- Черт возьми! - сказал молодой офицер. - Вот будет любопытно, если вас теперь атакуют, милый Каноль, приступ - чудесное препровождение времени после обеда. - Да оно на то и похоже, - прибавил старый комендант. - Эти проклятые горожане всегда так делают: беспокоят во время обеда. Я находился на аванпостах в Шарантоне, когда дрались у Парижа: мы никогда не могли ни позавтракать, ни пообедать спокойно. Каноль позвонил. Солдат вошел в комнату. - Что там такое? - спросил Каноль. - Еще неизвестно, господин комендант. Верно, посланный от короля или от города. - Узнай и приди сказать. Солдат поспешно вышел. - Сядем опять за стол, - сказал Каноль гостям, которые почти все встали. - Успеем бросить десерт, когда услышим пушечную пальбу. Гости засмеялись и сели на прежние места. Один только Ришон несколько беспокоился и внимательно смотрел на дверь, ожидая возвращения солдата. Но вместо солдата явился офицер с обнаженною шпагою. - Господин комендант, - сказал он, - приехал парламентер. - От кого? - спросил Каноль. - От принцев. - Откуда? - Из Бордо. - Из Бордо! - повторили все гости, кроме Ришона. - Ого, - сказал старый офицер, - стало быть, война решительно объявлена, когда посылают парламентеров? Каноль задумался, и его лицо, за минуту еще веселое, приняло серьезное выражение, приличное обстоятельствам. - Господа, - сказал он, - долг прежде всего! Вероятно, мне придется с парламентером города Бордо решить затруднительный вопрос. Не знаю, когда можно будет мне возвратиться к вам. - Помилуйте! - отвечали все гости в один голос. - Отпустите нас, комендант, ваше дело напоминать нам, что и мы должны как можно скорее возвратиться на свои места. Стало быть, следует теперь же расстаться. - Я не смел предложить вам этого, господа, - сказал Каноль. - Но если вы сами на это решились, я сознаюсь, что это очень благоразумно… Приготовить лошадей и экипажи! - закричал Каноль. Через несколько минут быстро, как на поле битвы, гости сели на лошадей или в экипажи и в сопровождении конвоев поехали по разным направлениям. Остался один Ришон. - Барон, - сказал он Канолю, - я не хотел расстаться с вами, как все другие, потому что вы знали меня прежде всех этих господ. Прощайте! Дайте мне руку, желаю вам всевозможного счастья! Каноль подал ему руку. - Ришон, - сказал он, глядя на него пристально, - я вас знаю: в вас происходит что-то необыкновенное. Вы мне не говорите об этом, стало быть - это не ваша тайна. Однако же вы взволнованы, а когда такой человек, как вы, взволнован, должна быть важная причина. - Разве мы не расстаемся? - сказал Ришон. - Мы тоже расставались в гостинице Бискарро, однако же тогда вы были спокойны. Ришон печально улыбнулся. - Барон, - сказал он, - предчувствие говорит мне, что мы уже не увидимся. Каноль вздрогнул: столько было грустного чувства в голосе Ришона, обыкновенно очень твердом. - Что же, - отвечал Каноль, - если мы не увидимся, так один из нас умрет. Умрет смертью храбрых, и в таком случае, умирая, он будет уверен, что живет в сердце друга. Поцелуемся, Ришон! Вы пожелали мне счастья, я пожелаю вам мужества. Оба они бросились друг другу в объятия, и долго благородные их сердца бились одно возле другого. Ришон отер слезу, которая, может быть, в первый раз омрачила его гордый взгляд. Потом, как бы боясь, что Каноль увидит слезу, он бросился из комнаты, вероятно, стыдясь, что выказал столько слабости при человеке, которого неустрашимая твердость была ему так известна. III
