Сименон Жорж - Мегрэ колеблется.

    - Ножом?

    - Не совсем. Чем-то вроде скребка для соскабливания помарок с документов. Я заметил его еще вчера на столе у мадемуазель Ваг, и меня удивила странная форма - длинное и очень тонкое лезвие…

    - Он, как и все канцелярские принадлежности, от Романа.

    - Это вы его купили?

    - Конечно, нет. Должно быть, она.

    - Мадемуазель Ваг сидела у себя за столом и, наверно, просматривала бумаги. Часть из них она отдала Боду на сверку.

    Парандон, казалось, вовсе не держался настороже, не опасался ловушки. Он внимательно слушал и, видимо, удивлялся, что Мегрэ придает значение таким подробностям.

    - Тот, кто ее убил, знал, что этот, нож лежит на столе, иначе он захватил бы с собой оружие.

    - А откуда вы знаете, что он не был вооружен и что он не переменил намерения уже на месте?

    - Мадемуазель Ваг видела, как он взял нож, и не испугалась, не вскочила с места… Она продолжала работать, хотя убийца стоял у нее за спиной.

    Парандон раздумывал, мысленно воспроизводя описанную комиссаром сцену; ему помогало в этом точное мышление опытного юриста.

    Теперь в нем не осталось никакой вялости. Пусть недомерок - раз уж повелось насмехаться над людьми, не вышедшими ростом, но - человек недюжинного ума.

    - Боюсь, что вам все же придется арестовать меня к концу дня, - вдруг заявил он.

    В его словах не было никакой иронии. Просто человек взвесил все за и против и пришел к определенному выводу.

    - Да, это даст возможность моему защитнику прибегнуть к статье шестьдесят четвертой, - добавил он на этот раз с нескрываемым сарказмом.

    Мегрэ снова растерялся. И его растерянность еще усилилась, когда открылась дверь, ведущая в большую гостиную, и на пороге появилась мадам Парандон - непричесанная, ненакрашенная и в том же голубом пеньюаре, что и вчера. Она держалась очень прямо, но тем не менее выглядела гораздо старше своих лет.

    - Простите за беспокойство.

    Она говорила так, словно у них в квартире ничего не случилось.

    - Я полагаю, комиссар, что вы не дадите мне поговорить с мужем наедине? Правда, это с нами не часто бывает, но, принимая во внимание обстоятельства…

    - В данный момент я могу разрешить разговор лишь в моем присутствии.

    Она не входила в кабинет и продолжала стоять на Пороге, на фоне залитой солнцем гостиной. Мужчины тоже встали.

    - Отлично. Вы делаете свое дело.

    Она затянулась папиросой, которую держала в руке, и нерешительно перевела взгляд с одного на другого.

    - Прежде всего, разрешите спросить, мосье Мегрэ, приняли ли вы какие-нибудь решения?

    - По поводу чего?

    - Разумеется, по поводу утреннего события. Я только что узнала о нем и подумала, что вы кого-нибудь арестуете.

    - Я еще не пришел к какому-либо заключению.

    - Ах, так… А то скоро вернутся дети, и лучше бы выяснить все это до их прихода… Скажи, Эмиль, это ты убил?

    Мегрэ не поверил своим ушам… Супруги стояли на расстоянии трех метров друг против друга, лица у них были напряжены, глаза смотрели жестко.

    - Как ты смеешь спрашивать…

    У Парандона перехватило дыхание, он яростно сжал кулачки.

    - Только без сцен! Отвечай: да или нет?

    Выйдя из себя, что с ним, наверно, не часто случалось, адвокат поднял руки, словно проклиная ее, и крикнул:

    - Ты же прекрасно знаешь, что нет, черт возьми! - Он в бешенстве топал ногами. Он готов был броситься на жену.

    - Это все, что я хотела услышать от тебя. Спасибо. - И, как ни в чем не бывало, она повернулась и вышла в гостиную, притворив за собою дверь.

    - Прошу прощенья, мосье Мегрэ, я вышел из себя. Вообще-то со мной это случается редко…

    - Знаю.

    Именно потому, что комиссар знал уже характер Парандона, он погрузился в раздумье.

    Карлик мало-помалу отдышался, взял себя в руки. Он снова вытер лицо - уже не багровое, а желтоватое.

