То, что Кажо именовал своим кабинетом, оказалось помещением, которое по замыслу архитектора должно было играть роль гостиной и - единственное в квартире - имело два окна, в которые проникал свет. Навощенный паркет. Посредине вытертый ковер и три стула с обивкой, ткань которой приобрела тот же неопределенный цвет, что и ковер. Стены, оклеенные гранатовыми обоями, загромождены бесчисленными картинами и фотографиями в позолоченных рамочках. По углам столики и этажерки с дешевыми безделушками. У окна возвышалось бюро красного дерева с вытертой сафьяновой обивкой; за него и уселся Кажо, отодвинув вправо какие-то бумаги. - Марта, мой шоколад подадите сюда. Кажо больше не смотрел на Мегрэ, предпочитая выжидать, пока противник первым перейдет в наступление. Что касается комиссара, усевшегося на слишком хрупкий для него стул, он расстегнул пальто и, поглядывая вокруг, неторопливо набивал большим пальцем трубку. Одно из окон - несомненно, из-за уборки - было распахнуто, и, когда прислуга подала шоколад, Мегрэ спросил хозяина: - Не будете возражать, если закроем окно? Позавчера я подцепил насморк, и мне не хотелось бы простужаться еще сильнее. - Закройте окно, Марта. Марта отнюдь не испытывала симпатии к посетителю. Это было заметно по тому, как она ходила взад и вперед мимо Мегрэ, всякий раз находя способ задеть его ноги и не извиниться. По комнате плыл запах шоколада. Кажо держал чашку обеими руками, словно согревая ее. По улице катились фургоны, и верх их, ровно как серебристые крыши автобусов, маячил почти что на уровне окна. Прислуга вышла, но дверь не закрыла и продолжала хлопотать в прихожей. - Не предлагаю вам шоколад, - сказал Кажо. - Думаю, что у вас уже был первый завтрак. - Да, был. Зато если у вас найдется стаканчик белого… Сейчас значение имело все - даже малейшее слово, и Кажо нахмурился, спрашивая себя, с какой стати гость просит дать ему выпить. Мегрэ понял и улыбнулся: - Я привык работать на улице. Зимой холодно, летом жарко. В обоих случаях хочется выпить, верно? - Марта, принесите белого вина и стакан. ЮЗ - Обычного? - Именно. Предпочитаю обычное, - вставил Мегрэ. Его котелок лежал на бюро, рядом с телефоном. Кажо, не сводя глаз с собеседника, маленькими глоточками пил шоколад. Утром он выглядел еще более бледным, чем вечером; кожа у него была по-прежнему бесцветная, а глаза тускло-серые, как волосы и брови, голова костистая, лицо длинное. Кажо относился к тем личностям, которых невозможно представить себе иначе как людьми неопределенного возраста. Трудно было даже вообразить, что он был когда-то ребенком, школьником или юным влюбленным. Такой, как он, не мог держать женщину в объятиях, шептать ей нежные слова. Зато его волосатые, довольно ухоженные руки всегда были приучены орудовать пером. Ящики бюро были наверняка набиты всяческими бумагами, отчетами, счетами, квитанциями, заметками. - Встаете вы сравнительно рано, - заметил Мегрэ, взглянув на часы. - Я сплю не больше трех часов за ночь. Безусловно, не врет. Неизвестно - почему, но это чувствовалось. - Значит, читаете? - Да, читаю или работаю. Оба давали друг другу минуту передышки. Не сговариваясь, решили, что серьезное объяснение начнется после того, как Марта подаст белое. Книжного шкафа Мегрэ не обнаружил, но на столике рядом с бюро стояли книги в солидных переплетах - кодекс, тома Даллоза[11], книги по юриспруденции. - Оставьте нас, Марта, - распорядился Кажо, когда на столе появилось вино. Прислуга направилась на кухню. Нотариус хотел было окликнуть ее и велеть закрыть дверь, но передумал. - Наливайте себе сами. Совершенно непринужденным движением Кажо открыл один из ящиков бюро, вытащил оттуда пистолет и положил так, чтобы без труда дотянуться до него. Это даже не выглядело вызовом: Нотариус словно совершал общепринятый обряд. Затем он отодвинул чашку и оперся о подлокотники кресла. - Ваше предложение? - произнес он тоном делового человека, который принимает клиента. - Почему вы думаете, что я намерен сделать вам предложение? - Иначе бы вы не пришли. В полиции вы больше не служите. Следовательно, арестовать