Этот молодой человек, которого читатель несомненно узнал, был все тот же Анри дю Бушаж, волею рока снова столкнувшийся с женщиной, от которой поклялся бежать. После своей беседы с Реми у порога таинственного дома - иначе говоря, после крушения всех своих надежд - Анри вернулся в особняк Жуаезов с твердым намерением расстаться с жизнью. Во Фландрии шла война; брат Анри, адмирал де Жуаез, командовал флотом и мог доставить ему возможность достойно уйти из жизни. Анри не долго думал: вечером следующего дня, спустя двадцать часов после отъезда Реми и его госпожи, он отправился в путь. В письмах из Фландрии говорилось о предстоящем штурме Антверпена. Анри надеялся поспеть вовремя. Ему приятно было думать, что он по крайней мере умрет со шпагой в руке, в объятиях брата, под сенью французского знамени. Когда Анри, погруженный в эти скорбные размышления, увидел шпиль Валансьенской колокольни, в городе пробило восемь часов; вспомнив, что в это время запирают городские ворота, он пришпорил коня и едва не сшиб с ног всадника, остановившегося, чтобы подтянуть подпругу своего коня. Анри не принадлежал к числу знатных наглецов, без зазрения топчущих всех, кто не имеет герба. Он извинился перед незнакомцем; тот оглянулся было, но тотчас опустил голову. Анри вздрогнул от неожиданности и тщетно попытался остановить лошадь, мчавшуюся во весь опор. "Я схожу с ума, - говорил он себе, - Реми в Валансьене! Тот самый Реми, которого я оставил четыре дня назад на улице Бюсси! Реми один, без своей госпожи, - ведь сдается мне, с ним какой-то юноша! Поистине печаль мутит мне рассудок!" Продолжая путь, Анри въехал в город. Он остановил лошадь у первой попавшейся гостиницы, бросил повод конюху и сел на скамейку у двери, дожидаясь, покуда ему приготовят комнату и ужин. Вдруг он увидел перед собой тех же путников; теперь они ехали рядом, и он заметил, что тот, которого он принял за Реми, часто оглядывается. - На этот раз, - прошептал Анри, - я не ошибаюсь: это Реми. Не хочу дольше оставаться в неизвестности, надо немедленно все выяснить. Приняв это решение, Анри встал и пошел по главной улице городка вслед за путниками, но нигде их не увидел. Анри обошел все гостиницы, расспрашивая, доискиваясь, и наконец кто-то сказал ему, что видел, как два всадника подъехали к захудалому постоялому двору на улице Бефруа. Дю Бушаж поспел туда, когда хозяин уже собирался запереть двери. Мигом учуяв в молодом приезжем знатную особу, хозяин стал предлагать ему ночлег и всяческие услуги, а Анри тем временем зорко всматривался в глубь сеней; при свете лампы, которую держала служанка, ему удалось увидеть Реми, поднимавшегося по лестнице. На другой день Анри поднялся спозаранку, рассчитывая встретиться с обоими путниками в ту минуту, когда откроют городские ворота; он остолбенел, услышав, что мочью двое неизвестных просили у губернатора разрешения выехать из города и что, вопреки всем правилам, для них тотчас отперли ворота. Таким образом, они выехали около часу пополуночи и выгадали целых шесть часов. Анри нужно было наверстать потерянное время; он пустил своего коня галопом, в Монсе настиг путников и обогнал их. Он снова увидел Реми, но тот теперь должен был стать колдуном, чтобы узнать его. Анри переоделся в солдатское платье и купил другую лошадь. В первой же гостинице, где остановились оба спутника, он стал настойчиво расспрашивать о них, а так как к своим вопросам он присовокуплял нечто, против чего устоять невозможно, то в конце концов дознался, что спутник Реми - молодой человек, очень красивый, но очень печальный и не жалуется на усталость. Анри вздрогнул; у него блеснула мысль, поразившая его. - Не женщина ли это? - спросил он. - Возможно, - ответил хозяин гостиницы, - сейчас здесь проезжает много женщин, переодетых мужчинами, - в таком виде им легче попасть во фландрскую армию, к своим мужьям. Это объяснение было для Анри тягчайшим ударом. Стало быть, Реми лгал, говоря о непреходящей печали незнакомки; стало быть, он измыслил небылицу о вечной любви, повергшей его госпожу в неизбывную скорбь, - измыслил для того, чтобы избавиться от человека, назойливо следившего за ними обоими. - Ну что ж, - сказал себе Анри, - настанет минута, когда я подойду к этой женщине и обвиню ее во всех ухищрениях, которые