- Мы пришли слишком рано, - недовольно проворчал Парис, остановившись передо мной. Он делал это замечание уже раз двадцать. - Это лучше, чем слишком поздно, - в который раз отвечал я. - Но какой в этом смысл? Говорю тебе, Идей, это ни к чему не приведет. - Разве Аполлон не явился тебе? - Да. Но ведь ты знаешь мою слабость - я склонен к фантазиям. И я не могу себе представить что-либо, способное привести Ахилла к воротам города. На такое не осмелится даже он! - Я уже говорил тебе, что это женщина. - Не могу в это поверить. Стал бы он так рисковать из-за девки? Не знаю ни одну женщину в Трое, которая могла бы настолько увлечь его. - Все же одна нашлась. - Кто она? Этот вопрос Парис тоже задавал мне много раз. Разумеется, я не мог ответить ему. - Тебе не следует этого знать. Я обещал не выдавать ее - не заставляй меня нарушить слово. - Это Елена? - Я уже сказал тебе, что нет. - Это твоя Гекамеда? - Нет. Не спрашивай меня больше - все равно я тебе не отвечу. Ему пришлось этим удовольствоваться. Так как до полуночи еще оставалось достаточно времени, я предложил Парису прогуляться. Он охотно согласился. Подав знак начальнику стражи, чтобы он поставил у входа других стражников на время нашего отсутствия, мы двинулись по коридору. Выйдя наружу, мы оказались у края равнины по другую сторону стен. Смотреть там было не на что, поэтому мы отправились назад и, дойдя до середины коридора, свернули в узкий проход к склепу, о котором я уже говорил. Однако там было настолько темно, что я вернулся к шатру стражи за фонарем. Освещая себе дорогу, мы обнаружили, что под стенами находится множество склепов, соединенных тесными проходами с низким потолком. Воздух там был сырым и зловонным, поэтому мы были рады выбраться наружу как можно скорее. - Ты думаешь, - спросил меня Парис, когда мы снова оказались у входа, - что подземный ход тянется далеко под равниной? - Возможно, до самой гробницы Ила. - Неужели они используют эти склепы как место свиданий? Такая мысль не приходила мне в голову. - Едва ли, - ответил я. - И все же стоит проверить. Твой лук наготове? Парис кивнул, похлопав себя по плащу. - А стрелы? - Тоже. - Отлично. Возьмем фонарь - помоги мне прикрепить его под плащом. Мы прихватили наши копья - отсутствие их могло вызвать подозрение - и приготовились ждать. Шум в городе уже давно стих - вся Троя спала. Тишину нарушали только переклички стражников. Немного южнее на фоне неба темнели смутные очертания Скейских башен. Больше ничего разглядеть было невозможно - даже храм Зевса, находившийся с другой стороны площади, выглядел туманным пятном. Монотонность нашего бдения прерывали дважды. В первый раз это сделал персидский торговец, который попросил пропустить его колесницу, заявляя, что прибыл из Фракии. Начальник стражи взглянул на клочок пергамента с подписью Рамна Фракийского, после чего ворота открылись, и перс проехал в своей колеснице, скрывшись в темном переулке. Второй раз мы воодушевились, когда подошел мужчина в полном вооружении и шепнул мне на ухо одно слово: - Фамир. Это был пароль, который сообщил нам начальник стражи. Мы шагнули в сторону, пропуская незнакомца - я подумал, что это воин, которому Эней поручил ночной обход стен. К этому времени полночь уже близилась. Мы начали проявлять нетерпение, особенно Парис, который бродил туда-сюда, бормоча себе под нос: - Что, если он не придет?.. Но ведь мне дал слово сам Аполлон… Он должен прийти… Тверда ли моя рука?.. Внезапно из темноты появилась фигура, направляющаяся к входу в коридор, где мы стояли. "Поликсена!" - подумал я, и мое сердце едва не перестало биться. Но вскоре оказалось, что я ошибся, ибо, когда фигура приблизилась, я увидел мужчину в короткой воинской хламиде и остроконечной фригийской шапке. Подойдя к нам, он остановился и тихо произнес: - Фамир. Кивнув, я отошел в сторону, и он направился в коридор. В этот момент что-то привлекло мое внимание - не знаю, осанка или походка; во всяком случае, не черты лица, которые скрывала темнота. Внутренний голос шепнул мне: "Это Поликсена, переодетая солдатом!" Бесшумно подойдя к Парису, я