Оставшись один в кабинете, Мегрэ открыл окно: при мысли об этом деле ему захотелось глотнуть свежего воздуха. На столе лежали газеты. Он было собрался просмотреть их, но потом решил сперва покончить с повседневными делами, подписать отчеты и повестки на допросы. Сейчас он почти любил мелких воришек, маньяков, мошенников - любых преступников, с которыми ему приходилось иметь дело. Он позвонил по телефону, зашел к инспекторам и отдал распоряжения, не имеющие ничего общего ни с Пуаном, ни с проклятым отчетом Калама. Огюст Пуан, должно быть, уже встретился с премьером. Интересно, рассказал ли он обо всем жене, как посоветовал ему комиссар? На улице было прохладнее, чем казалось, и Мегрэ закрыл окно. Он уселся в кресло и развернул наконец одну из газет. Все они писали о катастрофе в Клерфоне, и все - независимо от направления - яростно требовали расследования. Большинство газет взялись за Артюра Нику. Одна из статей была озаглавлена: "МОНОПОЛИЯ НИКУ - СОВГРЕН" В ней приводился перечень работ, порученных фирме с авеню Республики в течение последних лет правительством и некоторыми муниципалитетами. Рядом была колонка со стоимостями этих работ, некоторые обошлись в несколько миллиардов франков. В заключение было написано следующее: "Было бы небезынтересно составить список официальных лиц - министров, депутатов, сенаторов, муниципальных советников Парижа и других городов, - которые бывали гостями Артюра Нику в его роскошном поместье в Самуа. Не исключено, что тщательное знакомство с чековой книжкой г-на Нику расскажет нам о многом". Одна из газет - "Глоб", владельцем или по крайней мере руководителем которой являлся депутат Маскулен, напечатала на первой странице шапку в стиле знаменитого "Я обвиняю" Золя: "ПРАВДА ЛИ, ЧТО…" За этим следовал напечатанный более крупным, чем обычно, шрифтом и для усиления впечатления взятый в рамку ряд вопросов: "Правда ли, что идея постройки санатория в Клерфоне родилась не в мозгу законодателей, озабоченных здоровьем детей, а в мозгу некоего торговца бетоном?" "Правда ли, что лет пять назад тот же торговец бетоном во время роскошных приемов, которые он устраивал в своем поместье в Самуа, внушил эту идею некоторым высокопоставленным лицам?" "Правда ли, что в этом доме гости находили не только изысканные вина и прекрасный стол, но и часто покидали кабинет хозяина с чеком в кармане?" "Правда ли, что, когда проект начал принимать реальные формы, все, кто был знаком с местностью, выбранной для пресловутого санатория, поняли безумие и опасность этой затеи?" "Правда ли, что парламентская комиссия, возглавлявшаяся братом нынешнего премьер-министра, вынуждена была обратиться к специалисту с безукоризненной репутацией?" "Правда ли, что этот специалист, Жюльен Калам, профессор строительной механики и гражданской архитектуры, читавший лекции в Школе дорог и мостов, провел три недели на месте предполагаемого строительства… …а по возвращении вручил соответствующим лицам отчет, катастрофический для тех, кто поддерживал проект… …и что, несмотря на это, кредиты были отпущены и спустя несколько недель строительство в Клерфоне началось?" "Правда ли, что до самой смерти, наступившей два года назад, Жюльен Калам, по мнению тех, кто с ним близко встречался, производил впечатление человека, у которого неспокойно на душе?" "Правда ли, что в своем отчете он предсказал катастрофу в Клерфоне почти точно так, как она произошла на самом деле?" "Правда ли, что отчет Калама, который, несомненно, существовал в нескольких экземплярах, исчез из архивов палаты, а также из архивов других заинтересованных министерств?" "Правда ли, что по крайней мере человек тридцать со времени катастрофы живут в постоянном страхе, что копия этого документа все же найдется?" "Правда ли, что, несмотря на принятые меры предосторожности, одна копия все-таки была найдена, причем совсем недавно… …и что чудом сохраненная копия была вручена официальному лицу?" Затем страницу перерезала новая шапка: "МЫ ХОТИМ ЗНАТЬ": "Находится ли отчет Калама все еще в руках того, кому он был передан?" "Не был ли он уничтожен, чтобы спасти банду скомпрометированных политиканов?" "Если он не уничтожен, то где он находится в настоящий момент и почему еще не