Изгибы высокой, стройной фигуры угадывались под складками белого одеяния; золотистые волосы были собраны в тяжелый блестящий узел; во взгляде ощущалось холодное высокомерие, странным образом сочетающееся с призывом к сочувствию. Хотя Елена была рождена красавицей и всегда окружена роскошью и великолепием, я чувствовал, что она, по сути дела, несчастная изгнанница, и испытывал к ней жалость. Возможно, скромному вестнику не подобало жалеть Елену Прекрасную, но эмоции возникают сами собой. Сама церемония выглядела бессмысленной - было ясно, что Приам собрал всех присутствующих только ради удовольствия посмотреть на них. Он пробормотал несколько слов, и по зову Антенора я подошел и склонился перед троном. Царь проделал руками таинственные пассы в воздухе, напевая себе под нос, вручил мне жезл из прутьев и свиток пергамента - символы моей новой должности, после чего представил меня собранию и подал знак расходиться. Отойдя от трона, я начал пробираться через толпу. Двое-трое моих друзей - ибо я уже обзавелся друзьями при дворе - подняли руки, поздравляя меня. Пробираясь к двери вместе с Киссеем, я внезапно услышал свое имя, произнесенное кем-то сзади достаточно громко, чтобы его можно было разобрать сквозь гул голосов, наполнявший помещение. Я сразу узнал голос Энея[36]], считавшегося сыном Анхиза[37]] и Афродиты[38]]. Должно быть, Анхиз в молодости выглядел лучше, чем теперь, - когда я его видел, он отнюдь не блистал красотой. Что касается Энея, то на днях я слышал, будто он пользуется расположением карфагенской царицы Дидоны[39]]. Должно быть, у нее скверный вкус. - Нечего сказать, этот Идей - подходящий человек для такой должности. - В голосе Энея звучало презрение. - Только вчера он оставил тело своего брата лежать на поле битвы вместе с лошадьми и колесницей. А теперь его сделали вестником! Резко повернувшись, я посмотрел ему в глаза: - Ты бы лучше занимался своими делами, Эней, и позволил другим делать то же самое. Когда ты приобретешь мудрость Антенора, то, возможно, будешь обладать и его влиянием. Это ему я обязан своим назначением. - Мудрость! - фыркнул Эней. - Забавно, что ты упомянул это слово в связи со стариком Антенором. Где бы он был со своим влиянием, если бы случайно не женился на сестре Гекубы? А кроме того, я повторяю, что ты бросил тело брата и потерял коней и колесницу. Я открыл рот, чтобы ответить, но Кисеей оттащил меня в сторону. Сзади послышался презрительный смех Энея, и меня бросило в жар. Не то чтобы я собирался искать с ним ссоры - в этом не было никакого толку. Репутация и влияние в совете делали его недосягаемым для меня. Когда Кисеей и я выходили из зала, произошел странный случай, не замеченный никем, кроме меня. Он был весьма незначительным, но произвел на меня впечатление своей внезапностью. Когда мои ноги коснулись порога, я неожиданно почувствовал, что кто-то сзади смотрит на меня, резко обернулся и встретился взглядом с Еленой! Она стояла на ступеньке перед троном и была хорошо видна поверх голов толпы. Елена, несомненно, смотрела на меня, и в ее взгляде был какой-то непонятный смысл. Как только я повернулся, она отвела взгляд и слегка покраснела. Что бы это значило? Я искал ответ на этот вопрос, спускаясь по главной лестнице вместе с Киссеем, который, очевидно, ничего не заметил. Возможно ли, что я привлек внимание Елены? В конце концов, думал я, меня не назовешь уродом. Иногда происходят странные вещи. Зная, что Елена - неисправимая кокетка, я не исключал, что ей пришла в голову фантазия позабавиться со мной. Улыбаясь своим мыслям, я вздрогнул, осознав, что Кисеей уже третий раз повторяет свой вопрос и удивленно смотрит на меня. Вернемся к Энею. Не помню, произошло ли это на следующий день или позже, хотя какое это имеет значение. Суть в том, что его оскорбление на мой счет было вскоре отомщено, пусть и не мною. Это случилось во второй половине дня. Я прогуливался по широкой аллее, ведущей к входу на Скейские башни, когда ворота внезапно распахнулись, пропустив солдат, ворвавшихся с криками: - Эней! Дайте дорогу Энею! В следующий момент вокруг собралась толпа, сквозь которую им пришлось пробиваться. Схватив