- С удовольствием… Сегодня только каравана к барону нет? Бакич наморщил лоб, вздохнул. - Да, - сказал он, - ничего не выйдет. Караван уходит сегодня ночью. Черканите Юрасову несколько строк. Бакич протянул Сомову перо и бумагу. Сомов написал несколько строк и размашисто расписался - точно как Сомов, не зря он его заставлял это проделывать в Москве, на допросе. Вошел казак с чаем. Бакич извинился и вышел. Он зашел к себе в кабинет и сказал одному из шифровальщиков: - На графологическую экспертизу.
Мунго и Сомов, встретившись в степи, подружились.
СТАВКА УНГЕРНА НА ГОРЕ. Внизу палатки войск, обозы, кухни. Сомов спрашивает казака, попавшегося ему навстречу: - Где барон? Казак оборачивается, кивает глазами на большую юрту. Сомов входит туда. Остановившись на пороге, видит Унгерна - в исподней рубахе, выпущенной поверх галифе. Тот склонился над картой, вычерчивает что-то циркулем. - Полковник генерального штаба Сомов прибыл к вам из координационного парижского центра. Унгерн вскинул голову, оглядел Сомова и сказал: - А на кой вы мне здесь ляд, любезнейший? - Простите? - Я говорю: какого черта вы сюда приехали? Я ненавижу все, связанное с Европой. Милюкову ручки жмут, Савинкова-цареубийцу лобызают. Нет белого цвета, остался один желтый, на него и надежда. - Генерал, я прибыл только для того, чтобы координировать план общего выступления. - А мне на ваш план плевать. У меня свой. - Отличный от того, который мы готовили в Париже? - Отличный, батенька, отличный. - Что мне передать в Париж? - Послушайте, Сомов, в человеках я чту только одно - наличие у них детскости, пусть анфан тэррибль, только бы "анфан". Так вот, детишки наиболее распространенным жестом своим считают фигу. И Унгерн показал Сомову кукиш. - Генерал, вы прикажете мне вернуться в Париж? - А это как хотите. - И Унгерн крикнул: - Доктора мне! Пошел за ширму. Скрипнула кровать. Бросил на ширму рубаху, галифе. В юрту вошел доктор. Унгерн из-за ширмы сказал: - Знакомьтесь, Сомов. Доктор Баурих. Доктор и Сомов обменялись рукопожатием. Доктор с саквояжем зашел за ширму и оттуда раздался громкий шепот Унгерна: - В левую колите, в левую. В юрту вбежал казак: - Ваше превосходительство, от Ванданева гонец. Семь кордонов хунхузов прошли, сегодня ночью будут воровать императора ихнего. - Где они стоят? - спросил Унгерн из-за ширмы. - У Черного дуба. - Скажите Ванданову, что завтра утром император должен быть здесь. Без императора мы не можем начинать штурм Урги. Посыльный выбежал из юрты. Следом за ним, пожав плечами, вышел Сомов. Он сел на маленькую скамеечку возле юрты, закурил, наблюдая за тем, как казаки кончали разгружать машины с оружием. Из юрты вышел доктор, посмотрел на растерянного Сомова и спросил: - Возвращаетесь в Париж? Завидую. Сомов поглядел на доктора, спросил: - Что вы желтый такой? - Малярия треплет, помирать пора. - Странно, - сказал Сомов, - я не знаю больших пессимистов, чем доктора, врачеватели людских недугов. Боже мой - помирать пора! Сомов достал блокнот и записал: "Барон составил новый план выступления против Советов. Миссия моя пока проваливается. Но в интересах общего дела придется задержаться, с тем чтобы выполнить ваше задание по координации общих выступлений против Кремля. Постараюсь в ближайшее время дать о себе как-нибудь знать. Сомов".
Он спрятал эту записку в конверт и написал адрес: "Париж, рю де Ришелье, 17, Простынкину. Срочная телеграмма" - и протянул шоферу вместе с деньгами. - Немедленно отправить из Харбина. - Слушаюсь, ваше высокоблагородие.
Помощник Унгерна, Ванданов, встретив Мунго, обманом заставляет его пойти вместе с собой в Ургу, похитить из тюрьмы императора Богдо Гэгэна.
