Но мы воздавали ему должные почести. Разве не рука Париса, ведомая Аполлоном, спасла Трою? История о его сне распространилась по всему городу - очевидно, он успел поведать ее не только мне. На следующее утро воины с легким сердцем готовились отправиться на поле сражения. Командовал армией Эней, а его помощником был Гитракид из Арисбы, ибо Эвена уже не было в живых. Отдохнувшие за пять дней и воспрянувшие духом после гибели самого страшного врага, солдаты с криками и песнями маршировали по улицам. Приам и Гекуба снова появились на Скейских башнях с членами царской семьи. Андромаха отсутствовала, но Астианакс, маленький сын ее и Гектора, пришел со своей тетей Кассандрой. Я снова попросил у Приама позволения выйти в поле, но он отказал, и поэтому я повел Гекамеду на башни. Выйдя из прохода Семи колонн, мы оказались лицом к лицу с Поликсеной. Впервые после той роковой ночи она покинула дворец. Гекамеда шагнула к ней с протянутой рукой и воскликнула: - Как я рада тебя видеть, Поликсена! Бросив на нас взгляд, полный презрения и ненависти, дочь Приама повернулась к нам спиной и отошла прочь. Это была ее благодарность за то, что я спас ее от позора и бесчестья, а может быть, и от смерти. Конечно, у нее были некоторые оправдания, но недостаточно веские, чтобы оскорблять нас на публике. К счастью, это осталось незамеченным. Мы с Гекамедой направились к центру площадки. Услышав приветствие Кассандры, Гекамеда направилась к столу у стены, где она сидела с маленьким Астианаксом, а я проследовал к восточному парапету и, засвидетельствовав свое почтение Приаму, вступил в разговор с Антенором и Гикетаоном, стоящими поблизости. Вскоре снизу послышались крики. Склонившись над краем парапета, мы увидели воинов, выходящих из ворот во главе с Энеем. Он стоял в своей колеснице, облаченный в сверкающие доспехи; лучи солнца, отражаясь от его бронзового щита, слепили нам глаза. - Эней - надежда Трои, - заметил Антенор. - А теперь, когда Ахилла больше нет, он принесет нам победу, - добавил Гикетаон. Но в этот день полю сражения не было суждено лицезреть кровопролитие. Эней выехал на равнину, и Гитракид появился из ворот, когда глашатай внезапно указал на восток, что-то прокричав. Посмотрев туда, мы увидели греческую колесницу, мчавшуюся по равнине. Мы бы заметили ее с башен гораздо раньше, если бы наше внимание не отвлекли воины внизу. Запряженная четверкой белых лошадей и поднимающая облако пыли, она быстро приближалась к Энею, стоящему в своей колеснице во главе армии. Люди на башнях подбежали к парапету. Со всех сторон слышались восклицания: - Это Аякс! - Нет, это Менелай - он ниже ростом, чем Аякс. - Клянусь Зевсом, это Одиссей! - Что ему нужно? - Он приехал за телом Ахилла! Греческая квадрига остановилась менее чем в десяти шагах от колесницы Энея. Грек спрыгнул наземь, и все увидели, что это действительно Одиссей. Эней также соскочил с колесницы, грек и троянец отсалютовали друг другу, и Одиссей начал говорить, но так тихо, что на башнях ничего не было слышно. Вскоре оба воина повернулись и бок о бок зашагали к воротам. Войска расступились, пропуская их. Нас всех охватило лихорадочное возбуждение. Хотя мы думали, что знаем причину визита Одиссея, появление знаменитого грека в стенах Трои было памятным событием. Кроме того, нам не терпелось узнать, что ответит Приам на его просьбу. Ждать пришлось долго - чтобы подняться на Скейские башни, требовалось время. Наконец мы увидели двух воинов, идущих в проходе Семи колонн. У входа на площадку Эней шагнул в сторону, пропуская вперед Одиссея. Под взглядом сотни пар любопытных глаз надменный грек пересек площадку и остановился перед троном Приама. - О царь, - заговорил он, - ты видишь перед собой Одиссея из Итаки, посла греков, который прибыл один, чтобы ты его выслушал. Нахмурившись, Приам холодно посмотрел на Одиссея. - Я могу догадаться о цели твоего визита, - сказал он. - Можешь не говорить о ней. - Но ты ведь не выслушал меня, - с удивленным видом отозвался грек. - Разве цель моей миссии известна? - Я сказал, что могу о ней догадаться. - Но ты позволишь мне говорить? - Говори, если хочешь. Что тебе нужно? Одиссей откашлялся и шагнул вперед. - О царь, - начал он. - Я послан Агамемноном и греческими