- Генерал, вы имеете в виду красных монголов или красных русских? - Я имел в виду красных русских, только там есть наши интернированные части. - Генерал, вы ошибаетесь. Я не посылал к красным русским своих эмиссаров. Мой эмиссар Мунго был только у красных монголов. Опять-таки тактика, тактика и еще раз тактика. Лицо генерала стало непроницаемым, и он сказал: - Барон, расследование, проведенное моими людьми, исключает ошибку. - В таком случае я обещаю вам сразу по прибытии немедленно заняться этим вопросом. Для меня это такая же неожиданность, как и для вас.
Поздняя ночь. К Урге подъезжает Мунго. Крадется по улицам, минуя заставы. Подъезжает к дому Сомова. Тихонько стучит кнутовищем в окно. В окне - испуганное лицо Вари. - Сомов дома? - спрашивает Мунго. Варя скрывается. Через мгновение распахивается дверь. На пороге стоит Сомов. Он улыбается, говорит Мунго: - Заходи.
Та же ночь. Кабинет Унгерна. Сейчас здесь Унгерн и Ванданов. Унгерн оживленно снимает с себя дорожный френч, надевает просторную рубаху и говорит Ванданову: - Ну что ж, вроде бы все хорошо, все хорошо. Все готовы, вот-вот выступим. Теперь так: что-то непонятно с этим вашим народным героем, кретином с перьями. - Мунго, что ли? - говорит Ванданов. - Да, с ним. Понимаешь, он был у красных. А если он был у красных, если его столько времени нет обратно, то я от этого ничего хорошего не жду. Посему… Унгерн задумался, закурил трубочку, хмыкнул: - Помнишь, я тебе говорил про кроссворды? Так вот, представь себе, что дней эдак через пять, в ночь перед наступлением на Россию, глашатаи всей Монголии сообщают народу, что от руки Сухэ Батора пал народный герой Хатан Батор Максаржав. - Это как? - Хитер, хитер, а дурак. Где же азиатская сердцевина твоя? У русского ум, у азиата - коварство. Ну, думай, думай, тренируй извилины… Не понял? Ванданов отрицательно покачал головой. Унгерн остановился перед ним и сказал: - Так вот что. Сейчас я еду к императору. Ты готовь коней. Завтра утром, самое позднее - ночью, поедешь с новым главкомом Северной армии Хатан Батором к передовым красным позициям. - Так он же еще пока… - Будет главкомом, а ты - его заместителем. Пришлю тебе записочку "Убирай друга, пора". Это сигнал. Записку сожжешь. Максаржава хлопнешь, забьешь тревогу - мол, красные здесь были, от Сухэ Батора. - Понял я, - сказал Ванданов, - понял. - Ну и слава богу. - Ух и хитер ты, барон.
КВАРТИРА СОМОВА. Мунго сидит в гостиной, а в маленькой комнатке Сомов сжигает на огне керосиновой лампы шелковку, прячет в карман часы - те, что вернул ему Мунго. - Варя, - говорит он, - сегодня ночью уходит караван в Харбин. Вы сейчас уедете туда. Здесь вам оставаться больше нельзя ни часу. Сомов отправляет Варю в Харбин и предупреждает Мунго об опасности. Доктор спал тревожным сном пьяного человека, сжавшись в комочек на широкой тахте. Сомов тронул его за руку. Доктор ошалело завертел головой. - Послушайте, док, - сказал Сомов, - в сейфе у барона, как я узнал сегодня точно, лежат страшные документы о моей жене. Ее трагедия стала достоянием гласности. Вы знали Варю раньше. Только вы можете мне помочь достать все это из сейфа Унгерна. - Полковник сошел с ума? - Полковник в своем уме. - Вы знаете мое отношение к этому истерику, Сомов, но как я смогу помочь вам? - Очень просто. В какое время вы его колете? - Четыре раза в день. - Вечером? Ночью? Утром? Доктор посмотрел на часы. - Черт возьми, сколько сейчас по вашим? Эти стоят. - Сейчас три. - Он просыпается в пять утра. В пять я его колю и он начинает работать. - Ясно. Так вот, вместо наркотика вы ему вкатите снотворное. И все. Только окно перед уходом отворите - то, что во двор выходит. - Сомов, вы верите в сны? - Верю. - Мне снилось, будто черные быки наперегонки по полю гоняют, а поле выложено Врубелем - демоны лежат, руки по-бабьи запрокинули, а лица их все мелком крест-накрест перечеркнуты. К чему это, а? - В бридж сегодня не играйте, просадите все. - Когда вы хотите все это делать? - Сегодня…