опубликован, чтобы общественное мнение могло потребовать справедливого наказания истинных виновников катастрофы, которая стоила жизни ста двадцати восьми молодым французам?" Внизу страницы так же жирно, как два предыдущих заголовка, было напечатано: "ГДЕ ОТЧЕТ КАЛАМА?" Мегрэ поймал себя на том, что вытирает лоб. Нетрудно было представить себе реакцию Пуана на эту статью. Тираж у "Глоб" небольшой. Он не был органом какой-нибудь крупной партии, а представлял незначительную политическую группу, во главе которой стоял Жозеф Маскулен. Другие газеты тоже требовали начать расследование, чтобы выявить истину. Мегрэ тоже хотел выявить истину, но только всю, целиком. Однако у него создалось впечатление, что остальные добиваются вовсе не этого. Если, к примеру, доклад находится сейчас у Маскулена, почему вместо того, чтобы задавать вопросы, он не опубликует его таким же крупным шрифтом, как эта статья? Это вызвало бы немедленный правительственный кризис, радикальную чистку на парламентских скамьях, а он сам приобрел бы в глазах общества славу защитника народных интересов и политической чистоты. Для него, человека, который всегда работал за кулисами, это было единственной возможностью немедленно выдвинуться в первый ряд, а в будущем играть ведущие роли. Если этот документ у него, почему он его не опубликует? Теперь настала очередь Мегрэ - как и автору той статьи - задавать вопросы. Если же отчета у него нет, то откуда ему известно, что он найден? Откуда Маскулен знает, что Пикмаль вручил документ официальному лицу? И каким образом он смог заподозрить, что Пуан не передал его выше? Мегрэ не был и не хотел быть в курсе теневой стороны политики. Однако не надо было даже знать всей закулисной стряпни, чтобы заметить: 1. Именно газета "Молва", принадлежащая Эктору Табару и занимающаяся темными делишками, чтобы не сказать шантажом, уже трижды с момента катастрофы упоминала об отчете Калама. 2. Отчет был найден сразу после этой публикации и при довольно странных обстоятельствах. 3. Пикмаль, простой смотритель в Школе дорог и мостов, направился прямо в кабинет министра вместо того, чтобы отдать найденный документ своему непосредственному начальнику - директору Школы. 4. Жозеф Маскулен в курсе этого. 5. Он также, очевидно, знает о пропаже документа. Интересно, какова роль Маскулена и Табара в этой игре? И играет ли они вместе или порознь? Мегрэ снова открыл окно и долго стоял, глядя на набережную и покуривая трубку. Никогда еще ему не приходилось заниматься таким запутанным делом, имея в своем распоряжении так мало данных. Если бы речь шла о грабеже или убийстве, он сразу почувствовал бы себя в родной стихии. Но здесь он столкнулся с людьми, которых знал понаслышке. Ему было известно, например, что Маскулен завтракает каждый день за одним и тем же столом в ресторане "Камбала" на площади Победы, где к нему ежеминутно подходят поздороваться или сообщить шепотом какую-нибудь информацию. О Маскулене говорили, что он в курсе личной жизни всех политических деятелей. Запросы в парламенте он делал редко, имя его обычно появлялось в газетах только накануне серьезного голосования. Тогда можно было прочесть: "Депутат Маскулен предсказывает, что предложение будет принято тремястами сорока двумя голосами". Знатоки дела верили этим предсказаниям, как откровению, так как Маскулен редко ошибался, да и то самое большее на два-три голоса. Он не являлся членом никакой комиссии, не председательствовал ни в одном комитете, однако его боялись больше, чем лидера любой крупной партии. Около полудня у Мегрэ появилось желание пойти позавтракать в "Камбалу", хотя бы для того, чтобы поближе взглянуть на человека, знакомого ему только по официальным церемониям. Маскулен, холостяк, хотя ему уже перевалило за сорок. Никто не слыхал, чтобы у него была любовница. Не видели его ни в салонах, ни в театрах, ни в ночных кабаре. Голова у Маскулена длинная, костистая; уже в полдень кажется, что он небрит. Одевается он плохо. Вернее, не обращает внимания на одежду; ходит всегда в неглаженом костюме, свидетельствующем, что чистоплотностью его хозяин не отличается. Почему-то Мегрэ казалось после рассказа Пуана, что Пикмаль и Маскулен - люди одного типа. К холостякам он