одного из них за руку, я отвел его в сторону и осведомился о причине суматохи. Солдат был покрыт пылью и кровью и так охрип, что с трудом мог говорить. Наконец мне удалось разобрать слова. - Эней ранен. Его несут сюда. - Ранен? Каким образом? - Могучий Диомед швырнул в него камнем. Эней и Пандар[40]] вдвоем атаковали его на колеснице, запряженной знаменитыми конями Троя[41]]. Стрела Пандара не смогла пробить броню Диомеда, укрепленную самой Палладой. Пандар спасся бегством, а тяжело раненного Энея защитили воины. Диомед захватил его коней и колесницу. Я дал солдату золотую монету и отпустил его, усмехаясь про себя. Диомед ранил Энея и захватил его коней! Повернувшись, я успел увидеть, как сына Анхира вносят в ворота на носилках, и не смог удержаться от насмешливого возгласа: - Великий Эней, почему ты не возвращаешься с конями и колесницей? Надеюсь, ты не оставил их на поле битвы? Он метнул на меня сердитый взгляд, но ничего не сказал. Подойдя к клепсидре[42]] у ворот, я увидел, что пришло время возвращаться во дворец на ежедневное заседание совета. Я первый сообщил собравшимся о ранении Энея и заметил, что новость их не слишком огорчила. Своим властным, надменным поведением и удачливостью он вызывал неприязнь и зависть. После заседания, на котором обсуждались только военные планы, я отправился в свои покои, расположенные в восточном крыле дворца, рядом с покоями царя Приама и его сыновей, Полита и Агава. В одной из моих комнат, отделанных красным мрамором и украшенных пилийскими[43]] коврами, имелась большая дверь в кабинет вестника, где находились архивы и переданные мне пергаменты. Я направился туда, чтобы продолжить знакомство с предметами, расположенными в математическом порядке на длинных полках из слоновой кости. Этой задаче я уже посвятил большую часть двух предыдущих дней, так что работы оставалось немного. В не обследованном мною углу находились архивы, содержание которых никогда не становилось достоянием гласности, дабы не бросить тень на добрую славу Тесея[44]]. Даже теперь я не могу себя заставить поделиться этими сведениями. С грудой документов я удалился в альков за занавесями в углу комнаты и сел на мраморную скамью перед столом из черного дерева, с головой погрузившись в чтение. Некоторые письма Тесея к друзьям были весьма любопытны. Покончив с этой приятной задачей, я собрался вернуть документы на полку, когда в комнате за занавеской послышались тихие шаги. Я поднялся со скамьи и нахмурился - никому, даже членам царской семьи, не дозволялось входить в кабинет вестника без разрешения. Я схватился за занавеси, но раньше меня это сделала белая рука с точеными пальцами. Занавеси раздвинулись, и передо мной предстала Елена. - Ты? - пробормотал я, кланяясь. - Я удивлен… - Несомненно, - прервала она с озорной улыбкой. - У меня вошло в привычку удивлять людей - это мое основное развлечение. Признай, что сюрприз не неприятный. Я продолжал хмуриться: - Это серьезное нарушение правил. Разве ты не знаешь, что никто не должен входить сюда? Рассмеявшись, Елена шагнула в альков и села рядом со мной на мраморную скамью. Кончик ее шелкового пояса упал мне на колено - она позволила ему оставаться там, и я чувствовал, как он обжигает мою кожу сквозь складки одежды. От нее исходил тонкий аромат греческих благовоний. Все эти трюки не являлись для меня новыми - я улыбался про себя, ожидая продолжения. Ждать пришлось недолго. - Идей, - заговорила Елена сладчайшим голосом, - пожалуйста, не разочаровывай меня. К чему говорить, что я не должна входить сюда, если я уже вошла? Это нелепо. - Но, госпожа, эта комната священна… - Глупости! Правила существуют для того, чтобы их нарушать. Неужели ты не можешь забыть их ради меня? Разве недостаточно, что Елена пришла просить тебя об одолжении? - У Елены есть муж, - сухо заметил я. Она пожала белыми плечами: - Ты отлично знаешь, что он олух. Но я пришла сюда говорить не о нем, а о том, что можешь сделать только ты. Обещай, что не откажешь мне. - Почему бы тебе не обратиться к царю Приаму? - предложил я. - Он не в состоянии мне помочь. Пожалуйста, обещай. Я собрал всю силу воли. - Прости, госпожа, но