    - Вы ее ненавидите?

    - Нет. У меня нет ненависти ни к кому… Потому что я не признаю, что человек всегда может полностью отвечать за…

    - Это - статья шестьдесят четвертая.

    - Конечно… Пусть меня считают маньяком, но буду стоять на своем.

    - Даже если дело касается вашей жены?

    - Даже и так.

    - Даже если она убила мадемуазель Ваг?

    На мгновенье его лицо затуманилось, зрачки словно расплылись…

    - Даже.

    - А вы считаете, что она способна на это?

    - Я никого не могу обвинять…

    - Я хочу задать вам еще один вопрос. Можете ответить только "да" или "нет". Видите ли, я вовсе не убежден, что убийца и есть автор анонимных писем… Ведь мог и кто-то другой, предвидя возможность преступления, вообразить себе, будто присутствие полиции в доме может предотвратить…

    - Я вас понял… Нет, письма писал не я.

    - Может быть - сама мадемуазель Ваг? - Парандон задумался.

    - Не исключено, хотя это не вяжется с ее характером… Она всегда была откровенна. Я уже говорил вам о ее непосредственности. Но может быть, она не решилась обратиться ко мне, зная…

    Он закусил губу.

    - Зная - что?

    - Ну, что если бы мне и впрямь грозила опасность - я не принял бы никаких мер.

    - Почему же?

    Он нерешительно посмотрел на Мегрэ.

    - Трудно объяснить… Понимаете ли, раз уже я сделал выбор…

    - Вы имеете в виду свой брак?

    - Вообще все… Профессию… Женитьбу… Образ жизни… Значит, я и отвечаю за последствия.

    - А разве это не противоречит вашим представлениям об ответственности?

    - Может быть… Но только на первый взгляд…

    Чувствовалось, как он устал и растерян, какие сумбурные мысли теснятся за этим выпуклым лбом и каких усилий стоит ему привести их в порядок.

    - Как вы полагаете, мосье Парандон, тот, кто писал письма, знал, что жертвой окажется ваша секретарша?

    - По-моему, нет…

    Из гостиной донесся крик:

    - Где папа?

    И почти тотчас же дверь распахнулась, и в кабинет ворвался высокий, взлохмаченный подросток. На мгновенье он остановился посреди комнаты, переводя взгляд с Мегрэ на Парандона, и спросил комиссара почти с угрозой:

    - Вы арестуете папу?

    - Успокойся, Гюс! Мы тут с комиссаром Мегрэ…

    - Вы - Мегрэ?

    И с любопытством уставился на комиссара.

    - Кого же вы арестуете?

    - Пока - никого.

    - Я могу поклясться, что это не отец

    - Откуда вы узнали о том, что произошло?

    - Сначала от швейцара, а подробности - от Фердинанда.

    - А для вас это было совсем неожиданно?

    Парандон отошел от них и уселся за свой письменный стол, как бы стремясь занять привычное место.

    - Это - допрос?

    И юноша обернулся к отцу, словно за поддержкой.

    - Мое дело, Гюс…

    - Кто вам сказал, что меня зовут Гюс?

    - Вас все так называют дома… Я расспрашиваю вас так же, как и всех остальных, но это вовсе не официальный допрос… Я вас спросил, не ожидали ли вы этого?

    - Чего?

    - Того, что произошло утром.

    - Вы хотите сказать, не ожидал ли я, что Антуанетту зарежут? Нет… не ожидал.

    - Вы звали ее Антуанеттой?

    - Да, уже давно… Мы были друзья.

    - А чего же вы ждали? - Мальчик покраснел до ушей.

    - Да ничего определенного…

    - Не преступления?

    - Не знаю.

    Мегрэ заметил, что адвокат пристально смотрит на Гюса, не то желая разрешить для себя мучительный вопрос, не.то обнаружив в сыне нечто для себя новое.

    - Вам уже пятнадцать, Гюс?

    - В июне будет шестнадцать.

    - Как, по-вашему, лучше: чтобы мы побеседовали с вами при отце или наедине, у вас в комнате или в другом месте?

    Мальчик заколебался. Его пыл прошел, но нервы еще были напряжены. Он вновь обратился к адвокату.

    - Как лучше, папа?