питал недоверие: это люди, не имеющие никаких привязанностей. В конце концов, он решил не ходить в "Камбалу", так как это могло выглядеть как объявление войны, и направился в пивную "Дофин". Там он встретил двух коллег, с которыми мог хотя бы часок поговорить о вещах, не имеющих отношения к отчету Калама. Одна из дневных газет подхватила тему "Глоба", интересуясь, правда, более осторожно, завуалированно, что же в действительности происходит с отчетом Калама. Один из ее сотрудников пытался взять интервью у премьера, но не смог к нему прорваться. Имя Пуана не упоминалось, так как строительством санатория непосредственно ведало министерство здравоохранения. В три часа в кабинет Мегрэ постучали. Вошел Лапуэнт. Вид у него был озабоченный. - Есть новости? - Ничего определенного, патрон. Пока только одни предположения. - Расскажи подробно. - Я делал все, как вы советовали. Вы мне скажете, если я допустил где-нибудь ошибку. Сначала позвонил в Школу дорог и мостов. Сказал, что я кузен Пикмаля, Приехал в Париж, хотел бы его повидать, но не знаю его адреса. - И тебе сообщили адрес? - Тут же. Он живет в гостинице "Бэрри" на улице Жакоб[3]. Скромная меблирашка комнат на тридцать; хозяйка сама убирает, а хозяин сидит за конторкой. Я пошел домой, взял чемодан, чтобы предстать перед хозяином под видом студента, как вы мне советовали. Мне повезло - одна комната была свободна, и я снял ее на неделю. Около половины одиннадцатого я спустился вниз и остановился у конторки поболтать с хозяином. - Ты говорил с ним о Пикмале? - Да, я сказал ему, что познакомился с Пикмалем на каникулах, и вспомнил, что он, кажется, здесь живет. - Что он сказал тебе о нем? - Что его нет дома. Каждое утро он в восемь - выходит и идет в маленький бар на углу, где пьет кофе с рогаликами. В половине девятого он должен быть уже на службе. - Днем он домой приходит? - Нет. Он всегда возвращается в половине восьмого вечера и поднимается к себе, уходит по вечерам не чаще одного-двух раз в неделю. Это, очевидно, самый праведный человек на свете: у него никто не бывает, он не встречается с женщинами, не курит, не пьет, проводит все вечера, а иногда и часть ночи за чтением. Мегрэ чувствовал, что у Лапуэнта в запасе имеется еще кое-что, и терпеливо ждал. - Может быть, я совершил ошибку, но мне казалось, что я поступаю правильно. Я узнал, что его комната на одном этаже с моей, спросил ее номер и подумал, что вам было бы интересно узнать, что там есть. Днем в гостинице пусто. Только на третьем этаже кто-то играл на саксофоне, очевидно, музыкант репетировал, да этажом ниже была уборщица. На всякий случай я попробовал открыть дверь моим ключом. Замки там простые, старые. Сразу мне не удалось, но в конце концов дверь открылась. - Надеюсь, Пикмаля не было? - Нет. Но если будут искать отпечатки моих пальцев, то они там повсюду - у меня не было перчаток. Я пересмотрел все ящики, открыл стенной шкаф и чемодан - он не был заперт на ключ. У Пикмаля имеется на смену всего один темно-серый костюм и одна пара черных ботинок. В его расческе не хватает зубьев. Зубная щетка старая. Для бритья он пользуется не кремом, а мыльным порошком. Хозяин гостиницы не ошибся, сказав, что все вечера Пикмаль читает. Книги там навалены всюду. В основном по философии, политической экономии и истории. Большинство куплено у букинистов. На нескольких имеется печать публичной библиотеки. Я записал некоторых авторов: Энгельс, Спиноза, Кьеркегор, святой Августин, Карл Маркс, отец Сертиланж, Сен-Симон… Вам это что-нибудь говорит? - Да. Продолжай. - В одном из ящиков я нашел картонную коробку, в которой хранились членские билеты разных партий и обществ. Там были билеты, выданные и лет двадцать и года три назад. Самый старый-ассоциации "Огненные кресты". Есть еще один, датированный 1937 годом, - билет "Аксьон Франсез". Сразу после войны Пикмаль примкнул к коммунистической партии и состоял в одной из ее секций в течение трех лет. Лапуэнт заглянул в свои записи. - Он также принадлежал к Интернациональной лиге теософов, центр которой находится в Швейцарии. Вы слыхали об этой лиге? - Да. - Забыл вам сказать - среди книг есть две по системе йогов и учебник дзюдо. В общем, Пикмаль испробовал все религии и все