низводят ее на уровень самых заурядных представительниц женского пола. И юноша рвал на себе волосы при мысли, что он может лишиться и той любви и тех мечтаний, которые его уби-иали, ибо справедливо говорят, что умерщвленное сердце нее же лучше опустошенного. Мы знаем, что он все же последовал за обоими путниками. В Брюсселе Анри осведомился о кампании, предпринятой герцогом Анжуйским. Фламандцы слишком гордились только что достигнутым успехом своего национального дела - ибо недопущение в Антверпен принца, ранее призванного Фландрией, было несомненным успехом, - чтобы отказать себе в удовольствии несколько унизить французского дворянина, расспрашивавшего их с чистейшим парижским акцентом, во все времена казавшимся бельгийцам очень смешным. У Анри тотчас возникли серьезнейшие опасения за исход этой экспедиции, в которой его брат играл такую значительную роль, поэтому он решил ускорить свой приезд в Антверпен. Его изумляло то обстоятельство, что Реми и его спутница, явно заинтересованные в том, чтобы он их не узнал, упорно ехали одной с ним дорогой. Это доказывало, что и они направляются в Антверпен. Выехав из городка, Анри, как уже известно читателю, спрятался в клевере с твердым намерением на сей раз заглянуть в лицо мнимого юноши, сопровождавшего Реми. Когда путники поравнялись с молодым человеком, нимало не подозревая, что он поджидает их в поле у дороги, дама поправляла прическу - в гостинице она на это не отважилась. Анри увидел ее, узнал и едва не рухнул без чувств в канаву, где мирно паслась его лошадь. Всадники проехали мимо. И тут Анри, такой кроткий, такой терпеливый, пока он верил, что жители таинственного дома действуют столь же честно, как он сам, - Анри пришел в ярость. Отброшен был плащ, отброшен капюшон, исчезла нерешительность в повадке - дорога принадлежала ему так же, как и всем, и он спокойно поехал по ней, приноравливая аллюр своего коня к аллюру коней, трусивших впереди. Он дал себе слово, что не заговорит ни с Реми, ни с его спутницей, а только приложит все старания к тому, чтобы они его узнали. "Да, да, - твердил он себе, - если их сердца не совсем еще окаменели, мое присутствие будет упреком этим вероломным людям, которым так сладко терзать мое сердце!" Анри не успел проехать и пятисот шагов, следуя за обоими всадниками, как Реми заметил его. Увидев, что Анри нисколько не страшится быть узнанным, а едет, гордо подняв голову, обратясь к ним лицом, Реми смутился. Диана, заметив его смущение, обернулась. - А! - воскликнула она. - Мне думается, Реми, это все тот же молодой человек? Реми снова попытался разубедить и успокоить ее. - Так или иначе, - продолжала Диана, снова оглядываясь, - мы уже в Мехельне; если нужно, сменим лошадей, но мы должны как можно скорее попасть в Антверпен. - В таком случае, сударыня, нам незачем заезжать в Мехельн: кони у нас хорошие, проедем в селение, которое виднеется вон там, налево, - кажется, оно называется Виллеброк; таким образом мы избегнем пребывания в гостинице, расспросов, любопытства досужих людей. - Хорошо, Реми, едем в селение. Анри свернул с дороги там же, где свернули они, и последовал за ними, соблюдая то же расстояние. Они приехали в Виллеброк. В двухстах домах, насчитывавшихся в селении, не осталось ни одной живой души; среди этого запустения испуганно метались забытые владельцами собаки, заблудившиеся кошки; собаки жалобным воем призывали своих хозяев, кошки же неслышно скользили по улицам, покуда не находили безопасное, на их взгляд, убежище, и тогда из щели в двери или из отдушины погреба высовывалась лукавая подвижная мордочка. Реми постучался в два десятка домов, но никто не ответил на его стук. В свою очередь Анри, словно тень, ни на шаг не отстававший от обоих путников, остановился у первого дома. Он решил, прежде чем продолжать путь, выяснить, что они собираются предпринять. Они и в самом деле приняли решение, как только их лошади поели зерна, которое Реми нашел в закроме гостиницы, покинутой хозяевами и постояльцами. - Сударыня, - сказал Реми, - мы находимся в стране отнюдь не спокойной и в положении отнюдь не обычном. Мы не должны, словно дети, кидаться навстречу опасности. По всей вероятности, мы наткнемся на отряд французов или фламандцев, возможно даже - испанцев, ибо при том странном положении, в котором сейчас очутилась Фландрия, здесь должно быть множество авантюристов со всех концов света. Послушайтесь моего совета, сударыня: останемся здесь, - в селении немало домов, которые могут служить надежным убежищем. - Нет, Реми, я должна ехать дальше, ничто меня не остановит, - упрямо возразила Диана. - Раз так, - ответил Реми, - едем! И, ни слова больше не сказав, он пришпорил свою лошадь. Диана последовала за ним, а Анри дю Бушаж, задержавшийся в одно время с обоими всадниками, тоже двинулся в путь. V. Вода