это невозможно. Если бы ты объяснила мне, в чем дело… - Истинный троянец! - с презрением воскликнула Елена. - Неужели в тебе нет ни капли азарта? Неужели ты не можешь сказать "да" и рискнуть всем, чтобы приобрести большее? Хорошо, я объясню тебе. Дело очень простое. - Я сделаю все, что в моих силах. - Вот и отлично. Через три дня придет время моего ежегодного жертвоприношения на алтарь Афродиты, моей покровительницы и подруги Леды, моей божественной матери. Как тебе известно, церемонию проводит жрец Фамира[45]]. Мне не повезло - на этот пост назначен Оилей, а он мой враг. Он устроит так, что жертвоприношение потерпит неудачу, и мне будет отказано в покровительстве дочери Зевса. А если… Ты смеешься надо мной, Идей? - Не над тобой, - поспешил ответить я, - а над твоими суевериями. Но речь не об этом. Мне непонятно, каким образом я могу помочь тебе в твоем затруднении? - Суеверия? Ты имеешь в виду… - Я имею в виду, что считаю твою Афродиту и твое божественное происхождение красивым мифом, и не более того. Не обижайся - я скептик, как и все здравомыслящие люди. Повторяю: как я могу тебе помочь? У меня нет власти над жрецом Фамира. Помочь тебе может только царь Приам. - Я уже говорила с царем. Он сказал, что Оилей не осмелится шутить с жертвоприношением. - Чушь! - Вот именно. Поэтому я пришла к тебе. - Но что я могу сделать? Елена придвинулась ко мне ближе. - Ты можешь перепоручить церемонию жрецу Гефеста, - тихо сказала она. Это предложение было в высшей степени характерным для Елены. Она бы без колебаний потребовала у любого мужчины пожертвовать жизнью, считая, что ее улыбка послужит достаточной наградой. То, что передача полномочий от жреца Фамира к жрецу Гефеста могла, по общему мнению, вызвать гнев Зевса, ее нисколько не беспокоило, так как этот гнев обрушился бы на мою голову. Недурной образчик греческого коварства! Я не мог скрыть восхищения умом Елены. Зная о том, что я открыто провозглашал себя атеистом, она была уверена, что я не смогу найти убедительной причины отказать ей в просьбе. А так как жрецом Гефеста был мой отец Дар, Елена не сомневалась в благоприятном исходе жертвоприношения, ибо хорошо известно, что жрецы все оборачивают себе на пользу. Тем не менее я не намеревался сразу сдаваться. - Очевидно, - заметил я, - ты не осознаешь всей серьезности последствий своей просьбы. - Последствий! - недоверчиво воскликнула она. - Неужели Идей говорит мне о последствиях? - Идей собственной персоной, - ответил я, не скрывая иронии. - Разве ты сделан из камня? - Ни в коей мере. - Разве у тебя нет глаз, чтобы видеть? Я посмотрел на Елену. Смысл ее слов был ясен - на губах играла обольстительная улыбка, во взгляде светилось обещание. Я решил согласиться, но таким образом, чтобы она не принимала меня за глупца. Я всегда готов развлечься с хорошенькой женщиной - а Елена, безусловно, являлась таковой, - но даю понять, что умею распознавать кокетство. Было забавно видеть ее изумление, когда она услышала мой вопрос: - Ты имеешь в виду, что разрешишь называть тебя по имени? Елена ответила достаточно быстро: - Это в будущем. Ты не должен торопить события. Признаюсь, что ты интересуешь меня, и разве я не снизошла до просьбы к тебе об одолжении? Видишь - я говорю с тобой откровенно. Но тебе не следует ожидать слишком многого - сейчас. Я улыбнулся: - Как тебе будет угодно, госпожа. Что до твоей просьбы, то я согласен. К завтрашнему утру я подготовлю документы - твое жертвоприношение будет проводить жрец Гефеста. А что касается остального, я готов ждать. Елена быстро схватила меня за руку: - Ты настоящий мужчина, Идей! Можешь не сомневаться - я это запомню. Тот, кто удовлетворяет Елену, никогда не раскаивается. - Да ну? А как же Менелай? С моей стороны это было глупо, но слова вылетели прежде, чем я осознал, что говорю. Я ожидал вспышки гнева и немного отодвинулся, словно опасаясь физической расправы. Но мое замечание позабавило Елену - на ее губах мелькнула улыбка, а глаза весело блеснули. - Менелай не удовлетворял меня. Он всего лишь был моим мужем. Крепко сжав мою руку, она быстро повернулась и вышла, раньше чем я успел произнести хоть слово. Я медленно собрал пергаменты, чтобы вернуть их на полки, думая о том, что моя должность вестника оказалась куда более чреватой развлечениями, чем я ожидал. Глава 3 В доме Париса