В столовой остался один Каноль, у дверей стоял офицер, принесший известие о парламентере. - Что же отвечать? - спросил он, подождав с минуту. Каноль, стоявший в задумчивости, вздрогнул, услышав этот голос, поднял голову и спросил: - А где же парламентер? - В фехтовальном зале. - Кто с ним? - Два солдата бордосской милиции. - Кто он? - Молодой человек, сколько я мог видеть, потому что он прикрыт широкой шляпой и завернулся в широкий плащ. - Как он называет себя? - Он называет себя посланным от принцессы Конде и парламента. - Попросите его подождать минуту, - сказал Каноль. - Я сейчас выйду. Офицер вышел, и Каноль готовился идти за ним, как вдруг дверь отворилась и вошла Нанона, бледная, в трепете, но с очаровательною улыбкой. Она схватила его за руку и сказала: - Друг мой! Здесь парламентер. Что это значит? - Это значит, милая Нанона, что жители Бордо хотят соблазнить или напугать меня. - А что вы решили? - Я приму его. - Разве нельзя отказать? - Невозможно. Есть обычаи, которые нужно непременно исполнять. - Боже! - Что с вами, Нанона? - Я боюсь. - Чего? - Да вы сами сказали мне, что парламентер приехал соблазнить или напугать вас… - Правда, парламентер годится только на то или на другое. Уж не боитесь ли вы, Нанона, что он испугает меня? - О, нет! Но он, может быть, соблазнит вас… - Вы оскорбляете меня, Нанона! - Ах, друг мой, я говорю, то, чего боюсь. - Вы сомневаетесь во мне до такой степени! За кого же вы принимаете меня? - За то, что вы есть, Каноль, то есть за благородного, но очень нежного человека. - Да что ж это значит? - спросил Каноль с улыбкой. - Какого же парламентера прислали ко мне? Уж не купидона ли? - Может быть! - Так вы его видели? - Не видала, но слышала его голос, который показался мне слишком сладким для парламентера. - Нанона, вы с ума сошли. Позвольте мне исполнять мои обязанности: вы доставили мне место коменданта… - Чтобы вы защищали меня, друг мой. - Так вы считаете меня подлецом, способным изменить вам? Ах, Нанона, вы жестоко оскорбляете меня вашими сомнениями! - Так вы решились видеться с ним? - Я обязан принять его, и, признаюсь, буду вами недоволен, если вы не перестанете мешать мне… - Делайте, что вам угодно, друг мой, - сказала Нанона печально. - Только одно слово еще… - Говорите. - Где вы примете его? - В моем кабинете. - Одной милости прошу, Каноль… - Что такое? - Примите его не в кабинете, а в спальне. - Что за мысль? - Разве вы не понимаете? - Нет. - Возле моя комната. - И вы решитесь подслушивать? - За занавесками, если вы позволите. - Нанона! - Позвольте мне остаться при вас, друг мой. Я верю в мою звезду, я принесу вам счастие. - Однако же, Нанона, если парламентер… - Что такое? - Должен доверить мне государственную тайну. - Разве вы не можете доверить государственную тайну той, которая доверила вам свою жизнь и свои сокровища? - Пожалуй, подслушайте нас, Нанона, если вам непременно так хочется, но не удерживайте меня долее, парламентер ждет. - Ступайте, Каноль, ступайте, позвольте только поблагодарить вас за снисхождение. Она хотела поцеловать его руку. - Как можно! - вскричал Каноль, прижимая ее к груди и целуя в лоб. - Так вы будете… - Буду стоять за занавесками вашей кровати. Оттуда я все увижу и услышу. - Смотрите, Нанона, только не расхохочитесь: ведь это дела важные. - Будьте спокойны, я не стану смеяться. Каноль приказал ввести посланного и прошел в свою комнату - огромную залу, меблированную во времена Карла IX чрезвычайно строго: два канделябра горели на камине, но освещали комнату неясно, постель, стоявшая в углублении, находилась в совершенной темноте. - Вы тут, Нанона? - спросил Каноль. Едва слышное "да" долетело до его слуха. В эту минуту раздались шаги, часовой отдал честь. Посланный вошел и, думая, что остается один с Канолем, снял шляпу и сбросил плащ. Белокурые его волосы рассыпались по прелестным плечам; стройная женская талия показалась под золотою перевязью, и Каноль по очаровательной и печальной улыбке узнал виконтессу де Канб. - Я