меня не собираетесь. Вы даже не стали меня допрашивать, поскольку не приведены к присяге и все, что бы вы ни рассказывали после, не имеет никакой доказательной ценности. Мегрэ с одобрительной улыбкой раскурил трубку, которой дал перед этим погаснуть. - С другой стороны, ваш племянник увяз по самые уши, и у вас нет никакой возможности вытащить его. Спички Мегрэ положил на поле котелка и уже в третий раз за несколько секунд брался за коробок: он чересчур плотно умял табак, и тот сразу же гас. - Итак, - заключил Кажо, - я вам нужен, вы мне - нет. А теперь слушаю вас. Голос у него был тусклый и невыразительный, как весь его облик. С таким лицом и голосом он мог бы председательствовать в суде призраков. - Ладно, - согласился Мегрэ, поднявшись и заходив по комнате. - Что вы потребуете за то, что вытащите моего племянника из переплета? - Я? Разве я могу это сделать? - Полно скромничать, - добродушно улыбнулся Мегрэ. - Сделанное всегда можно переделать. Сколько? Кажо задумался: он переваривал предложение. - Меня это не интересует, - отозвался он наконец. - Почему? - Потому что у меня нет причин, побуждающих заниматься этим молодым человеком. Он сам посадил себя в тюрьму. Я его не знаю. Время от времени Мегрэ останавливался перед каким-нибудь портретом или у окна, устремляя взгляд на улицу, где вокруг тележек зеленщиков толпились домохозяйки. - Скажем так, - кротко начал он, вновь раскуривая трубку. - Если мой племянник выходит из тюрьмы, у меня нет больше ни малейшего основания заниматься этим делом, как вы сами заметили, к полиции я теперь не принадлежу. Откровенно признаюсь вам, что с радостью уехал бы первым же поездом на Орлеан и через два часа уже сидел бы с удочкой в своей лодке. - Почему вы не пьете? Мегрэ налил себе полный стакан белого и одним духом опустошил его. - Что касается средств, которыми вы располагаете, - продолжал он, усаживаясь и кладя спички на край шляпы, - то у вас их предостаточно. На второй очной ставке Одна может оказаться не столь категоричен в своих показаниях и не опознать Филиппа с прежней уверенностью. Такое бывает сплошь и рядом. Кажо размышлял, и по его отсутствующему взгляду Мегрэ догадывался, что Нотариус вовсе или почти не слушает собеседника. Нет, сейчас он поглощен другой мыслью: "За каким чертом он приперся ко мне?" С этого момента цель Мегрэ свелась к одному - любой ценой помешать Кажо устремить взгляд на котелок и телефон. А также убедить его, будто он, Мегрэ, думает именно то, что говорит. На самом деле комиссар произносил пустые слова. Чтобы подстегнуть свое красноречие, он налил и выпил новый стакан. - Нравится? - Вино-то? Да, недурное… Я знаю, что вы мне ответите. Как только Филипп выйдет из-под огня, следствие возобновится, потому что правосудию не на кого станет валить вину. Кажо чуточку приподнял голову, интересуясь, что последует дальше. В тот же миг Мегрэ внезапно побагровел: в голове у него мелькнула новая мысль. Что произойдет, если сейчас Эжен, марселец, хозяин "Табака" или еще кто-нибудь позвонят Кажо на квартиру? Это возможно, даже вероятно. Вчера всю банду вытащили на набережную Орфевр, и ее члены, несомненно, испытывают известную тревогу. И разве Кажо не привык отдавать приказы и выслушивать доклады по телефону? Мегрэ положил котелок на бюро так, чтобы Нотариус не мог со своего места видеть аппарат. А без конца хватая коробок спичек, комиссар ухитрился подсунуть под трубку отпиленный им утром деревянный кусочек. Иными словами, связь отключена. На станции дежурит Люкас с двумя стенографами, которые и будут свидетелями. - Я понимаю: вам нужен виноватый, - вздохнул комиссар, вперившись в ковер. Что будет, если, к примеру, Эжен попробует позвонить и, не добившись ответа, встревожится и приедет сюда? Все придется начинать сначала. Вернее, невозможно станет и это, потому что Кажо будет отныне начеку. - Это не сложно, - продолжал он, стараясь, чтобы голос у него не дрогнул. - Достаточно подыскать парня примерно того же сложения, что мой племянник. Таких на Монмартре хватает. И среди них обязательно найдется