Та же ночь, только звезды ярче блещут - дело идет к утру. На приступке домика Унгерна дремлет казак. Он вытягивается по стойке "смирно", когда из дома выходит доктор с маленьким чемоданчиком под мышкой. Провожает доктора глазами, пока тот не скрывается в темноте. Снова садится, тяжело борется с дремотой. Прокричал петух, второй, третий. Пролаяли собаки, и снова тихо. К заборчику, окружающему внутренний двор дома Унгерна, подкрадывались две тени. Это Сомов и Мунго. Сомов перемахивает через забор и ждет мгновение. Потом быстро подходит к окну, бесшумно подтягивается на руках, залезает в комнату. Унгерн во сне говорит какие-то жаркие, быстрые слова, Сомов осторожно подходит к его одежде, быстро ощупывает карманы, достает связку ключей, подходит к сейфу, отпирает его, достает бумаги, карты, документы. Отходит к столу, на который падает белый лунный свет, открывает папку с грифом "святая святых", и чуть ниже - "план кампании". В папке - карты с направлением главного удара. И Сомов быстро перерисовывает план. Листает дальше. На белом листе бумаги донесение: "Сроки выступления Бакича, Резвухина и Семенова будут переданы послезавтра курьерами. Посол в Пекине Киселев".
Сомов чуть слышно ругается, захлопывает папку, открывает следующую. Там письмо, отстуканное на машинке: "Бакичу, Семенову и Резвухину. В ближайшие дни мною будет уничтожен Хатан Батор Максаржав, что послужит для монгольских частей сигналом к мести. Сроки выступления будем ориентировать, подгоняясь к этому дню".
Сомов изумленно прочитывает документ еще раз. Потом прячет все это в сейф, подходит к окну. Видит, как казак, только что дремавший, сейчас, позевывая, прохаживается по двору взад-вперед. Сомов замер у окна, спрятавшись за занавеску. Ждет. По-прежнему бредит во сне Унгерн - то шепчет что-то, то жалобно стонет, то закричит вдруг. Сомов ждет, пока казак отходит в ту сторону, где притаился Мунго, появляется в лунном пролете окна и делает Мунго знак. Казак поворачивается, чтобы отойти, но в то же мгновение Мунго каким-то акробатическим кошачьим движением перемахивает через забор, и казак плюхается лицом вниз, даже слова не вымолвив.
В ЮРТУ МАКСАРЖАВА ПРОСКАЛЬЗЫВАЕТ МУНГО. Максаржав в юрте один, молится перед бронзовым изображением Будды. - Хатан Батор, - шепчет Мунго. Тот недовольно оборачивается. Видит Мунго, и лицо его добреет. Он поднимается с колен, идет к Мунго, здоровается с ним. Мунго приложил палец к губам: - Тише. Твой русский друг, твой красный русский друг велел передать, запомни его слова: "В тот час, когда тебя назначат главнокомандующим Северной армией и Ванданова - твоим заместителем, не спускай с Ванданова глаз, он враг тебе". Максаржав снова опустился перед Буддой на колени, начал молиться. Потом, обернувшись, сказал: - Ладно, я запомню эти слова. Мунго мягкой тенью выскочил из юрты.
КОРИДОР ШТАБА УНГЕРНА ПРОНИЗАН СОЛНЦЕМ. Раскланиваясь со встречающимися офицерами, по коридору идет Сомов. Он спрашивает одного из штабистов: - Что у вас здесь, как на пасху, не протолкнешься? - Пришло несколько машин из Пекина. - А генерал Балакирев разве не приехал? - Нет, он на легковой, видимо, - послезавтра. - А Унгерн один? Он меня что-то вызывал? - Да, барон один. Сомов входит к Унгерну. - Ваше превосходительство, вы просили меня? Унгерн потер руку, сказал: - Просил. Собственно, вызывал. Но не будем субординаторами - просил, Сомов, просил. Хорошие вести из Харбина. Прекрасные вести из Парижа. Запад зашевелился. Надолго ли хватит? Но тем не менее. Так вот, милейший, Ванданов у меня умница и душенька, но в военном деле он понимает столько же, сколько я в прободении кишечника. Вот вам письмецо к Ванданову, передайте ему и, если по обстановке, которую вы сможете оценить без особого труда, придется командовать северной группой войск, вы будете ею командовать. - Но ведь там Максаржав. - Арта эла герра, дес де фуэра - всякое может быть. Унгерн протянул Сомову запечатанный сургучом конверт. Тот спрятал его в нагрудный карман, козырнул и вышел.