сказала вам, что увижу вас, и держу слово, - сказала она. - Вот я здесь! Каноль от удивления и страха всплеснул руками и опустился в кресло. - Вы, вы здесь! .. - прошептал он. - Боже мой! Зачем вы приехали? Чего вы хотите? - Хочу спросить у вас, помните ли вы меня? Каноль тяжело вздохнул и закрыл лицо руками, как бы желая удалить это очаровательное и вместе с тем роковое видение. Тут все объяснилось ему: страх, бледность, трепет Наноны и особенно ее желание подслушивать. Нанона глазами ревности узнала женщину в парламентере. - Хочу спросить у вас, - продолжала Клара, - готовы ли вы исполнить обещание, данное мне в Жоне, готовы ли вы подать королеве просьбу об отставке и пристать к партии принцев? - О, не спрашивайте, виконтесса, не спрашивайте! - вскричал Каноль. Клара вздрогнула, услышав трепещущий голос барона, и, осмотревшись с беспокойством, спросила: - Разве мы не одни? - Одни, - отвечал Каноль, - но нас могут слышать через стену. - Я думала, что стены крепости Сен-Жорж плотны, - сказала Клара с улыбкой. Каноль не отвечал. - Я пришла спросить у вас, - продолжала Клара, - почему я не получила от вас известия, хотя вы здесь уже с неделю или даже более. Я даже не знала бы, кто комендантом в Сен-Жорже, если бы случай или, лучше сказать, молва не известила меня, что человек, который назад тому только двенадцать дней клялся мне, что опала кажется ему блаженством, потому что позволяет ему отдать шпагу, храбрость, жизнь нашей партии… Нанона не могла удержать движения, от которого Каноль вздрогнул, а виконтесса обернулась. - Что такое? - спросила она. - Ничего, - отвечал Каноль, - в этой старой комнате беспрестанно раздается зловещий треск. - Если же что-нибудь другое, так не скрывайте от меня, - сказала она Канолю, положив свою руку на его руку. - Вы должны понимать, барон, что у нас будет серьезный разговор, раз я решилась сама приехать к вам. Каноль отер с лица пот, принудил себя улыбнуться и сказал: - Извольте говорить. - Я пришла напомнить вам об обещании и спросить, готовы ли вы? - Ах, виконтесса! Теперь это невозможно! - Почему же? - Потому что со времени нашей разлуки много случилось неожиданных происшествий, возобновились узы, которые я считал расторгнутыми, вместо заслуженного наказания королева оказала мне милость, которой я недостоин. Теперь я прикован к партии ее величества… благодарностью. Послышался вздох… Вместо последнего слова бедная Нанона, верно, ждала какого-нибудь другого. - Не благодарностью, а честолюбием, барон. Впрочем, я это понимаю. Вы аристократ, вам только двадцать восемь лет, а вас произвели уже в подполковники, назначили комендантом крепости. Все это очень лестно, но не более как награда за ваши достоинства, а ведь не один Мазарини умеет ценить их… - Довольно, виконтесса! .. Прошу вас! - Теперь говорит с вами не виконтесса де Канб, а посланная ее высочества принцессы Конде, она обязана исполнить данное ей поручение. - Говорите, - сказал Каноль со вздохом, похожим на стон. - Принцесса, узнав о намерении вашем, которое вы сообщили мне сначала в Шантильи, а потом в Жоне, и желая решительно знать, к какой партии вы теперь принадлежите, решила послать к вам парламентера. Может быть, другой парламентер поступил бы в этом случае как-нибудь неосторожно, вот почему я взялась за это поручение, думая, что лучше всех могу исполнить его, потому что вы доверили мне самые сокровенные ваши мысли по этому предмету. - Покорно вас благодарю, виконтесса, - отвечал Каноль, раздираемый противоречивыми чувствами: он слышал во время разговора прерывистое дыхание Наноны. - Вот что предлагаю я вам… Разумеется, от имени принцессы… Если бы я предлагала от своего, - прибавила Клара с очаровательною улыбкою, - то порядок моих