Ночь. Караул хунхузов у въезда в Ургу. Караульные - в островерхих желтых меховых шапках, напряженно вслушиваются в конский топот. К костру из темноты подъезжают пять всадников. Это Ванданов, Мунго и охранники. Старший по караулу, снимая с плеча винтовку, спросил Ванданова: - Кто такие? Ванданов подъехал к охранникам еще ближе и сказал: - С почтой к наместнику хунхузов Сюй Ши Джену. - Он кивнул своим спутникам и сказал: - Покажите бумаги страже. Те подъехали к караульным, в одно мгновение скатились с седел на хунхузов - не успел никто и крикнуть, всех сняли. Тихо в Урге. Только вдруг всполошатся собаки, завоют, перетявкают, и снова воцаряется тишина. Всадники ехали по темным улицам, мимо громадного буддийского храма Кандан - вниз, к берегу реки, туда, где растянулся длинный - без окон - барак тюрьмы. Метров за тридцать до тюрьмы Ванданов и трое охранников спешились, а Мунго и один из охранников остались возле лошадей. Ванданов и охранники ползли к часовым возле тюрьмы. Часовые ходят тихо - пять шагов вправо, пять шагов влево, штык острой тенью царапал белую в лунной ночи тюремную стену. В зубах у Ванданова был зажат нож. Он едва дышал, и движения его были по-кошачьи осторожны и точны. Мунго достал из-за пазухи маузер, осторожно загнал в ствол патрон, наблюдая за тем, как Ванданов и его спутники ползли к часовым. Ванданов взбросился с земли, ударил ножом одного часового, трое охранников бросились на другого. Но тот, сорвав с плеча винтовку, вскинул ее и - секунда - пальнул бы в Ванданова. Тогда - тревога, тогда - провал операции. Мунго резким движением отвел назад левую руку. Остро высверкнул в ней нож, швырнул нож прямо перед собой, и часовой, выронив винтовку, тихо осел на землю, даже не вскрикнул. Ванданов обернулся, оскалился благодарно. Достал из-за пазухи большой ключ, отпер ворота тюрьмы. …Протяжно звонит звонок тревоги в здании караула. …Хунхузы бросаются к винтовкам, составленным в козлы. Медленно в кромешной тьме тюрьмы крадется Ванданов и, запалив спичку, отпирает оцинкованную дверь. Он видит, как на кровати, свернувшись в комочек, спит старый человек. - Император, - шепчет Ванданов, - император, мы принесли тебе свободу. Богдо Гэгэн испуганно прижался к стене, зашептал: - Уходите, не надо, не надо мне ничего. Начнут стрелять, мы все погибнем. Не надо, не надо. - Ваше величество, - шепчет Ванданов, - барон Унгерн ждет вас у ворот Урги, не медлите, ваше величество. Нам нужно вывести еще и Хатан Батора Ман-саржава. Скорее, ваше величество. - Уходите! - взвизгнул Богдо Гэгэн, - оставьте меня все! Он пятился к стенке, заворачиваясь в одеяло, испуганно смотрел на Ванданова, часто икал и быстро-быстро моргал глазами, словно на ярком солнце. - Берите его! - сказал Ванданов, - в одеяло заворачивайте! И верещавшего императора, завернув в одеяло, потащили по тюремному коридору словно куль. Ванданов, обращаясь к своим охранникам, говорит им: - Ищите Хатан Батора, скорее. И в это время тишину ночи взорвал выстрел - один, второй, десятый. Это Мунго и оставшийся возле коней охранник отстреливаются от хунхузов, которые бегут к воротам тюрьмы. Метко стреляет Мунго, не спеша, выборочно. Застонал охранник, сидевший на лошади подле него, сполз с седла. Мунго видит, как из ворот тюрьмы выбегает Ванданов с тремя спутниками, чуть не волоча под руки императора Богдо Гэгэна. Они сажают его на коня. Ванданов хрипит: - Придержи их, придержи хунхузов. Мунго кивает головой. Всадники уносятся в ночь. Хунхузы кричат что-то, а Мунго неторопливо, прислушиваясь ко все удаляющемуся конскому ржанию, продолжает стрелять в солдат. Потом, когда топот коней стих, он дал шпоры своему коню и ринулся вслед за скрывшимися в ночи: Ему нужно было проскакать через площадь, залитую лунным светом, и когда ему оставалось еще два шага до темноты, до тени от высокого забора, шальная пуля свалила его лошадь. Конь придавил Мунго, хунхузы бросились к нему, стали бить ногами в лицо. Они что-то кричали ему и волокли по лунной улице к тюремным воротам.
