- Каноля! - воскликнула Клара. - Да. - Каноль - комендант на острове Сен-Жорж? - Именно он. - Не может быть! Я видела, как его арестовали, видела собственными глазами. - Точно так. Но у него сильное покровительство, и он опять попал в милость. - А вы уже считали его умершим, бедная моя Клара, - сказала принцесса с улыбкой. - Но точно ли вы в этом уверены? - спросила изумленная виконтесса. Лене по обыкновению полез в карман и вынул из него бумагу. - Вот письмо от Ришона, - сказал он. - Он описывает подробно прием нового коменданта и очень жалеет, что ваше высочество не назначили его самого на остров Сен-Жорж. - Но как могла принцесса назначить Ришона на остров Сен-Жорж! - воскликнула маркиза Турвиль с торжествующим хохотом. - Разве мы можем назначать комендантов в крепости королевы? - Мы можем назначить одного, маркиза, и этого уже достаточно. - По какому праву? Маркиза Турвиль вздрогнула, увидав, что Лене опять полез в карман. - Ах, бланк герцога д'Эпернона! - воскликнула принцесса. - Я совсем забыла про него. - Ба, что это такое? - сказала маркиза презрительно. - Клочок бумаги, не больше! - Этот клочок бумаги, - возразил Лене, - даст нам возможность бороться с новым комендантом. Это наш щит от острова Сен-Жорж, это наше спасение, словом, какая-нибудь крепость на Дордони… - И вы уверены, - спросила Клара, ничего не слышавшая из всего разговора с той минуты, как ей сказали о новом коменданте, - вы уверены, что Каноль, арестованный в Жоне, именно тот самый Каноль, который назначен теперь комендантом? - Совершенно уверен. - Странно же кардинал Мазарини отправляет своих комендантов к местам их назначения, - сказала она. - Да, - сказала принцесса, - тут, верно, что-нибудь да есть. - Разумеется, есть, - отвечал Лене, - тут действует Нанона Лартиг. - Нанона Лартиг! - воскликнула виконтесса, которую страшное воспоминание укусило в самое сердце. - Эта женщина! - с презрением пробормотала принцесса. - Точно так, - сказал Лене, - та самая женщина, которую вы не хотели видеть, когда она просила чести быть вам представленной. Королева, не столь строгая, как вы, принимала ее… Поэтому-то она отвечала вашему камергеру, что принцесса Конде, может быть, гораздо важнее королевы Анны Австрийской, но во всяком случае, Анна Австрийская гораздо благоразумнее принцессы Конде. - Память изменяет вам, или вы хотите пощадить меня, Лене! - вскричала принцесса. - Дерзкая сказала совсем не то, она сказала, что Анна Австрийская не благоразумнее, а просто умнее меня. - Может быть, - отвечал Лене с улыбкою. - Я выходил в это время в переднюю и потому не слыхал окончания фразы. - Но я слышала у дверей, - сказала принцесса, - и я слышала всю фразу. - Так вы можете понять, что эта женщина особенно будет стараться вредить вашему высочеству. Королева вышлет вам солдат, с которыми надобно сражаться, Нанона вышлет вам врагов, с которыми надобно бороться. - Может быть, - сказала маркиза, - если бы вы были на месте принцессы, так вы приняли бы эту Нанону с особенным уважением. - Нет, маркиза, я принял бы ее и подкупил бы. - А, если ее можно подкупить, так на это всегда есть время. - Разумеется, всегда есть время, но теперь, вероятно, это дело уже не по нашим деньгам. - Так сколько же она стоит? - спросила принцесса. - До начала войны она стоила пятьсот тысяч. - А теперь? - Миллион. - Но за эти деньги я куплю самого Мазарини. - Может быть, - отвечал Лене, - вещи, несколько раз продававшиеся, теряют ценность. - Но, - сказала маркиза, любившая строгие и насильственные меры, - если ее нельзя купить, так ее можно взять. - Вы оказали бы, маркиза, чрезвычайную услугу ее высочеству, если бы исполнили эту мысль, но трудно этого достигнуть, потому что вовсе неизвестно, где она теперь находится. Но нечего заниматься этим; прежде войдем в Бордо, а потом займем остров Сен-Жорж. - Нет, нет, - воскликнула Клара, - прежде всего займем крепость Сен-Жорж! Это восклицание, вырвавшееся из души виконтессы, заставило обеих дам обернуться к ней, а Лене посмотрел на нее так внимательно, как мог смотреть только