один, которого вы не прочь бы спровадить на каторгу. Еще два-три подобных свидетеля, и дело сделано. Мегрэ стало так жарко, что он снял пальто и повесил его на спинку стула. - Вы позволите? - Но ведь можно открыть окна, - предложил Кажо. Ну нет! Из-за уличного шума стенографы на другом конце провода рисковали бы не расслышать и половину произносимого. - Благодарю вас, но я вспотел из-за своего гриппа. От свежего воздуха мне станет только хуже. Итак, я говорил… Мегрэ допил стакан, набил новую трубку. - Дым-то, по крайней мере, вас не беспокоит? За стенкой по-прежнему расхаживала прислуга, но иногда она затихала, и тогда Мегрэ настораживался. - Вам достаточно назвать цифру. Чего стоит подобная операция? - Каторги! - без обиняков отрезал Кажо. Мегрэ улыбнулся, хотя уже засомневался в безошибочности избранной им системы. - Ну что ж, если боитесь, предложите другую комбинацию. - Мне не нужны комбинации. Полиция арестовала человека, которого обвиняет в убийстве Пепито. Это ее дело. Время от времени я действительно оказываю небольшие услуги улице де Соссэ и набережной Орфевр. В данном случае мне ничего не известно. Очень сожалею, но… Кажо явно высказывал намерение положить конец разговору. Нужно немедленно изобрести другой ход. - Рассказать вам, что вскоре произойдет? - с расстановкой проговорил Мегрэ. Он помолчал и медленно, чуть ли не по складам отчеканил: - Не минет и двух дней, как вы будете вынуждены убить своего маленького приятеля Одна. Удар, без сомнения, попал в цель. Кажо старался не смотреть на собеседника, который продолжал, боясь утратить приобретенное преимущество: - Вы это знаете не хуже меня. Одна - мальчишка. Кроме того, подозреваю, что он наркоман, а значит, внушаем. С той минуты, как он почувствовал, что я сел ему на хвост, он делает промах за промахом, теряет голову и прошлой ночью у меня в номере уже раскололся. Вы точно угадали это, почему и оказались на пороге уголовной полиции, чтобы не дать ему повторить то, что он сказал мне. Но то, что удалось один раз, не обязательно должно удаваться всегда. Этой ночью Одиа напился в разных бистро. Сегодня вечером напьется опять. У него без конца будет кто-то висеть на пятках… Уставясь на стену гранатового цвета, Кажо сидел совершенно неподвижно. - Продолжайте, - бросил он естественным тем не менее голосом. - Нужно ли вам это? Как вы уберете человека, день и ночь охраняемого полицией? Если вы не убьете Одиа, он заговорит. Это же ясно, как дважды два четыре! А если вы его убьете, вас возьмут, потому что совершить убийство в таких условиях очень не просто. Солнечный луч, процеженный сквозь грязное окно, упал на бюро. Через несколько минут он доползет до телефона. Мегрэ учащенно дымил трубкой. - Что вы на это ответите? Не повышая голоса, Кажо распорядился: - Марта, закройте дверь. Прислуга с ворчанием подчинилась. Тогда Кажо понизил голос до такой степени, что Мегрэ засомневался, расслышат ли Нотариуса по телефону. - А что, если Одиа уже мертв? На лице Кажо не дрогнул ни один мускул. Мегрэ вспомнил свой разговор с Люкасом в пивной "У Нового моста". Разве бригадир не заверил его, что Одиа в сопровождении инспектора явился к себе в гостиницу на улице Лепик около часа ночи? Значит, инспектор должен был наблюдать за гостиницей до самого утра. Положив руку на вытертый сафьян бюро в нескольких сантиметрах от пистолета, Кажо продолжал: - Как видите, вашим предложениям грош цена. Я считал, что вы гораздо сильнее. И добавил, не глядя на похолодевшего Мегрэ: - Если вам нужны более подробные сведения, позвоните в комиссариат восемнадцатого округа. При эти словах он мог бы протянуть руку к трубке, снять ее и передать гостю. Он не сделал этого, и комиссар, переведя дух, поспешил вставить: - Верю. Но я тоже еще не выложил все до конца. Мегрэ не знал, что скажет. Но ему было необходимо продержаться как можно дольше, любой ценой вынудив Кажо произнести определенные слова, которых этот тип избегал, как чумы. До сих пор он ни разу не опроверг факт преступления. Но и не произнес ни одной фразы, ни одного слова, которые можно было бы истолковать как безусловное признание. Мегрэ представил себе, с каким нетерпением бедняга Люкас прижимает трубку к уху, переходя от надежды к отчаянию и командуя стенографам: - Этого не фиксировать. А если позвонит Эжен или еще кто-нибудь? - Вы убеждены, что наш разговор следует продолжать? - настаивал Кажо. - Мне время одеваться. - Прошу у вас еще минут пять. Мегрэ налил себе вина и встал с возбужденным видом человека, намеревающегося произнести речь. Глава 10