ТЮРЬМА. Сумеречно. Два ящика. Из отверстий, проделанных в ящиках, с деревянными колодками на шее торчат две головы, одна против другой. Ящики маленькие - не повернуться. В ящиках двое - Хатан Батор Максаржав и Мунго. Мунго весь окровавлен, а лицо Максаржава желто и пергаментно, хотя и без следов побоев. Мунго пробует вертеть шеей. Скулы играют на щеках. Хатан Батор тихо спрашивает его: - Что ты сделал такое, что они удостоили тебя такой чести? В эти ящики хунхузы сажают самых именитых врагов. - Я помог освободить императора. Хатан Батор кивнул, чуть улыбнулся: - Сделал - не бойся… Боишься - не делай… Мунго посмотрел на своего соседа и спросил: - Кто ты, чтобы меня учить? - Хатан Батор Максаржав. Мунго посмотрел на него и сказал: - За тебя поют молитвы во всех монастырях. - Видно, без пользы. Может, неделю продержусь, сил нет больше. Открылись ворота тюрьмы, и яркий солнечный свет ворвался в это жуткое вместилище пыток, крови и слез. Трое хунхузов подошли к ящику, в котором был заключен Мунго, и один из трех, развернув свиток, зачел: "Бандит Мунго Харцкай приговаривается наместником к смертной казни - четвертованию, завтра утром, с восходом солнца".
Так же, как появились, хунхузы ушли - будто истуканчики. Ступают ровно, говорят тихо, в глаза не смотрят. Затворили за собой дверь. Лязгнул ключ, и снова стало темно и сумеречно. - Мне погибать не страшно, - сказал Мунго, - я сто раз умирал, я привык умирать. Хатан Батор Максаржав, спаси Иртынцыцык. Хатан Батор пожевал губами, спросил: - Жена? - Невеста. - Где она? - Где-то в Урге… Хунхузы угнали… - Как я ее узнаю? Мунго долго молчал, а потом вдруг лицо его разгладилось от морщин, он вздохнул - как-то прерывисто, по-детски - и сказал, улыбнувшись: - Она самая красивая под солнцем.
Гремит уличный бой. Ургу пытаются удержать хунхузы, но с сопок, тесня противника, растекаются лавиной войска барона Унгерна. Унгерн со своим штабом стоит возле монастыря Кандан, наблюдая в бинокль за боем. Оборачивается к свите и говорит: - Возле реки хунхузы здорово держатся. Встречается глазами с Сомовым, щурится, цедит: - Ну что, координатор? Координировать легче, чем землю жрать? - Барон, образность вашего языка меня подкупает. - Мой маленький анфан тэррибль, история простит мне мой язык - история не простит только одного - бездействия… - Вы позволите мне покинуть вас? - Караван в Харбин ожидается послезавтра. - Я имею в виду передовую, барон, передовую. И не дождавшись ответа барона, Сомов пустил коня вперед. Сомов пришпорил коня и пустил его туда, в самое пекло уличного боя. Унгерн долго смотрел ему вслед, потом подмигнул Ванданову и сказал: - Скоро вернется. Штабист. А в седле, между прочим, держится неплохо. Только здесь не Елисейские поля.