Ларошфуко, но с явною благосклонностью. - Но ты забыла, - сказала ей принцесса, - что Лене говорит: крепость нельзя взять. - Может быть, - возразила Клара, - но я думаю, что мы возьмем ее. - Вы уже составили план? - спросила маркиза с видом женщины, которая боится новой соперницы. - Может быть, - отвечала Клара. - Но, - сказала принцесса с улыбкой, - если остров Сен-Жорж продается так дорого, то, может быть, мы не в состоянии купить его? - Мы не купим его, - возразила виконтесса, - а все-таки он будет наш. - Так мы возьмем его силою, - сказала маркиза. - Значит, вы возвращаетесь к моему плану. - Именно так, - отвечала принцесса. - Мы поручим Ришону атаковать Сен-Жорж, он здешний, знает местность, и если кто-нибудь может овладеть крепостью, которую вы считаете такою важною, так это он! - Прежде атаки, - сказала Клара, - позвольте мне попробовать, не улажу ли я дело. Если мне не удастся, так извольте делать, что вам угодно. - Как! Ты поедешь на остров Сен-Жорж? - спросила принцесса с удивлением. - Поеду. - Одна? - С Помпеем. - И ты не боишься? - Я отправлюсь парламентером, если вашему высочеству угодно дать мне инструкцию. - А, вот это ново! - воскликнула маркиза. - Мне кажется, что дипломаты образуются не в одну минуту и что надобно долго изучать эту науку. Маркиз де Турвиль, лучший дипломат своего времени, как был он и отличнейший воин, называл ее труднейшею из всех наук. - Хотя я ничего не знаю, - отвечала Клара, - однако же попробую, если ее высочеству угодно будет позволить мне… - Разумеется, ее высочество позволит вам, - сказал Лене, значительно взглянув на принцессу, - я даже уверен, что никто, кроме вас, не может иметь успеха в таких переговорах. - Что же может сделать виконтесса особенного, чего не сделали бы другие? - Она просто станет торговаться с бароном Канолем, чего не может сделать мужчина, потому что его выбросят за это в окно. - Да, мужчина не может, но всякая женщина… - Если уж надобно посылать в Сен-Жорж даму, так лучше всего поручить это дело виконтессе, потому что она первая в это окно… В эту минуту курьер явился к принцессе. Он привез письмо от Бордосского парламента. - Ах, - воскликнула принцесса, - вот, верно, ответ вам! Обе дамы приблизились, по чувству участия и по любопытству. Лене спокойно стоял на прежнем месте, зная наперед содержание депеши. Принцесса жадно прочла ее. - Они просят меня… Зовут… Ждут! - воскликнула она. - Ага, - пробормотала маркиза де Турвиль с торжествующим видом. - Но что про герцогов? - спросил Лене. - Что про армию? - Ни слова. - Так мы без защиты, - сказала маркиза. - Нет, - возразила принцесса, - нет, с помощью бланка герцога д'Эпернона я возьму себе крепость Вер, которая доставит мне Дордонь. - А я, - сказала Клара, - я возьму Сен-Жорж, ключ ко всей Гаронне. - А я, - прибавил Лене, - доставлю вам герцогов и армию, если только вы дадите мне время действовать. Часть третья. Виконтесса де Канб
I
На другой день приехали в Бордо. Следовало, наконец, решить, каким образом въедут в город. Герцоги с армией находились милях в десяти, стало быть, можно было попробовать въехать мирно или с войском. Всего важнее было знать, что лучше: повелевать в Бордо или повиноваться парламенту. Принцесса Конде собрала свой совет, состоявший из маркизы де Турвиль, Клары, придворных дам и Лене. Маркиза де Турвиль, знавшая своего противника, очень настаивала, чтобы его не допускать в совет, она основывалась на том, что это война женщин, в которой мужчины должны действовать только на полях битвы. Но принцесса объявила, что Лене представлен ей принцем, ее супругом, и потому она не может не призвать его в комнату совещаний, где, впрочем, присутствие его не может иметь важности, потому что решено, что он может говорить, сколько ему угодно, но его не станут слушать. Осторожность маркизы де Турвиль не была вовсе бесполезна; в два дня, употребленные на переезд, она успела настроить ум принцессы на воинственный лад, к которому она и без того уже склонилась. Маркиза боялась, чтобы Лене не разрушил всего ее труда, совершенного с