вождями. Вот их слова. Наше нападение на царство и город Трою было предпринято с целью отнять у Париса Елену Аргивскую, которую он похитил у царя Спарты Менелая, ее законного супруга. Теперь Парис мертв, и мы отомщены. Наши силы равны - многие воины пали с обеих сторон. Нет больше Ахилла и Гектора, Диомеда и Антилоха, Эвена и Троила, Гелена и… Приам прервал оратора: - Ты пришел, Одиссей, напоминать нам о нашем горе или похваляться вашими победами? - Нет, - ответил грек. - Разве я не упомянул и павших ахейцев[101]]? Я всего лишь хотел доказать, что наши потери одинаковы. Знай, что моя миссия - дружеская. Греки тоскуют по своим женам и детям, холмам и долинам, полям и виноградникам. Тяготы войны мы переносим хуже, чем троянцы, ибо находимся вдалеке от наших домов. Моя цель, о царь, - заключить с тобой почетный мир, дабы мы могли отплыть к нашим берегам. Слушая эту удивительную речь, Приам и советники склонились вперед, а толпа возбужденно забормотала. - Откровенно говоря, - продолжал Одиссей, - можем ли мы надеяться взобраться на стены Трои без Ахилла? Если это означает признать поражение, мы его признаем. Но мы бы хотели почетного мира. Ваш дар Агамемнону послужит свидетельством вашего уважения и доброй воли. Мы со своей стороны трудились пять дней, создавая дар, достойный великой Трои. Когда Одиссей умолк и поклонился, толпа устремилась к трону с криками радости. Эней заговорил с Приамом, но его слова нельзя было расслышать из-за шума. Три-четыре человека побежали к проходу Семи колонн - каждому хотелось первым сообщить радостные новости столпившимся на улицах. Одна лишь Гекуба выглядела печальной. - Увы, мой бедный Гектор! - вздохнула она. - Если бы это произошло раньше! Со всех сторон слышались крики: - Греки получили свое! - Они поняли, что ничего не могут сделать без Ахилла! - Сам Одиссей пришел просить о мире! Должно быть, им приходится несладко! И так далее до бесконечности. Разумеется, Одиссей слышал эти обескураживающие замечания, но не подавал виду. Приам, несмотря на преклонный возраст, не забыл дипломатические трюки, которыми славился ранее. Несомненно, его сердце было преисполнено облегчением и радостью, но на лице у него это не отражалось. Когда Эней умолк, царь поднялся и протянул руку. Шум тотчас же прекратился - все смотрели на царя, затаив дыхание и ожидая ответа. - Одиссей, - заговорил Приам, сурово глядя на грека, - меня не удивляет, что ахейцы ищут мира. Но жители Трои, хотя и отважны, тоже не слишком любят войну. Пожалуй, я бы мог сразу ответить, но сначала должен поговорить с моими советниками. Антенор, Эней, Гикетаон, Панфой, Укалегон, Ламп, отправляйтесь с вашими спутниками в зал совета. Идей… где мой вестник?.. Идей, ты тоже иди туда. Я присоединюсь к вам позже. Полит, проводи Одиссея во дворец и ублажай его яствами и танцами, покуда мы не примем решение. В толпе послышался недовольный ропот - было легко догадаться, что задержка не нравится людям. Если предлагают почетный мир, почему не заключить его сразу же? Но Приам взглядом заставил их умолкнуть, подав знак рабам помочь ему сойти с трона. Мы поехали к дворцу на колесницах. Улицы были переполнены, лица людей сияли, даже Одиссея приветствовали со всех сторон. Мне казалось неразумным открыто демонстрировать греку наше желание мира, но тот, кто ожидает от народа благоразумия, всегда будет разочарован. В тот день атмосфера в зале совета была лишена тревоги, одолевавшей нас долгие утомительные месяцы. Одного взгляда на советников было достаточно, чтобы узнать их мнение, - лица всех выражали удовлетворение и радость. На первый вопрос - принять ли предложение мира - все ответили утвердительно. Тогда Приам заговорил о подарке грекам, отметив, что, учитывая столь великий повод, выбор должен быть неординарным. Сразу же начался спор. Панфой предложил золотые вазы Эвриала, но Антенор возразил, что греки могут принять их за погребальные урны и счесть это оскорблением. Предложения сыпались одно за другим: двенадцать фракийских жеребцов, знаменитые покрывала Гектора с золотым шитьем, сто талантов золота, наконец, сама Елена. Дискуссия разгоралась, когда Гикетаон заметил, что хорошо бы сначала узнать, какой дар намерены преподнести греки. Согласно Одиссею, им потребовалось