КВАРТИРА СОМОВА. Сомов, взломав сургучную печать, вскрыл конверт, читает письмо: "Двадцать пятого уберешь друга. В тот же день начинай".
Сомов быстро глянул на календарь. На листке была выведена цифра - 19. Сомов хлопнул рука об руку: - Теперь можно уходить, порядок! Он быстро сжигает бумаги, просматривает свои вещи - не оставить бы чего в карманах, сует в задний карман брюк плоский пистолет, в подсумок кладет несколько гранат и выходит. Во дворе он отвязывает от коновязи коня, вскакивает в седло и пускает коня по улицам. Он видит, как в Ургу вступают запыленные части казачьих войск. Он видит, как тянется по улицам артиллерия, и медленно едет навстречу этим колоннам войск. На борту одной из тачанок написано - "Даешь Иркутск!" Сомов едет неторопливо, чуть улыбаясь. Проезжает мимо штаба и не замечает, что у подъезда стоит запыленный открытый "линкольн". Из ворот штаба выскакивает дежурный офицер и кричит: - Господин полковник, барон вас обыскался… - В чем дело? Я сейчас занят, позже можно? - Барон очень просил, на две минуты. Сомов спрыгнул с седла, привязал коней и пошел через большой мощеный двор к штабу. А в кабинете Унгерна в большом кресле сидит генерал Балакирев. Унгерн кивает на мощеный двор, через который идет Сомов, и говорит: - Ну вот, порадуйтесь, - ваш любимец. Балакирев смотрит во двор, равнодушно оглядывает Сомова и спрашивает: - Кто это? - То есть - как кто? Полковник Сомов. - В таком случае вы - Александр Федорович Керенский, - сказал Балакирев. Унгерн даже обмяк в кресле. Потом открыл ящик стола, вытащил пистолет, спрятал под папку с бумагами. - Не называйте свою фамилию, - быстро проговорил Унгерн, - я вас представлю как генерала Кудиярова из Владивостока. Входит Сомов, кланяется Унгерну, кланяется генералу. - Прошу вас, полковник, знакомьтесь - генерал Кудияров из Владивостока. - Сомов. - Очень приятно. - Садитесь, батенька, - кивает головой Унгерн на кресло. Сомов садится в кресло, закидывает нога на ногу, любезно улыбаясь, спрашивает: - Барон, вы требовали меня к себе, я пришел. - Скажите, пожалуйста, полковник, - говорит Унгерн, - вам с генералом Балакиревым не приходилось встречаться? Он на днях должен сюда прибыть. - Генерал Балакирев - мой непосредственный начальник. - Будьте любезны, полковник, где конверт? Я запамятовал дописать там пару строчек. Сомов резанул глазами Унгерна и генерала, сидящего напротив. Сработало все - вспомнил портрет Балакирева. - Пакет дома, ваше превосходительство, - отвечает он, чуть склонив голову. А руки его, незаметно опустившись, открывают дверцы клеток, где сидят орлы. - Я могу съездить за пакетом сию минуту и вернусь. - Ну полно, что ж вас гонять? Вестовые есть. И Унгерн, достав из-под папки пистолет, направил его на Сомова. - Вестовые есть, полковник, - повторил он. - Руки держать на столе! - вдруг визгливо закричал Унгерн. - На столе держать руки! А в это время громадный орел вырвался из клетки. Затрещали крылья. Отшатнулся Унгерн. Вскочил с кресла генерал Балакирев. Второй орел выскочил. Сел на стол, размахивает крыльями. Тонко кричит Унгерн. Сомов, схватив генерала Балакирева, прикрываясь им, пятится к двери. Грохот выстрела. Орел, обмякнув, падает на стол. Сомов открывает дверь, швыряет Балакирева перед собой. Генерал падает на пол, Сомов несется по коридору, расталкивает встречных военных. И возле самой двери, когда, казалось, еще секунда - и Сомов будет на свободе, какой-то маленький офицерик вытянул мысок, Сомов споткнулся и растянулся на полу. На него бросилось сразу несколько человек, скрутили руки, подняли - бьют кулаками в лицо, рвут френч, дергают за волосы. Унгерн протолкался сквозь толпу, смотрит, как избивают Сомова, жадно глядит ему в глаза, наблюдает за тем, как ведет себя Сомов. - Стоп, - медленно говорит он, - побежденный враг уже не враг, отведите его ко мне.