такими усилиями. Когда совет собрался, маркиза изложила свой план. Он состоял в том, чтобы тайно призвать герцогов и армию, добыть просьбою или силою известное число лодок и въехать в Бордо по реке при криках: "К нам, жители Бордо! Да здравствует Конде! Долой Мазарини! " Таким образом, въезд принцессы становился настоящим торжественным шествием, и маркиза де Турвиль непрямым путем возвращалась к любимой своей мечте: взять Бордо силою и напугать королеву армией, которая начинает тем, что берет города. Лене во все это время кивал головою в знак одобрения и прерывал слова маркизы только похвальными восклицаниями. Потом, когда она окончила изложение плана, он сказал: - Бесподобно, маркиза! Извольте сказать заключение. - Оно очень легко и состоит из двух слов, - продолжала торжествующая старушка, воодушевляясь собственным своим рассказом, - среди дождя пуль, при звуке колоколов, при криках негодования или любви народа слабые женщины мужественно пойдут к великому своему назначению. Малютка на руках матери станет просить защиты у парламента. Это умилительное зрелище непременно тронет самые жестокие души. Таким образом, мы одержим победу наполовину силою, наполовину справедливостью нашего дела, а в этом состоит вся цель ее высочества. Заключение произвело еще более впечатления, чем самое изложение плана маркизы. Все были в восторге, более всех принцесса. Клара соглашалась с нею, потому что ей очень хотелось ехать на остров Сен-Жорж для переговоров. Начальник телохранителей тоже поддакивал, потому что он по званию своему должен был искать случая показать храбрость. Лене более нежели хвалил, он встал, взял руку маркизы и почтительно и нежно сжал ее. - Маркиза, - сказал он, - если бы я не знал всего вашего ума, если бы не знал, как вам известен, по инстинкту или по изучению, важный политический и военный вопрос, который теперь нас занимает, то теперь убедился бы в ваших достоинствах и поклонился бы самой полезной советнице ее высочества. - Не правда ли, Лене, - сказала принцесса, - план превосходен? И я тоже думала. Виалас, надеть на герцога Энгиенского шпагу, которую я приказала приготовить для него, шлем и его оружие. - Да, скорее, Виалас, но прежде позвольте мне сказать только одно слово, - начал Лене. Маркиза Турвиль, начинающая уже гордиться, вдруг опечалилась, потому что знала, как обыкновенно Лене восстает на нее. - Извольте, говорите! - сказала принцесса. - Что еще? - Почти ничего, самое ничтожное замечание. Никогда еще не предлагали плана, который бы так согласовался с вашим августейшим характером. От этих слов маркиза Турвиль еще более нахмурилась, а принцесса, прежде начинавшая сердиться, теперь улыбнулась. - Но, ваше высочество, - продолжал Лене, следя глазами за влиянием этого страшного "но" на свою обыкновенную соперницу - соглашаясь с особенным удовольствием на исполнение этого плана, который один только нам приличен, я осмелюсь предложить маленькое изменение. Маркиза с неудовольствием и холодно повернулась и приготовилась к защите. Принцесса опять нахмурила брови. Лене поклонился и просил позволения продолжать. - Звуки колоколов, крики народной любви, - сказал он, - порождают во мне радость, которую я не могу даже выразить, но я не совсем спокоен насчет дождя пуль, о котором говорила маркиза. Маркиза приосанилась, приняла воинственный вид. Лене поклонился еще ниже и продолжал, понизив голос на полтона: - Разумеется, умилительно было бы видеть женщину и малютку спокойными во время такой бури, которая обыкновенно пугает даже мужчин. Но я боюсь, что одна из этих безрассудных пуль, которые поражают бессознательно и слепо, повернет дело в пользу кардинала Мазарини и испортит наш план, который, впрочем, превосходен. Я совершенно согласен с мнением, так красноречиво выраженным маркизою де Турвиль, что принцесса должна открыть себе дорогу к парламенту, но не оружием, а просьбою. Я думаю, наконец, что гораздо похвальнее будет тронуть самые жестокие души, чем победить самые неустрашимые сердца. Думаю, что первое средство в тысячу раз легче последнего, и