предложений был бы совсем другой. - Я слушаю, - сказал Каноль глухим голосом. - Сдайте остров Сен-Жорж на одном из трех следующих условий. Вот первое (помните, что я говорю не от себя): двести тысяч ливров… - Довольно! Довольно! - вскричал Каноль, стараясь прервать разговор. - Королева поручила мне крепость, эта крепость - остров Сен-Жорж, я буду защищать его до последней капли крови. - Вспомните прошедшее, барон, - печально сказала Клара. - Не то говорили вы мне при последнем нашем свидании, когда вы предлагали мне бросить все и ехать за мною… Когда вы держали уже перо и готовились просить отставку у тех, кому теперь хотите пожертвовать жизнью. - Я мог предложить вам все это, когда был совершенно свободен, но теперь… - Вы не свободны? - вскричала Клара, побледнев. - Что это значит? Что хотите вы сказать? - Хочу сказать, что связан честью. - В таком случае, выслушайте второе условие. - К чему? - сказал Каноль. - Разве я не повторял вам несколько раз, что я непоколебим? Не искушайте меня, это бесполезно. - Извините, барон, но мне дано поручение, и я обязана исполнить его до конца. - Извольте, - прошептал Каноль, - но, признаться, вы чрезвычайно жестоки. - Подайте в отставку, и мы будем действовать на вашего преемника не так, как на вас. Через год, через два года вступите снова в службу к принцу с повышением чина. Каноль печально покачал головою. - Ах, виконтесса! Но зачем вы требуете от меня только невозможного! - И это мне вы так отвечаете! - сказала Клара. - Ну, я вас не понимаю. Ведь вы уже хотели подписать просьбу об отставке. Не сами ли вы говорили той, которая была тогда с вами и слушала вас с наслаждением, что идете в отставку по доброй воле? Почему же теперь, когда я вас прошу, когда я вас умоляю, не сделать вам того, что вы сами предлагали мне в Жоне? Все эти слова, как кинжалы, поражали сердце бедной Наноны. Каноль чувствовал ее страдания. - То, что в то время было бы очень обыкновенным делом, теперь превратилось бы в измену, самую гнусную измену! - сказал Каноль мрачным голосом. - Никогда не сдам крепости! Ни за что не подам в отставку! - Погодите, погодите! - сказала Клара ласковым голосом и беспокойно осматриваясь, потому что сопротивление Каноля и особенно его принужденность казались ей очень странными. - Выслушайте теперь последнее предложение, с которого я хотела начать, зная наперед, что вы откажетесь от двух первых. Материальные выгоды - я очень счастлива, что угадала это - не могут соблазнять такого человека, как вы. Вам нужны другие надежды, а не деньги и честолюбие. Благородному сердцу нужны благородные награды. Теперь слушайте же… - Ради Бога, виконтесса, сжальтесь надо мною! И он хотел уйти. Клара думала, что он побежден, и в уверенности, что новое предложение довершит ее победу, остановила его и сказала: - Если бы вместо гнусного интереса предложили вам награду чистую и честную, если бы за вашу отставку, которая не может назваться ни бегством, ни изменою, потому что военные действия еще не начинались, если бы за вашу отставку заплатили вам любовью, если бы женщина, которую вы уверяли в любви и которой вы клялись любить вечно, которая, однако же, никогда открыто не отвечала вам, несмотря на все эти клятвы, если бы она сказала вам: "Каноль, я свободна, богата, люблю вас… Будьте моим мужем… Уедем вместе. Поедем, куда вам угодно… Дальше от раздоров, от Франции…" Скажите, неужели вы не согласились бы? Каноль остался непоколебим, несмотря на прелестную стыдливость Клары, на ее смущение, на воспоминание о хорошеньком замке Канб, который он мог бы видеть из окна, если бы во время этого разговора ночь не спустилась на землю. Он видел во мраке бледное лицо Наноны, со страхом выглядывавшее из-за старинных занавесок. | 