Унгерн сидит в кресле напротив Сомова. Руки Сомова в наручниках. На столике перед Унгерном зеленый чай. Унгерн наливает чай в маленькие фарфоровые чашки. - Угощайтесь, - предлагает он Сомову, - чаек отменно хорош. - Благодарю, - Сомов кивнул на свои связанные руки, - но я пока еще не овладел тайной циркового мастерства. - Я вас сам угощу, сам… Унгерн сел на краешек кресла, совсем рядом с Сомовым, поднес к его рту чашечку, подождал, пока Сомов сделал несколько глотков, участливо глядя на него. - Не горяч? - Нет… Вполне… - Как вы нелепо попались-то, а? - Не говорите… - Не ждали Балакирева? - Почему? Ждал… - Будем в открытую, или придумали себе историю? - А вы как думаете? Мне интересен, в общем-то, ваш опыт. Как бы вы, бывший военный атташе в Лондоне, поступили? - Вы с моим досье знакомы? - У вас занятное досье. Мы в Берлине им интересовались. - Хотите выдать себя за агента Берлина? - спросил по-немецки Унгерн. - А почему бы нет, - тоже по-немецки ответил Сомов. - Почему нет. - Концы с концами не сходятся. Я не Берлину интересен, я интересен Москве. Политический деятель интересен только тому, кому он угрожает. Еще чаю? - С удовольствием. - Прошу вас. Выпейте, а я буду говорить. Хорошо? Так вот, милейший мой, спасти вас может только одно: ваша работа как двойною агента. - Я в эти игры не играю, барон. - Салтыкова-Щедрина знаете? - Я его люблю. - Так вот, по Салтыкову - русский народ все сожрет, только б не на лопате… Ради идеи можно погибать, но во имя этого народа, право, смешно. Я обращаюсь к вашему разуму интеллигента. Чем страшнее народ, тем тоньше интеллигенция в этом народе. Правда за мной, дружище, правда за моей позицией: поверьте, это выстрадано. Я сделаю страну, в которой миллион элиты будет подтвержден ста миллионами концлагерных рабочих. И этот миллион элиты принесет в мир новый Рим и новые Афины, новое Возрождение и новый Ренессанс. Я отдам часть будущего сияния, которым благородный мир окружит мою элиту тем, кто подтверждал работу мысли работой рук в концентрационных лагерях. Следовательно, вся нация будет осиянна, вся. Это моя мечта, я живу мечтой, но не честолюбием. А долг интеллигента - поддержать мечтателя. Ну как? А в довершение ко всему вы храбрый солдат, я ценю храбрость в интеллигенте, это редчайшее качество. Поэтому я предлагаю вам должность начальника моей политической разведки. - Заманчиво. - Согласны? - А почему бы нет? - Сейчас я вызову стенографиста, и вы продиктуете ему все про ваших прежних руководителей и расскажете про вашу работу здесь. Да? Сомов отрицательно покачал головой, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза: - Скорее кончайте, барон. Я здесь был один, так что надеяться мне не на что. Кончайте по-джентльменски, без зверства. - Я вас пальцем не трону. Но с природой я не в силах состязаться. Подойдите к окну, пожалуйста. Сомов и Унгерн подошли к окну, Унгерн взял бинокль, приладил его, приложил к глазам Сомова. - Нет, нет, правее смотрите. Это крыша тюрьмы. И Сомов увидел окровавленные лица людей, потрескавшиеся губы, вывалившиеся языки, волдыри на голых телах. - Сорок три градуса показывает термометр, а на солнцепеке будет пятьдесят пять. Континентальный климат. А? Что делать, дружище? Будете диктовать здесь, или придется подумать под солнцем. А?
Едет по дороге все выше и выше в горы Мунго. Останавливается, оглядывается на город, поднимает к глазам бинокль, смотрит ургинские улицы, задерживается на штабе, видит большой "линкольн" возле подъезда, потом переводит бинокль дальше и охает: прямо перед ним окровавленное лицо Сомова на крыше тюрьмы. | 