схватил его за руку, не осмеливаясь говорить даже шепотом, но, к счастью, он меня понял. Вдвоем мы вошли в коридор и осторожно двинулись вперед. Вскоре мы снова очутились на равнине, но она оказалась пуста! Конечно, разглядеть что-либо вдалеке было невозможно, но ночной пешеход никак не мог успеть скрыться из нашего поля зрения. На какой-то момент я пришел в замешательство, затем быстро повернулся и опять шагнул в коридор. Парис следовал за мной. У входа в узкий коридор, ведущий к склепам, я остановился и шепнул Парису, прижав губы к его уху: - Ни звука! И мы свернули в проход. Задача была не из легких, так как малейший звук мог поднять тревогу. Мы надели сандалии из мягкого шелка, но даже шорох наших плащей и стук сердца казались мне зовами труб. Очевидно, всему виной мои нервы, ибо я был напряжен, как натянутая тетива. Мы медленно продвигались вперед, через каждые несколько шагов останавливаясь и прислушиваясь. Ниоткуда не доносилось ни звука. Таким образом мы прошли два склепа, но, когда приблизились к входу в третий, я услышал тихие голоса и стиснул плечо Париса. Он толкнул меня локтем, давая понять, что тоже это услышал. Казалось, прошла вечность, прежде чем мы достигли дальней стены и шагнули в проход, ведущий к четвертому склепу. Голоса становились громче, и вскоре мы могли разобрать слова: - Разве ты не горюешь о Брисеиде? - Я горюю лишь о том, что не могу быть с тобой всегда. Это были голоса Поликсены и Ахилла. Дрожь возбуждения охватила меня с головы до пят. Я почувствовал, как Парис напрягся, словно пантера перед прыжком. Конечно, я должен был учесть, что он может узнать Поликсену по голосу, но сожалеть об этом не было времени. Внезапно я ощутил губы Париса у своего уха, но, прежде чем он успел прошептать хоть слово, я зажал ему рот ладонью. Если бы Ахилл что-то услышал, это могло иметь роковые последствия. Крепко сжав руку моего спутника, я двинулся дальше по проходу. Мы опустились на четвереньки и поползли, как улитки. Земля под нами была влажной и скользкой, а в воздухе пахло грязью и слизью. Спрятанный под плащом фонарь соскользнул с пояса, но я успел его подхватить. Парис вынул из-под плаща лук со стрелами и держал их в руке. Голоса продолжали звучать с промежутками и, когда мы достигли конца прохода, стали совсем отчетливыми. Когда я вошел в склеп, мне показалось, что, протянув руку, я могу дотронуться до говоривших. Я прижался к стене, потянув за собой Париса. - Только однажды, держа тебя в своих объятиях, я видел твое лицо, - говорил Ахилл. - Если бы я мог рассеять эту проклятую тьму! - Разве тебе недостаточно быть со мной? - отозвался голос Поликсены. - Нет! Я хочу восхищаться твоей красотой! Мы услышали шуршание одежды и звук поцелуя, прежде чем грек заговорил снова: - Я хочу быть с тобой всегда. Ради тебя я разрушу стены Трои и увезу тебя на колеснице в мой шатер. - Я буду ждать тебя, - прошептала Поликсена. Почувствовав, что Парис зашевелился, я надавил рукой ему на плечо. Но, зная его нетерпеливость, понимал, что должен действовать без промедления, иначе он сам бросится на врага. Сунув руку под плащ, я нащупал светильник. - Почему ты не пойдешь со мной сейчас? - снова послышался голос Ахилла. - Ты не хочешь сделать меня счастливым? - Я не могу! Не проси меня. - В голосе Поликсены звучали слезы. - Это разбило бы сердце моего отца, а вся Троя, все мои братья, сестры и друзья возненавидели бы и прокляли меня. Но когда ты войдешь в город, я стану твоей! Только приходи скорее! Потеряв самообладание при этих изменнических словах, Парис вскочил на ноги, прежде чем я успел его удержать, и взревел, как лев: - Поликсена! В следующую секунду я тоже выпрямился, вытаскивая светильник из-под плаща. Хотя его луч был тусклым, пещера показалась залитой ярким светом, в сравнении с недавней кромешной тьмой. Я сразу увидел Поликсену и Ахилла, застывших от изумления менее чем в десяти шагах от нас. Парис стоял передо мной, широко расставив ноги и подняв лук. Послышался резкий звук натянутой тетивы, и стрела просвистела в воздухе. Но Парис от волнения утратил меткость, и стрела