А то место, куда скачет Сомов сейчас, - гостиница для офицеров-хунхузов, превращенная в крепость: два пулемета держат все улицы под обстрелом. Сомов спустился в город, привязал коня к заборчику, лег рядом с казаками. - Ну? - спросил он. - Что лежим? Устали? - Ваше благородие, из пулеметов садят, головы не подымешь. Вон сколько наших покосили. - Гранаты есть? - А какой толк? Не достанешь их. Там штаб у них, офицеры живут. - Отползайте за пагоду, - попросил Сомов, - не все, не все. Вы постреливайте, шумите больше. Трое казаков отползли вместе с Сомовым к лошадям. Сомов достает из кожаного подсумка веревки, бросает их казакам. - А ну привязывайте меня под брюхо. - Ваше благородие, лошадь повалят, вас замнет. - Ну! - прикрикнул Сомов. - Быстренько. Выносится из-за маленькой пагоды конь, несется во весь опор через площадь к зданию хунхузского штаба, там, где пулеметчики засели. Конь без седока, на седло накинута попона - цветастая, видно, какому князю конь принадлежал. Пулеметчики смотрят на коня, который несется через площадь, смеются, говорят что-то друг другу. Один из них скручивает лассо, чуть поднимается с земли - хочет заарканить коня, но в это мгновение Сомов бросает две гранаты - одну за другой. Грохочут разрывы, ржет конь, поднявшийся на дыбы, ревут казаки, бросившиеся в штыковую. Сомов берет левой рукой нож, который был зажат у него во рту, перерезает веревки, акробатически выпрыгивает из-под коня, катится кубарем по земле, быстро отползает к заборчику, перемахивает через него. Тот молоденький, ласковый офицер, который захватил Иртынцыцык, сейчас хлещет девушку по щекам, тащит ее к машине. А она вырывается от него, то и дело оборачиваясь к востоку - туда, откуда гремят залпы унгерновских орудий. Хунхузы, пробегающие мимо офицера, который тащит за собой Иртынцыцык, вытягиваются по стойке "смирно", козыряют офицеру. Он что-то кричит им на своем языке. Они помогают ему бросить Иртынцыцык в машину. Девушка пытается выбраться из машины, но офицер снова бьет по лицу и в яростном остервенении срывает у нее сережку - точь-в-точь как та, что сейчас у Мунго в мочке. Сомов с казаками и с монгольскими солдатами вот-вот настигнет машину. Но нет, офицер приник к пулемету, установленному на заднем сиденье. Двое хунхузов бросили Иртынцыцык на пол, прижали ее ногами, и, поливая огнем преследователей, машина скрылась в переулке. Выскакивают из штаба хунхузы с поднятыми руками - и офицер, и унтер-офицер, и солдаты. Проходят мимо Сомова, который сидит на коне - запыхавшийся, шапка прострелена пулей, лицо исцарапано в кровь шальным осколком. Он смотрит на проходящих мимо хунхузов и видит на каменистой твердой земле, как капельку крови, сережку. Он поднимает сережку с земли, смотрит в бинокль на машину, в которой увозят девушку, весь подается вперед и видит номер Л-293. Оборачивается, замечает медленно въезжающего в город Унгерна со свитой, козыряет барону. Унгерн подъезжает к нему вплотную, улыбается. - Умница, - говорит он, - не ждал. И треплет Сомова по щеке, будто девушку. Ванданов и охранники бегут к тюрьме. Они открывают тюремные ворота. Ванданов бежит мимо ящиков - заключенные провожают его радостными в слезах улыбками. Останавливается напротив ящика Мунго, срубает шашкой замки с ящиков, в которых томились Хатан Батор и Мунго, выводит их из тюрьмы - шатающихся, окровавленных, счастливых. Их окружают казаки, помогают им сесть на коней. Ванданов возвращается в тюрьму и спрашивает первого сидящего в ящике: - За что сидел? - Против хунхузов говорил. - И правильно говорил. Свободен. Срубает замок, выпускает из ящика человека, переходит к следующему. - За что сидел? - Свою дочь хунхузам не отдал. - Свободен. Разрубает ящик, выпускает человека. Подходит к следующему: - За что сидел? - За то, что большевик. Ванданов молча стреляет человеку в лоб, подходит к следующему ящику с тем же вопросом… На празднике в Угре, где Унгерну дарят орлов, а Мунго награждают за геройство, Сомов сообщает Мунго, что Иртынцыцык увезли на Север на машине.
КАБИНЕТ ИМПЕРАТОРА. Сейчас здесь Унгерн, Ванданов и Хатан Батор Максаржав. Император расхаживает по громадному кабинету, подолгу задерживаясь возле чучел диковинных животных и рыб - он страстный коллекционер. Унгерн, склонившись над картой, энергическим жестом правой руки делает бросок на север, к границам РСФСР. - Запад есть Запад. Восток есть Восток, - говорит он. - И вместе им не сойтись. Когда я сидел консулом в Лондоне, я гладил вот этими ладонями те места, по которым ходил Редьярд Киплинг. Так вот, я говорю вам: пора на север, дальше. Хатан Батор Максаржав ответил ему: - Монголия освобождена, дальше идти некуда, там Россия. - На севере не только Россия, - сказал Ванданов, - на севере банды Сухэ Батора. - Он монгол, - возразил Хатан Батор Максаржав. Унгерн сказал: - Нет, он не монгол. Монгол желтый, а он - красный. Хатан Батор пожал плечами: - О том, что он объявил красное правительство монголов, я не знаю, но я знаю, что он отдал аратам скот. Если это красный монгол, то мне это нравится… | 