    - Мне кажется, что у тебя в комнате удобнее… Да, вот что, сынок… Сейчас должна вернуться Бэмби - если уже не пришла… Мне хотелось бы, чтобы вы оба позавтракали как обычно и не беспокоились обо мне… Я не буду за столом.

    - Ты не будешь завтракать?

    - Не знаю… Может быть, попрошу принести сюда. Мне нужно отдохнуть.

    Чувствовалось, что паренек готов броситься к отцу на шею и что удерживает его не присутствие Мегрэ, а какая-то стеснительность, вероятно, всегда существовавшая в отношениях между Парандоном и сыном.

    Видимо, ни тот, ни другой не были склонны к излиянию чувств и объятиям, и Мегрэ ясно представилось, как Гюс в детстве Прокрадывался в кабинет и молча, не шевелясь, смотрел, как отец работает или читает.

    - Если хотите - пойдем ко мне…

    Когда они проходили через гостиную, Мегрэ увидел ожидавших его там Люка и Торранса. Им было явно не по себе в огромном и великолепном зале.

    - Как, ребята, кончили?

    - Все, патрон. Хотите взглянуть на план или узнать - кто куда ходил?

    - После… Когда это произошло?

    - Между половиной десятого и без четверти десять… Можно сказать почти наверняка - в девять часов тридцать семь минут.

    Мегрэ обратил внимание на раскрытые настежь окна.

    - Открыты с утра? - спросил он.

    - Да, с четверти девятого.

    Поверх гаража - ряд больших окон высившегося за ним шестиэтажного дома, выходящего фасадом на Цирковую улицу. Какая-то женщина прошла через кухню с кастрюлей в руках. Этажом выше старушка пеленала ребенка.

    - Прежде всего вам надо перекусить где-нибудь… Что у Жанвье?

    - Он отыскал мать - она живет в деревне в районе Берри. Телефона у нее нет, и он договорился с кем-то из тамошних жителей, что ее приведут на переговорный. Сейчас он в соседнем кабинете - ждет вызова.

    - Пусть потом догоняет вас. Тут на улице Миромениль есть неплохой ресторанчик, "Котелок" называется… Когда позавтракаете - поделите между собой этажи вон того дома на Цирковой улице и опросите всех жильцов, у которых окна выходят на эту сторону… Оттуда видно - проходил ли кто-нибудь через гостиную между половиной десятого и без четверти десять. А может быть, кто-то заметил, что делалось в это время и в других комнатах…

    - Где мы встретимся?

    - Когда кончите - на набережной. А если окажется что-нибудь важное, здесь. Я, наверно, еще не уйду…

    Гюс прислушивался к их разговору. Страшное событие не лишало его ребяческого интереса к деятельности сыщиков.

    - Пошли, Гюс…

    Мальчик повел его узким коридором мимо кухни. Через стеклянную дверь Мегрэ увидел толстуху в темном платье.

    - Вторая дверь…

    Большая комната. Совсем иная атмосфера, нежели во всей квартире. Правда, такая же стильная мебель - надо же куда-то девать! - но Гюс использовал ее на свой лад - пристроил какие-то доски и полки.

    Были тут четыре репродуктора, два-три проигрывателя, на одном белом столике - микроскоп, на другом - какая-то сложная электрическая схема из медной проволоки. У окна - единственное кресло, кое-как прикрытое куском красной ткани. Такая же ткань была вместо покрывала на кровати, так что получалось нечто вроде дивана.

    - Бережете? - удивился Мегрэ, увидев на этажерке большого плюшевого медведя.

    - А что тут такого? Отец купил, когда мне исполнился год…

    Он произносил "отец" с гордостью, почти с вызовом. Чувствовалось, что мальчик готов яростно защищать его.

    - Вы любили мадемуазель Ваг?

    - Я ведь сказал - мы дружили..

    Видимо, ему льстило, что двадцатипятилетняя девушка обращалась с ним по-дружески.

    - Вы часто заходили к ней в кабинет?

    - По крайней мере - раз в день.

    - А бывали с нею где-нибудь?

    Гюс удивленно вскинул глаза на комиссара. Тот набивал трубку.

    - Где, например?

    - Ну, скажем, в кино или на танцах…

    - Я не танцую… И никуда с ней не ходил.

    - А у нее дома были?

    Он снова покраснел до ушей.