что цель принцессы одна - вступить в Бордо. Прибавлю, что вступление наше туда очень ненадежно, если мы вздумаем сражаться… - Вы увидите, - сказала маркиза с желчью, - что господин Лене разрушит весь мой план, как бывает обыкновенно, и мало-помалу предложит свой вместо моего. - Помилуйте! - вскричал Лене, пока принцесса успокаивала маркизу улыбкою и взглядом. - Я стану разрушать ваш план, я, ваш искренний почитатель? О, нет! .. Но я знаю, что из Бле приехал в Бордо офицер королевских войск, ему поручено взволновать умы против ее высочества. Знаю притом, что Мазарини кончит одним ударом, если представится удобный случай к тому. Вот почему я боюсь дождя пуль, о котором сейчас говорила маркиза де Турвиль, и между ними боюсь особенно пуль рассудительных, еще более, чем тех, которые поражают бессознательно и слепо. От последних слов Лене принцесса задумалась. - Вы всегда все знаете, - сказала маркиза голосом, дрожащим от гнева. - Однако же жаркая стычка была бы, славное дело, - сказал, вставая и притопывая ногою, начальник телохранителей, старый воин, веривший в силу оружия. Лене нажал ему ногу, взглянув на него с самою приятною улыбкою. - Точно так, капитан, - сказал он, - но вы, вероятно, тоже полагаете, что жизнь герцога Энгиенского необходима нашему делу, и если он будет взят в плен или убит, то и настоящий генералиссимус войск принцев будет взят в плен или убит. Начальник телохранителей понял, что этот титул генералиссимуса, данный семилетнему ребенку, превращает его, старого служаку, в настоящего предводителя войска, он понял, что сказал глупость, отказался от первой своей мысли и начал жарко поддерживать Лене. Между тем маркиза приблизилась к принцессе и разговаривала с нею вполголоса. Лене увидел, что ему придется выдержать еще нападение. Действительно, принцесса повернулась к нему и сказала с досадой: - В самом деле, странно… С таким усердием расстроить все, что было так хорошо устроено. - Вы изволите ошибаться, - возразил Лене. - Никогда я ничего не расстраиваю с особенным усердием, а, напротив, стараюсь все уладить. Если, несмотря на мои предостережения, вам угодно подвергать опасности жизнь вашу и вашего сына, вы вольны умереть, и все мы умрем вместе с вами: ведь это самое легкое дело, любой лакей вашей свиты и самый жалкий из горожан могут сделать то же. Но если мы хотим иметь успех, несмотря на усилия Мазарини, королевы, парламентов, Наноны Лартиг, словом, несмотря на все препятствия, неразлучные с слабостью нашего положения, так вот что остается нам… - Милостивый государь, - заносчиво вскричала маркиза, схватившись за последнюю фразу Лене, - слабости нет там, где есть имя Конде и две тысячи воинов, сражавшихся при Рокруа, Нордлингене и Лане. А если уж мы слабее, то мы всячески погибли, и не ваш план, как бы он ни был превосходен, спасет нас! - Я читал, - ответил Лене, наперед наслаждаясь эффектом, который он произведет на принцессу, слушавшую внимательно, - я читал, что вдова одного из знаменитейших римлян, при Тиверии, великодушная Агриппина, у которой отняли супруга ее Германика, принцесса, которая могла одним словом собрать целую армию, - что Агриппина вошла одна в Бринд, прошла по целой стране пешком, одетая в траурную одежду, и вела за руку детей своих. Она шла, бледная, с заплаканными глазами, опустив голову, а дети ее рыдали и молили взглядом… Тут все, видевшие ее, а их было более двух миллионов от Бринда до Рима, сами зарыдали, проклинали злодеев, грозили им, и дело Агриппины было выиграно не только в Риме, но даже во всей Италии, не только у современников, но и у потомства: она не встретила сопротивления слезам и стонам своим, а мечи ее встретились бы с мечами, копья с копьями… Думаю, что есть большое сходство между принцессой и Агриппиной, между принцем и Германиком и, наконец, между отравителем Пизоном и кардиналом Мазарини. Если есть сходство, если положение одно и то же, то я прошу и поступить, как поступила Агриппина. По мнению моему, то, что так превосходно удалось тогда, не может не иметь такого же успеха теперь… |