Кажо не курил, не двигался, у него не было даже никакого тика, который мог бы дать выход нервному напряжению. Мегрэ не сразу отдал себе отчет в том, что его сковывает именно такая полная неподвижность собеседника, но понял это, увидев, как Нотариус протянул руку к стоявшей на бюро вазочке и взял одну горошинку. Это было не бог весть что, и все-таки глаза комиссара блеснули, как если бы он обнаружил разлом в броне. Кажо не курил, не пил, не любил женщин, но ел сладости и сейчас сосал конфетку, перекатывая ее от одной щеки к другой. - Мы с вами оба профессионалы, - проговорил наконец комиссар. - И как профессионал, я скажу вам, почему вы непременно попадетесь. Конфетка заходила быстрее. - Возьмем первое убийство. Я говорю о первом убийстве в целом ряду, потому что, вполне возможно, у вас в активе их несколько. Разве адвокат, у которого вы служили старшим клерком, не умер от отравления? - Это не доказано, - простодушно возразил Кажо. Ему хотелось понять, куда гнет Мегрэ, а мозг комиссара, в свой черед, работал на больших оборотах. - Ладно. Три недели назад вы решили убрать Барнабе. Насколько я понял, он был связным между Парижем и Марселем, то есть между вами и левантинцами, доставляющими наркотики морем. Предполагаю, что Барнабе решил отхватить себе слишком жирный кусок. Ему предлагают сесть в машину. На улице ночь. Неожиданно Барнабе получает нож в спину, и через несколько секунд тело его грохается о тротуар. Улавливаете, в чем ваша ошибка? Мегрэ взялся за спички, проверяя, на месте ли деревянный кружок. Кроме того, он сделал это, чтобы спрятать улыбку, которую никак не мог подавить: Кажо, словно прилежный ученик, и в самом деле соображал, где же он допустил промах. - Сейчас я вам это скажу, - обещал Мегрэ, прервав ход своих рассуждений. - А пока что продолжаю. Не знаю уж, какая случайность выводит полицию на след Пепито. Поскольку товар во "Флории", а "Флория" под наблюдением, положение становится опасным. Пепито чувствует, что его возьмут. Он угрожает выдать вас, если вы его не спасете. Вы приканчиваете его из пистолета, когда он думает, что находится один в пустом кабаре. Здесь все чисто, ошибки нет. Кажо поднял голову, бомбошка остановилась на середине языка. - До сих пор ошибки нет. Ну, улавливаете?.. Но вот вы обнаруживаете, что в заведении прячется полицейский. Вы выходите. Вы не в силах справиться с искушением подловить фараона. На первый взгляд, ваш ход просто гениален. И, однако, это ошибка, вторая ошибка. Теперь перевес был на стороне Мегрэ. Ему нужно было только продолжать, ничего не форсируя. Кажо слушал, размышлял, и тревога мало-помалу подтачивала его спокойствие. - Третья смерть - убийство Одна, потому как этот тоже заговорит. Но за ним наблюдает полиция. Следовательно, нож и пистолет исключаются. Но я ручаюсь, Одиа мучила по ночам жажда. На этот раз - в особенности: он пьян. Больше он не проснется: вода в графине отравлена. Третья ошибка! Мегрэ играл ва-банк, но он был уверен в своей догадке: обстоятельства просто не могли сложиться иначе. - Так в чем же именно третья ошибка? - выдавил наконец Кажо, протягивая руку к вазочке с конфетками. Комиссар представил себе гостиницу на улице Лепик, населенную преимущественно музыкантами, платными танцорами, девицами легкого поведения. - Ошибка в том, что вам требовался человек, который отравил бы воду в графине. Кажо не понял. Он сосал горошинку, и в воздухе стоял легкий сладковатый запах ванили. - Ликвидируя Барнабе, вы взяли с собой, самое меньшее, двух человек: Пепито и того, кто вел машину, - наверняка Эжена. И вот уже Пепито угрожает вас предать. | 
