательство интереса к нему со стороны мисс Уильямс и у него от этого сладко защемило сердце? Вдруг он улыбнулся с облегчением, словно его осенила какая-то догадка. - Дюмэн, - сказал он, - ты хороший парень, но тебе не все хорошо удается. Одно дело - шутки шутить, и другое - выдумывать невесть что. Я был бы без ума от счастья, если бы мисс Уильямс выделяла меня так, как ты это изображаешь. Но на самом деле все гораздо проще. - Ну? - Каждый вечер, - продолжил Ноултон, - розы мисс Уильямс кто-то уносит, и ими украшают вестибюль отеля. По ее просьбе, как ты знаешь. Но в воскресенье у нее выходной, и ей хочется, чтобы цветы были рядом с ней. Поэтому она берет их с собой домой. Вот в чем дело. Она понятия не имеет, кто их ей приносит. Маленькое круглое лицо Дюмэна осветилось радостью. - Тошно! - воскликнул он, что, как догадался Ноултон, означало "точно". - Какая я задница! Прости меня, Ноултон. Так ты ей не нравишься? - Боюсь, что нет, - улыбнулся Ноултон, но без особого веселья. - И ты никогда не пыталься… - Дружище, - прервал его Ноултон, - став одним из Странных Рыцарей, я действую только как ее защитник. Тут явился Дрискол, и их беседа прервалась. Ноултон подошел к табачному ларьку, купил сигареты, закурил одну, а остальные переложил из пачки в кожаный портсигар с серебряной отделкой. Он прошел мимо стола Лили, остановился у ряда кресел и поздоровался с Гарри Дженнингсом и Билли Шерманом. Дженнингс обменялся с ним парой ничего не значащих фраз. Шерман в это время хранил молчание. Потом, взглянув на часы и сославшись на дела, Ноултон вышел из отеля на Бродвей. Не успел он скрыться из виду, как Шерман вскочил, выбежал через боковую дверь и пристроился за ним в двадцати шагах. На Бродвее было многолюдно, и Шерману пришлось уменьшить дистанцию, чтобы не потерять своего визави. Ноултон шагал широко и свободно, не оглядываясь, походкой человека, которому нечего стыдиться и бояться. Ему то и дело приходилось делать зигзаги в толпе, а Шерман в эти моменты старался укрыться за чьей-нибудь спиной. На Мэдисон-сквер Ноултон резко остановился и стал смотреть налево-направо. Принимая во внимание густой поток машин, это было вполне естественно. Шерман тут же нырнул за стоявшее у тротуара такси, будучи уверенным, что остался незамеченным. Выбрав подходящий момент, Ноултон пересек площадь и продолжил идти по Бродвею. На Двадцать восьмой улице он вдруг замедлил шаг, повернулся и исчез за вращающейся дверью кафе. Шерман приблизился и остановился как вкопанный. "Если бы я только решился войти! - думал он. - Можно поставить на кон десять долларов, что я бы узнал, с кем он там встречается. И все бы стало ясно. Но в любом случае они могут выйти вместе". Он нырнул в ближайшую подворотню и стал ждать. Ноултон вышел через несколько минут. Один. У Шермана перехватило дыхание, он хотел было вернуться, но махнул рукой и решил продолжить слежку, пока не выяснится что-то определенное. Миновав Тридцатую улицу, Ноултон повернул на запад. Задача преследователя осложнилась. Прохожих здесь, в отличие от Бродвея, было меньше, и он рисковал быть в любой момент обнаруженным. Ноултон дважды останавливался, и Шерман прятался в ближайших дверных проемах. У Шестой авеню он проходил мимо припаркованного такси. Оно было пустым. Осененный внезапной идеей, Шерман распахнул дверцу и залез на заднее сиденье, подумав, что так риск быть разоблаченным уменьшится. Он показал водителю на Ноултона и попросил следовать за ним. Таксист усмехнулся, резко развернул машину и поехал вдоль Тридцатой улицы. Они пересекли Седьмую и Восьмую авеню, проехали мимо ряда респектабельных пятиэтажных жилых домов с отделанными коваными решетками подъездами. Вдали под зимним солнцем поблескивал Гудзон, сзади доносилось громыхание поездов надземки и несмолкающий шум большого города. Ноултон быстро шагал вперед, пересек Девятую авеню. Такси медленно следовало за ним. Вдруг он повернул ко входу в один из жилых домов. Когда машина подъехала, он уже скрылся в парадном. |