По мере того как путники подвигались вперед, местность принимала все более странный вид. Нигде на лугах не паслись коровы; нигде не видно было ни стад с пастухами, ни коз, взбирающихся на живые изгороди, чтобы дотянуться до зеленых побегов колючего кустарника и дикого винограда; нигде не шел за плугом пахарь; нигде не проходил коробейник, странствующий с тяжелым тюком за плечами; нигде не звучала заунывная песня, которую обычно поет северянин-возчик, вразвалку шагающий рядом со своей доверху нагруженной подводой. Сколько хватал глаз, на этих покрытых сочной зеленью равнинах, на холмах в высокой траве, на опушке лесов не было людей, не слышался голос человеческий. Близился вечер; Анри, охваченный смутной тревогой, чутьем угадывал, что двое спутников впереди во власти того же чувства, и вопрошал воздух, деревья, небесную даль и даже облака о причине этого загадочного явления. Спустилась ночь, темная, холодная; протяжно завыл северо-западный ветер, и вой этот в бескрайних просторах был страшнее безмолвия, которое ему предшествовало. Реми остановил свою спутницу, положив руку на повод ее коня: - Сударыня, вы знаете, что я не поддаюсь страху, но должен вам признаться, как на духу: впервые в жизни я боюсь… Диана обернулась; вероятнее всего, она не уловила всех этих грозных признаков. - Он все еще здесь? - спросила она. - О! Теперь суть уже не в нем, - ответил Реми. - Нет, опасность, которую я ощущаю вокруг нас, которая все приближается, иного свойства: она неизвестна и потому меня пугает. Диана покачала головой. - Смотрите, сударыня, - снова заговорил Реми, - вы видите вдали ивы? Рядом с ними стоит домик. Умоляю вас, поедемте туда; если там есть люди, тем лучше: мы попросим их приютить нас; если он покинут, мы займем его. Волнение Реми, его дрожащий голос заставили Диану уступить. Спустя несколько минут путники постучались в дверь домика, стоявшего под сенью старых ив. Неподалеку журчал ручей, впадавший в речонку Нету. Позади домика, построенного из кирпича и крытого черепицей, находился небольшой сад, окруженный живой изгородью. Все было пусто, безлюдно, заброшенно. Никто не ответил на долгий, упорный стук путников. Недолго думая Реми вынул нож, срезал ветку ивы, просунул ее между дверью и замком и с силой нажал. Дверь открылась. Реми стремительно вбежал в дом. За что бы он сейчас пи брался, он все делал с лихорадочной поспешностью. Он быстро ввел в дом свою спутницу, прикрыл дверь и задвинул тяжелый засов. Не довольствуясь тем, что он нашел пристанище для своей госпожи, Реми помог ей расположиться поудобнее в единственной комнате второго этажа, где нащупал в темноте кровать, стул и стол. Несколько успокоившись, он сошел вниз и сквозь щель ставен стал следить за каждым движением графа дю Бушажа, который, увидев, что они вошли в дом, тотчас же приблизился к нему. Размышления Анри были мрачны и вполне соответствовали мыслям Реми. "Несомненно, - думал он, - над Фландрией нависла какая-то грозная опасность, неизвестная нам, но известная жителям, и крестьяне, не помня себя от страха, ищут спасения в городах". Но графа дю Бушажа тревожили мысли иного порядка. "Какие у Реми и его госпожи могут быть дела в этих местах? - спрашивал он себя. - О! Я это узнаю; настало время заговорить с этой женщиной и навсегда покончить с сомнениями. Такой благоприятный случай никогда еще мне не представлялся!" Он направился было к домику, но тотчас остановился. "Нет, нет, - сказал он себе, внезапно поддавшись колебаниям, которые так часто возникают в сердцах влюбленных, - нет, я буду страдать до конца. Разве не вольна она поступать, как ей угодно? Разве я уверен в том, что она знает, какую небылицу сочинил о ней этот негодяй Реми? Его одного я хочу привлечь