пять дней непрерывной работы, чтобы соорудить его, - следовательно, это нечто оригинальное. Предложение было одобрено единогласно, и в комнату, где Одиссей сидел с Политом, отправили гонца спросить о греческом даре. Мы молча ожидали его возвращения. Вскоре он появился в зале. - Дар греков, - сообщил гонец Приаму, - огромный деревянный конь высотой в двадцать локтей. Мы удивленно посмотрели друг на друга, интересуясь, откуда ахейцы взяли столь необычную идею. - Странная фантазия, - заметил Панфой. - Возможно, это намек на фессалийских жеребцов, захваченных Диомедом. - Скорее намек на печальную нужду Трои в лошадях, - иронически вставил Гикетаон. Эней поднялся. - О царь, - обратился он к Приаму, - мне не нравится эта затея греков. Обычный подарок удовлетворил бы меня куда больше. - Ты, как всегда, подозрителен, - нахмурился Приам. - Какую уловку ты усматриваешь в этом? - Не знаю. Но я бы советовал отказаться от этого странного дара - хотя бы потому, что его предлагает хитроумный Одиссей. Тебе известна его репутация - за ним нужно наблюдать в три глаза. Но Энея дружно высмеяли. Даже Антенор отмахнулся от его предубеждения. - Если ты боишься деревянного коня, - заметил Приам, - то как ты скажешь об этом человеку? Греки поднимут нас на смех. Их подарок изобретателен - они старались нам угодить, и мы не должны оскорблять их отказом. Нет нужды пересказывать утомительные дебаты, продолжавшиеся до полудня, - достаточно сообщить, что наш выбор остановился на расшитых покрывалах Гектора и ста талантах золота. Решение поддержали все, и, хотя Эней упорствовал в своих подозрениях, гонца вновь отправили к Одиссею. Он принял известие о нашем согласии с бесстрастным лицом, сказав, что деревянного коня сегодня же доставят в Трою через Скейские ворота. Мы проводили Одиссея к его колеснице; за нами следовали рабы с покрывалами Гектора и сотней талантов золота. Их сложили в квадригу к ногам грека; возница вскочил на свое сиденье, и, окруженный двумя десятками воинов в качестве почетного эскорта, Одиссей отбыл в лагерь. Таким образом мир пришел в Трою. Он был очень кратким - всего лишь мнимым спокойствием перед опустошительной бурей, но тогда мы этого не знали. Женщины и дети ходили по улицам, распевая баллады и гимны; воины обнимали жен и детей со слезами радости; уже начались приготовления к пиру и празднику, назначенному на третий день. Конечно, лица некоторых были печальны, ибо мир не мог изменить прошлое и заставить души умерших вернуться из царства теней или полей Элизия. Но нотки печали лишь подчеркивали всеобщее ликование. Позднее мы с Гекамедой отправились к Скейским башням вместе с царской семьей, советниками и воинами. Эней, увидев меня на ступеньках дворца, пригласил ехать в его колеснице. Я охотно согласился, усадив Гекамеду в одну из дворцовых повозок с Кассандрой и Андромахой. Мы медленно ехали по улицам. Люди приветствовали Энея и меня - он принимал это на свой счет, хотя не исключено, что большинство приветственных криков относились к моему участию в гибели Ахилла и моей роли возницы Приама во время поездки в греческий лагерь за телом Гектора. На башнях мы обнаружили огромную толпу, которая продолжала увеличиваться. Подойдя к восточному парапету, мы с Энеем увидели то, что в этот момент приближалось по равнине к городским воротам. Деревянного коня волокли две сотни солдат, возглавляемые воином в колеснице. Даже с высоты башен он выглядел огромным - названный Одиссеем рост в двадцать локтей казался преуменьшением. Половина солдат тянула коня спереди за прикрепленные к нему кожаные ремни, другая половина толкала его сзади. На башнях царило возбуждение, вызванное не столько видом странного подарка, сколько миром, который он символизировал, хотя простое любопытство играло не последнюю роль. На прибытие Приама и Гекубы почти не обратили внимания, хотя послышался шепот, когда увидели, что за ними следуют Андромаха, Кассандра, Гекамеда, Поликсена, Агав - короче говоря, все царское семейство. Вскоре деревянный конь приблизился к воротам. Выглядел он достаточно нелепо - ноги были раза в два длиннее тела; хвост, также из дерева, торчал сзади, словно ручка от умывальника. Короче говоря, если бы я стал перечислять все его дефекты, то не