прошла мимо цели, ударившись в стену. В следующий момент Ахилл устремился к нам, выхватив меч. Парис отскочил в сторону, скользя на гладком полу склепа. Быстро повернувшись, грек бросился на меня. Скорее благодаря удаче, нежели опыту, я смог увернуться от удара, и меч просвистел у меня над головой, но сила атаки Ахилла повергла меня наземь. Светильник выпал у меня из руки, но не погас. Поднявшись на колени, я увидел, что Ахилл снова рванулся к Парису. Сын Приама уже вставил вторую стрелу, но грек опередил бы его, не дав ему выстрелить. Вскочив на ноги, я подбежал к Ахиллу, схватил его за край хламиды и потянул назад. Он повернулся с яростным криком и вновь бросился ко мне с поднятым мечом. Парис успел в последний момент. Я уже думал, что мне конец, когда услышал свист второй стрелы. Наконечник вонзился Ахиллу в пятку, он остановился, и я отскочил назад. Выдернув стрелу, Ахилл вновь устремился к нам, но мы уже находились в дальнем конце склепа. На полпути он внезапно застыл, взмахнул руками и рухнул наземь, изрыгая проклятия. Я подбежал к нему, вырвал у него меч и встал над ним, глядя, как он извивается в предсмертной агонии. Поистине, яд Полидора действовал быстро. - Вонзи меч в его черное сердце! - крикнул Парис, подбежав ко мне. - Хотя нет - пусть он страдает! Твои слова сбудутся, греческий пес! Скоро ты окажешься в городе! Гектор, быть может, твоя тень поблагодарит меня! Вскоре все было кончено. Ахилл не мог ничего ответить - его тело судорожно подергивалось, а с губ слетали слабые стоны. Я молча стоял над ним, покуда сын Приама изощрялся в оскорблениях и насмешках. Внезапно стоны смолкли, Ахилл приподнялся на локтях, но снова упал и больше не двигался. Парис все еще бесновался над поверженным врагом. Я склонился над телом - сердце не билось. Когда я выпрямился, сзади послышался голос: - Ты покинул меня, сын Фетиды! Горе мне! В следующий момент Поликсена пробежала мимо меня и распростерлась на мертвом теле грека, громко рыдая и целуя его лицо и волосы. Парис повернулся ко мне, дрожа от ярости: - Дай мне меч! Пускай она умрет на его жалком трупе! - Да! - вскричала Поликсена. - Пронзи мою грудь, убийца, чтобы я могла соединиться с ним! Парис стал вырывать у меня меч, хватаясь за клинок. Кровь из его порезанных рук потекла на пол. - Ты хочешь убить свою сестру? - крикнул я, рванув меч с такой силой, что он выскользнул у него из пальцев. Парис уставился на меня, готовый вцепиться мне в горло, затем, словно пораженный внезапной мыслью, повернулся, прыгнул вперед и подобрал с пола стрелу, вонзившуюся в пятку Ахилла. - Вероломная сука! - вскричал он, размахивая стрелой и бросаясь к Поликсене. - Если ты жаждешь смерти, то получишь ее! Я успел схватить его за плечо, рванул назад и опрокинул на пол. - Во имя Аполлона, приди в себя! Но это было все равно что пытаться остановить обезумевшего зверя. Вскочив на ноги, Парис устремился ко мне, размахивая смертоносной стрелой. Он трижды делал выпад, и каждый раз отравленный наконечник проходил на волосок от меня. Я понял, что должен принять более суровые меры, если хочу избежать судьбы Ахилла. Парис сделал четвертый выпад, я успел отскочить, поднял тяжелый меч и обрушил его ему на голову со всей имеющейся у меня силой. Он рухнул, как бревно, с разрубленным до подбородка черепом. Я отпрянул. Меч выпал из моих онемевших пальцев. - Великий Зевс! - простонал я. - Неужели это мое наказание? Потом я повернулся к Поликсене. Она все еще лежала на теле Ахилла, прижавшись лицом к его лицу и запутавшись пальцами в его золотистых волосах. Я трижды звал ее, но не получил ответа. Тогда я схватил Поликсену за плечо и поставил ее на ноги. Она не отрывала взгляд от тела на полу, стеная и плача. Для мягких уговоров не было времени. Я встряхнул ее так грубо, что у нее застучали зубы. - Пошли! Здесь нам больше нечего делать! Поликсена устремила на меня свирепый взгляд: - Отпусти меня! Я не покину его! - Тогда я оставлю тебя здесь! Ты знаешь, что твой брат тоже убит? - Я указал на тело Париса. Она, вздрогнув, посмотрела на него. - Приди в себя, Поликсена. Неужели