к ответу за то, что он уверял, будто она никого не любит! Однако нужно и тут быть справедливым: неужели этот человек должен был выдать мне тайну своей госпожи? Нет, нет! Горе мое безысходно, и самое страшное то, что я никого не могу в нем винить. Для полноты отчаяния х мне не хватает лишь одного - узнать всю правду до конца и увидеть, как эта женщина, прибыв в лагерь, заключит в свои объятия кого-то из находящихся там дворян". Затем, вспомнив дни томительного ожидания и бессонницы, проведенные перед домом, где были глухи к его мольбам, он подумал, что, пожалуй, его положение сейчас лучше, чем в Париже, ибо теперь он порою видел ее, слышал любимый голос. И Анри улегся под ивами, склонившими над домиком свои раскидистые ветви; с неописуемой грустью внимал он журчанью воды, струившейся рядом с ним. Вдруг он встрепенулся: порыв северного ветра донес до него грохот пушечных залпов. "Я опоздал - штурм Антверпена начался", - с тревогой подумал он. Первым побуждением Анри было вскочить, сесть на коня и помчаться туда, откуда доносился гул битвы. Но это значило расстаться с Дианой и умереть, не разрешив своих сомнений. Если бы их пути не скрестились, Анри неуклонно продолжал бы идти к своей цели, не оглядываясь назад, не вздыхая о прошлом, не сожалея о будущем, но неожиданная встреча пробудила в нем сомнения, а вместе с ними - нерешительность. Он остался. Два часа пролежал он, чутко прислушиваясь к дальней пальбе и с недоумением спрашивая себя, что могут означать мощные залпы, которые время от времени покрывали все другие. Он был далек от мысли, что они означают гибель судов его брата, взорванных неприятелем. Наконец, около двух часов пополуночи, гул стал затихать; к половине третьего наступила полная тишина. "В этот час, - говорил себе дю Бушаж, - Антверпен уже взят, мой брат победил; за Антверпеном последует Гент, за Гентом - Брюгге, и мне вскоре представится случай доблестно умереть. Но перед смертью я хочу узнать, во имя чего эта женщина едет во французский лагерь". Дю Бушажа одолела дремота, против которой на исходе ночи воля человека бессильна, но вдруг его лошадь, пасшаяся неподалеку, начала прядать ушами и тревожно заржала. Анри открыл глаза. Лошадь вдыхала ветер, с рассветом круто переменившийся и дувший теперь с юго-востока. - Что с тобой, верный мой товарищ? - спросил молодой человек, вскочив на ноги и ласково потрепав коня по шее. Казалось, животное поняло его слова: словно силясь ответить своему хозяину, оно внезапным порывистым движением повернулось в сторону Льера и, раздув ноздри, стало напряженно прислушиваться. - Так, так! - вполголоса молвил Анри. - По-видимому, дело серьезнее, чем я думал; наверно, где-нибудь бродят волки, они ведь всегда следуют за войсками и пожирают трупы. Лошадь заржала, опустила голову и хотела было ринуться на запад, но Анри успел схватить ее за уздечку и остановить. Однако минуту спустя он услышал то, что до него своим чутким слухом уловила лошадь. Неумолчный шум, подобный шуму ветра, казалось, несся отовсюду. "Что же это? - спрашивал себя Анри. - Ветер? Нет, не ветер. Быть может, это поступь огромной армии? Нет, нет, тогда я различил бы шум шагов, звон оружия, гул голосов". Все нарастая, шум превратился в непрестанный грозный рокот, словно где-то вдали по булыжной мостовой везли тысячи пушек. Такое предположение возникло у Анри, но тут же было им отвергнуто. "Может быть, - сказал он себе, - в этих местах нет мощеных дорог, да и во всей армии не найдется тысячи пушек!" Шум приближался; Анри пустил лошадь галопом и въехал на ближайший пригорок. - Что я вижу! - воскликнул он, взобравшись наверх. То, что он увидел, лошадь почуяла раньше его. На горизонте, от края до края, расстилалась ровная, тускло-белая полоса, ширившаяся, словно непрерывно развертывающийся кусок ткани. Молодой человек все еще не мог разобраться в этом странном явлении, как вдруг, снова устремив взгляд на место, недавно им покинутое, он увидел, что луг залит водой, а ручей выступил из берегов и без видимой причины затопляет заросли тростника, каких-нибудь четверть часа назад отчетливо видные на обоих берегах. Вода медленно подступала к домику. - Несчастный я глупец! - воскликнул Анри. - Как я сразу не догадался: это вода! Фламандцы прорвали плотины! |