Поздно вечером, когда мой друг Кисеей пришел ко мне в комнату поговорить о сегодняшних событиях, я рассказал ему о встрече с Еленой. По ею лицу я видел, что он сомневается в правдивости моего повествования, но в конце концов мне удалось его убедить. Удивлению Киссея не было границ. - Значит, ты привлек саму Елену! Счастливчик Идей! - Слушая тебя, Кисеей, - отозвался я, - можно подумать, будто Елена - единственная женщина в мире. Такая уж великая честь быть ею замеченным? В этом я не был искренен. Ныне дни моей молодости позади, и я могу смеяться над собственной глупостью. Если мои тщеславие и лицемерие нельзя простить, то их, по крайней мере, можно понять. Я считал величайшей честью быть замеченным Еленой. Какой молодой человек на моем месте думал бы иначе? Она была красой и гордостью Греции и стала признанным эталоном женской красоты. К тому же Елена ранее являлась царицей Спарты и могла стать ею вновь. Хотя я мог притворяться перед моим другом Киссеем, у меня кружилась голова от восторга при мысли, что я привлек ее внимание. Добавлю в качестве оправдания, что мой случай отнюдь не был беспрецедентным. Елена притягивала к себе мужчин, как магнит - железо. Я уже забыл Брисеиду[46]]. Елена ничего мне не обещала, но я надеялся на многое и решил сделать для нее все возможное в истории с жертвоприношением Афродите. Мой отец Дар, бывший жрецом Гефеста, не стал мне препятствовать, а Оилея я умиротворил обещанием устроить второй праздник Аполлона. Я ожидал определенного противодействия со стороны царя Приама, но на аудиенции, которой я добился следующим днем, он заявил, что предоставляет все подобные дела на усмотрение своего вестника. Вечером жертвенные животные были доставлены в храм Гефеста, где начались приготовления к церемонии. Я решил лично сообщить обо всем Елене, считая это удобной возможностью возвысить себя в ее глазах, потому на следующее утро направился через двор прямо к дому Париса. Благодаря моему официальному положению, меня пропустили, не задавая вопросов, и я двинулся по коридору к лестнице, ведущей к верхним комнатам. Но, поднявшись, я внезапно услышал женский голос: - Дальше идти нельзя. Я остановился без особых возражений. Шагах в двухстах передо мной стояла девушка чисто грейского[47]] типа, с грациозной гибкой фигурой и соблазнительной оливковой кожей. Пока я стоял, размышляя о том, кто она и почему я не видел ее раньше, девушка повторила: - Дальше идти нельзя. - Почему? - осведомился я. - Это запрещено. - Тебе известно, что я вестник царя Приама? - Дальше идти запрещено, - снова сказала она. - Но я должен повидать Елену Аргивскую, жену Париса. - Это невозможно. Елена сейчас с Парисом и его братом Гектором. Их нельзя беспокоить. - Где они? - Там. - Девушка указала на тяжелый расшитый занавес, прикрывающий дверь справа. Внезапно мною овладело неудержимое желание узнать, о чем говорят за этой дверью. Очевидно, это объяснялось главным образом всего лишь любопытством, но к нему примешивалась мысль, что неплохо быть в курсе отношений Париса с женой. Ходили слухи, что последнее время они не слишком довольны друг другом. Выяснить это было бы на пользу моим планам. Я задумчиво посмотрел на стоящую передо мной девушку: - Ты говоришь, что Парис и Гектор сейчас с Еленой? - Да. - И их нельзя беспокоить? Она кивнула. Я сменил тему: - Ты ведь из Грей, не так ли? Девушка продемонстрировала белые зубы в довольной улыбке: - Как ты догадался? - Нужно быть слепым, чтобы этого не видеть. Красота, подобная твоей, приходит только из долины прямой реки и золотистых холмов. - Я шагнул к ней. - Ты служишь Елене? Как твое имя? - Меня зовут Гортина. Я прислужница Елены. - Ее лицо слегка потемнело - на светлой коже это был бы румянец, - и она добавила: - Я рабыня. Уже четыре года я в Трое. А ты знаешь Грею? - Очень хорошо. У тебя красивое имя, Гортина, и красивое лицо. На тебя приятно смотреть. - Подойдя к девушке, я потрепал ее по подбородку и обнял за талию. |