философские и социальные учения. Он, видно, из тех, кто участвует в демонстрациях экстремистских группировок. - Это все? - Что касается его комнаты - все. Спустившись вниз, я спросил у хозяина, получает ли Пикмаль письма. Он ответил, что в корреспонденции Пикмаля он не видел ничего, кроме проспектов и повесток, приглашающих на собрания. Я пошел в бистро на углу. К несчастью, был час аперитивов. Вокруг стойки толпился народ. Пришлось долго ждать и дважды заказать вина, прежде чем я смог поговорить с хозяином так, чтобы у него не создалось впечатления, будто я его допрашиваю. Я ему преподнес ту же байку: что приехал из провинции, что мне нужно срочно повидаться с Пикмалем. - С профессором? - спросил он. Очевидно, кое-где Пикмаль выдает себя за профессора. - Если бы вы пришли в восемь… Сейчас он, должно быть, читает лекции… Я не знаю, где он завтракает… - Сегодня утром он приходил? - Он, как всегда, выбирал рогалики в корзинке - он обычно съедает их три штуки. Однако сегодня какой-то незнакомый мне человек, пришедший раньше, подошел к нему и завел разговор… Обычно месье Пикмаль неразговорчив. Голова у него, должно быть, занята важными делами, и ему некогда тратить время на пустую болтовню. Он вежлив, но холоден. Знаете, как обычно: "Здравствуйте! Сколько с меня? До свидания!.." Меня это не задевает. У меня есть еще клиенты, которые тоже работают головой, и я понимаю, что это такое… Но меня поразило, что месье Пикмаль вышел вместе с незнакомцем, и вместо того, чтобы, как обычно, повернуть налево, они пошли направо. - Хозяин описал этого незнакомца? - спросил Мегрэ. - Очень приблизительно. Ему лет сорок. По виду служащий или коммивояжер. Он вошел в бистро чуть раньше восьми, встал в конце стойки и заказал кофе с молоком. Ни бороды, ни усов. Полноватый. Мегрэ тут же подумал, что это описание подходит к нескольким дюжинам инспекторов с улицы Соссэ. - Больше ничего не узнал? - Узнал. Позавтракав, я снова позвонил в Школу. Попросил к телефону Пикмаля. На этот раз не сказал, кто я, а у меня ничего не спросили. Только ответили, что его сегодня не видели. - Он в отпуске? - Нет, просто не явился. И что особенно удивительно - даже не позвонил, чтобы предупредить об этом. Такое с ним случилось впервые. Я вернулся в гостиницу "Бэрри" и поднялся к себе. Затем постучал в дверь Пикмаля. Открыл ее. В комнате никого не было. После моего первого визита там ничего не изменилось. Вы мне велели выяснить все детали. Я пошел в Школу, представился приятелем Пикмаля из провинции. Мне удалось узнать, где он обедает. На улице Святых Отцов в ста метрах от Школы, в ресторанчике, который содержит один нормандец. Я пошел туда. Пикмаля там сегодня не было. Я видел его салфетку в кольце с номером и бутылку минеральной воды, поставленную для него на столе, за которым он обычно ест. Это все, патрон. Я совершил какие-нибудь ошибки? Вопрос был вызван тем, что Мегрэ нахмурился и на лице его появилась озабоченность. Неужели это дело будет похоже на то, которое ему в свое время всучили и из-за которого он вынужден был уехать в Люсон? В тот раз все также произошло из-за соперничества между улицей Соссэ и набережной Орфевр: обе полиции получили противоположные директивы, причиной чего была борьба между высокопоставленными лицами, и, волей-неволей, защищали противоположные интересы. В полночь премьер-министр узнал, что Пуан обратился за помощью к Мегрэ… В восемь утра Пикмаль, нашедший отчет Калама, спокойно пил в маленьком баре кофе; к нему подошел какой-то неизвестный, и Пикмаль без всякого сопротивления, без возражений последовал за ним… - Ты хорошо поработал, мой мальчик. - Никаких орфографических ошибок? - Не думаю. - Что делать теперь? - Сам не знаю. Пожалуй, тебе лучше остаться в отеле "Бэрри" на случай, если Пикмаль возвратится. - И тогда позвонить вам? - Да. Сюда или домой. Один из двоих, прочитавших отчет Калама, исчез… Остался Пуан, который тоже читал отчет, но он был министр, а посему его труднее незаметно убрать. Подумав об этом, Мегрэ снова почувствовал во рту привкус вчерашней водки, и у него появилось желание выпить стакан пива в таком месте, где можно было побыть в окружении обыкновенных людей, которые занимаются маленькими делами. | 