ты хочешь, чтобы вся Троя узнала о твоем позоре? Чтобы твой отец проклял тебя? Еще есть время спасти твое имя от бесчестья ради твоей матери Гекубы и твоей сестры Кассандры. Подняв с пола фригийскую шапку, я надел ее ей на голову, потом взял Поликсену за руку и повел прочь. У выхода из склепа мы обернулись. Светильник едва освещал два неподвижных тела, лежащих посредине. Вырвавшись, Поликсена подбежала к греку, опустилась перед ним на колени и запечатлела поцелуй у него на лбу. - Прощай, любовь моя! - Вздохнув, она поднялась, подошла ко мне и твердо произнесла: - Я готова следовать за тобой. В соседнем склепе было совсем темно, но я не мог себя заставить вернуться за фонарем. Мы ощупью продвигались вперед еще через два склепа, пока не выбрались в коридор. - Выпрямись и шагай уверенно, - шепнул я Поликсене, которая тяжело оперлась на мою руку. - Будь смелой, и вскоре ты окажешься в безопасности. Начальник стражи встретил нас у главного входа в ворота. - Ну как, добились успеха? - весело осведомился он, не зная ничего о предприятии, которое привело вестника Идея и Париса, сына Приама, к Скейским воротам. - Да, но успеху сопутствует несчастье, - ответил я. - У меня к тебе поручение. Иди со своими людьми к пятому склепу в проходе справа. Ахилл убил Париса, а я убил Ахилла[100]]. Их тела там. Доброй ночи! И прежде чем изумленный стражник успел понять смысл моих слов или открыть рот, чтобы ответить, Поликсена и я исчезли в ночи. Глава 24
Деревянный конь
С восходом солнца вся Троя возрадовалась. Гектор был почти забыт, над бедствиями осады смеялись, лица Приама и Гекубы вновь осветила улыбка. Даже птицы на деревьях, казалось, щебетали: - Ахилл мертв! Никто точно не знал, как это произошло. По городу расползлись тысячи историй. Хотя я и был единственным подлинным источником сведений, но ограничивался малым. "Парис поразил Ахилла стрелой в пятку, а Ахилл разрубил ему голову мечом". Когда кто-либо - даже сам Приам - требовал от меня подробностей, я отвечал, что в суматохе и темноте все детали от меня ускользнули. На вопрос, каким образом и для чего Ахилл пришел к Скейским воротам, я говорил, что ответ навеки похоронен в его груди. Я не забыл о том, что сказал начальнику стражи, будто это я убил Ахилла, но решил не придерживаться этого заявления. Подобная честь была опасной, так как могла навлечь на меня месть всех греков. Пусть лучше она достается мертвому Парису, тем более что он ее заслужил. Что касается Поликсены, то ей ничего не угрожало. Я привел ее к главному входу дворца, и она добралась до своих покоев никем не замеченной. Весь день Поликсена оставалась там, отказываясь впустить даже свою мать, царицу Гекубу. Гекамеда много раз пыталась повидать ее, но тщетно. Из-за возбуждения по поводу смерти Ахилла поведение Поликсены не привлекало особого внимания. Царь Приам просто отмахнулся, заметив, что у нее, очевидно, очередной приступ дурного настроения. Никто не отправился в поле. Дворец был переполнен воинами и советниками, чьи лица сияли радостью и облегчением. Некоторые - особенно Эней и Агав - завидовали славе, доставшейся Парису и мне, но даже они осыпали меня поздравлениями. Я стал героем дня. Мы могли себе представить ужас, охвативший греков. После долгого отсутствия, во время которого они терпели одно поражение за другим, Ахилл вернулся на поле битвы, и сразу же судьба повернулась к ним лицом, Гектор пал. Стало ясно, что только Ахилл способен принести им успех, но теперь он был мертв. Несомненно, они пребывали в глубоком отчаянии. Четыре дня горожане трудились над сооружением погребального костра для Париса, и все это время тело Ахилла было выставлено на площадь, где подвергалось всяческим оскорблениям. Ни один мужчина не проходил мимо, не плюнув в грязь, а женщины и дети плясали вокруг тела, распевая песни. На пятый день все собрались на Дореонской площади для похорон Париса. Церемония была скорее радостной, нежели печальной, ибо он умер куда более достойно, чем жил. Елена оставалась равнодушной, словно Парис был простым рабом, а любимцем Приама и Гекубы он никогда не являлся. | 