уложился бы и до конца дня. Повернувшись к Энею, я заметил, что Одиссей правильно поступил, предупредив нас, что это конь, иначе мы бы ни за что не догадались. Оставив коня шагах в десяти от ворот, солдаты отошли назад по приказу их командующего, который, стоя в колеснице, возвысил голос, глядя на башни. - Великий Приам, я привез дар греков. Это наше прощание - наши корабли готовы к отплытию, а шатры собраны. Пусть ты и Троя вечно наслаждаетесь миром и счастьем. Прощайте! В ответ Приам молча кивнул. Грек развернул свою колесницу; солдаты выстроились в ряд. В следующий момент они уже маршировали по равнине в сторону греческого лагеря. Глядя на восток, мы поняли, что воин говорил правду: шатров не было видно. Приам повернулся к гонцу: - Спустись к начальнику стражи, вели ему открыть ворота и втащить коня в город. Его следует установить на Дореонской площади - в том месте, где был воздвигнут погребальный костер Гектора. Ступай! Гонец направился к выходу, но в это время из-за трона послышался крик: - Стой! - Кассандра шагнула вперед и встала перед царем, протянув руки. - Умоляю, отец, выслушай меня! Я больше не могу молчать! Несомненно, Приам догадался о ее намерениях, так как подал знак гонцу выполнять поручение. - Я слушаю тебя, дочь моя. - Отзови твоего гонца! - Почему? - Ты знаешь, что Аполлон наделил меня пророческим даром. - Ты говорила это много раз. - Приам улыбнулся, и в толпе послышались смешки. Лицо Кассандры покраснело от унижения, но она упрямо продолжала: - Разве я предъявила недостаточно доказательств? Но довольно о прошлом - слушай мои слова… - Я помню, ты предсказывала, что Троя падет перед греками, - прервал ее Приам. - А теперь их шатры собраны. - Меня это не заботит. Я говорю устами Аполлона. Если дар греков… - она указала на коня, которого тащили через ворота, - окажется в городе, Троя падет, а ты и твоя семья погибнете. - Но чем страшен этот конь, если он не запряжен в колесницу? Собравшиеся расхохотались над царской шуткой, а Кассандра повернулась к ним, сверкая глазами. - Вы стадо баранов! - воскликнула она. - Вспомните мои слова, когда мечи греков окажутся у ваших глоток! Воцарилось молчание, и меня одолело дурное предчувствие. Но ощущение прошло, когда Кассандра отошла к трону, а толпа устремилась к северной стене - поглазеть на въезд в город деревянного коня. К тому времени его уже волокли через площадь сотни солдат и горожан. Мы махали им, выкрикивая иронические поощрения, а они смеялись в ответ. Вскоре они добрались до улицы и двинулись в направлении Дореонской площади. Внезапно со стороны восточного парапета раздался громкий крик: - Греки отплывают! Мы подбежали к парапету и уставились в сторону Скамандра. Флот, так долго простоявший на якоре, медленно двигался по реке. Надутые паруса издали походили на огромную стаю птиц с гигантскими крыльями. Греки отплывали к своим берегам. Казалось, до этого момента у нас еще оставались сомнения в искренности их намерений, но зрелище плывущих кораблей пробудило взрыв энтузиазма, какого еще не знала Троя. На башнях творилось нечто неописуемое. Приам и Гекуба, обливаясь слезами, обнимали друг друга; женщины прыгали вокруг, словно лишившись рассудка, и размахивали платами в воздухе, не заботясь о том, что их нижнее белье доступно нескромным взглядам; мужчины хлопали друг друга по спине, крича и танцуя. Снизу доносились радостные крики, переходящие от улицы к улице: - Греки отплывают! Но я заметил, что Кассандра сидит в углу, с угрюмой печалью глядя на веселящихся, а Эней стоит в стороне, хмуро глядя перед собой. Вскоре стемнело, и люди стали расходиться. Приветствия и прощания слышались со всех сторон - даже Андромаха улыбнулась, приняв предложение Гикетаона проводить ее во дворец. На следующий день было назначено собрание, чтобы обсудить подробности праздника и пиршества. Вечер был теплый. Гекамеда и я решили возвращаться во дворец пешком, хотя многие предлагали нам колесницы. Спустившись по винтовой лестнице и пробившись сквозь толпу у ворот, мы оказались на одной из узких улиц, ведущих к Дореонской площади. По предложению Гекамеды мы пошли взглянуть на деревянного коня. Он стоял, возвышаясь над нами, нелепо растопырив ноги и вытянув хвост. Зрелище было чудовищное. | 