    - Не пойму, чего вы от меня добиваетесь? На что намекаете?

    - Вы знали об отношениях Антуанетты и отца?

    - Знал, ну и что? - огрызнулся Гюс, задрав голову, как петушок. - Плохо это, что ли, по-вашему?

    - Речь идет не обо мне, а о вас.

    - По-моему, отец волен поступать, как ему угодно.

    - А как же ваша мама?

    - Это ее не касалось.

    - Что вы хотите сказать?

    - Что мужчина имеет право…

    Он не закончил, но и начало фразы было достаточно красноречиво.

    - Как вы думаете, не в этом ли причина сегодняшнего преступления?

    - Откуда я знаю?

    - Могли ли вы ожидать подобное?

    Мегрэ сидел в красном кресле и медленно раскуривал трубку, не сводя взгляда с этого еще продолжающего расти подростка с непомерно длинными руками и ногами.

    - И ждал, и не ждал…

    - Говорите точнее. Разве вы так отвечаете на уроке в лицее?

    - Вот уж не думал, что вы такой…

    - Такой грубиян, да?

    - Похоже, что я вам неприятен или вы подозреваете меня в чем-то?

    - Вот именно.

    - Да ведь не в убийстве же Антуанетты? Прежде всего, я был на уроке.

    - Знаю… Знаю и то, что вы преисполнены искреннего уважения к отцу.

    - Ну и что? Разве плохо это?

    - Вовсе нет… И одновременно вы считаете его беззащитным существом.

    - К чему вы клоните?

    - Тут нет ничего дурного, Гюс… Просто в быту ваш отец не любит стоять за себя… Он считает, будто во всем, что с ним происходит, виноват он сам.

    - Он человек умный и порядочный.

    - И Антуанетта была на свой лад беззащитная… А в общем-то, ведь только вы с нею могли охранять вашего отца… Потому-то между вами и возник своего рода сговор.

    - Мы никогда ни о чем таком не говорили…

    - Охотно верю… Тем не менее оба вы считали себя союзниками… Вот почему, даже не говоря об этом с ней, вы пользовались любым предлогом, чтобы побыть с нею.

    - К чему вы ведете?

    И в первый раз подросток, крутивший в пальцах кусок медной проволоки, отвернулся от Мегрэ.

    - Я уже привел: это вы, Гюс, прислали мне письма и вы же вчера звонили в полицию.

    Теперь Мегрэ видел только спину. Наступило долгое молчание. Наконец Гюс повернулся, лицо его выражало полное смятение.

    - Да, я… Ведь вы все равно установили бы это, правда? - В его взгляде уже не чувствовалось недоверия. Казалось, комиссар снова завоевал его уважение.

    - А почему вы заподозрили меня?

    - Потому что такие письма мог писать либо убийца, либо тот, кто пытался окольным путем защитить вашего отца.

    - Ну, это могла быть и Антуанетта.

    Мегрэ не стал убеждать его, что мадемуазель Ваг была уже не в том возрасте, когда прибегают к подобным приемам - надуманным и ребяческим.

    - Я разочаровал вас, Гюс?

    - Мне почему-то казалось, что вы возьметесь за это дело иначе.

    - А как, например?

    - Понятия не имею… Просто я читал отчеты о ваших расследованиях… и думал, что вы - человек, который все понимает…

    - А теперь?

    Гюс только пожал плечами.

    - Теперь я и сам не знаю…

    - Кого же, по-вашему, я должен арестовать?

    - Никого.

    - Вот как? А что же мне тогда делать?

    - Вам виднее. Вы начальник уголовного отдела сыскной полиции, а не я!

    - Могло ли убийство произойти вчера или даже сегодня в девять часов?

    - Наверняка нет.

    - А от чего вы хотели защитить отца? - Снова молчание.

    - Я чувствовал, что ему грозит опасность.

    - Какая?

    Мегрэ был убежден, что Гюс понял смысл его вопроса. Мальчик хотел защитить отца. От кого? Может быть, от него же самого.

    - Я не буду больше отвечать.

    - Почему?

    - Так.

    И решительно добавил:

    - Можете увезти меня на набережную Орфевр… Задавайте мне часами один и тот же вопрос… Наверно, вы считаете меня мальчишкой, но - клянусь - больше вы не вырвете у меня ни слова.