Торговец огляделся и вытащил из ножен кинжал. Но Самюэль был начеку, как воробей в винограднике, он подался назад. - Да, да, милейший торговец. Я твой кинжал вижу. Но вижу и еще кое-что: там на балконе стоит человек. Торговец, бледный от страха, поглядел туда, куда показывал Самюэль, и действительно заметил на балконе какую-то нелепую фигуру в халате из кошачьих шкурок; этот аргус не упустил из их беседы ни слова ни жеста. - Ладно, вы из меня просто веревки вьете, - произнес торговец, оскалившись, как шакал. - Вот еще одно экю… "Дьявол тебя задави!" - подумал он про себя. - Спасибо, - сказал Самюэль. - Желаю удачи! Он кивнул скупщику кирас и, хихикая, удалился. Торговец поднял с земли кирасу Пертинакса и стал засовывать ее в латы Фурнишона. Буржуа, стоявший на балконе, воспользовался этим. - Вы, сударь, кажется, скупаете старые доспехи? - спросил он. - Да нет же, милостивый государь, - ответил несчастный. - Просто случай представился. - Такой случай и мне подходит. - В каком смысле, сударь? - спросил торговец. - Представьте себе, у меня тут целая груда старого железа, и мне хотелось бы от нее избавиться. - Но я истратил все деньги. - Пустяки, я вам поверю в долг - вы, на мой взгляд, человек вполне порядочный. - Благодарю вас, но меня ждут. - Странное дело, ваше лицо мне как будто знакомо! - заметил буржуа. - Мое? - переспросил торговец, тщетно стараясь совладать с дрожью. - Ведь вы Никола… Лицо торговца исказилось. - Никола?! - повторил он. - …Никола Трюшу, торговец скобяными изделиями с улицы Коссонери. - Нет, нет, - ответил торговец. Он улыбнулся и вздохнул, словно у него гора с плеч свалилась. - Неважно, у вас честное лицо. Так вот, я бы продал вам доспехи - кирасу, наручи и шпагу. - Учтите, сударь, что это запрещенный род торговли. - Знаю, вам недавний покупатель кричал об этом достаточно громко. - Вы слышали? - Отлично слышал. Вы очень щедро расплатились. Это и навело меня на мысль договориться с вами. Но, будьте спокойны, я не вымогатель и знаю, что такое коммерция. Сам в свое время торговал. - Чем же именно? - Льготами и милостями. - Отличное предприятие! - Да, я преуспел и теперь, как видите, - буржуа. - С чем вас и поздравляю. - Я люблю удобства и хочу продать старое железо: оно лишь место занимает. - Я бы взял кирасу. - Вы покупаете одни кирасы? - Да. - Странно, ведь вы же перепродаете железо на вес, так вы по крайней мере сами заявляли. - Это верно, но, знаете ли, предпочтительно… - Как вам угодно: купите кирасы… Или, пожалуй, вы правы: не надо ничего покупать. - Что вы хотите сказать? - Хочу сказать, что в такое время, как наше, оружие может каждому пригодиться. - Что вы! Теперь же мир. - Друг любезный, если бы у нас был мир, черт возьми, никто не стал бы покупать кирасы! Не рассказывайте мне сказок. - Сударь! - Да еще скупать тайком. Торговец сделал движение, намереваясь уйти. - И по правде-то сказать, чем больше я на вас гляжу, - сказал буржуа, - тем больше убеждаюсь, что я вас знаю. Нет, вы не Никола Трюшу, но я вас все-таки знаю. - Тише. - И если вы скупаете кирасы… - Так что же? - То делаете это ради дела, угодного богу. - Замолчите! - Я от вас просто в восторге, - произнес буржуа, протягивая с балкона длиннющую руку, которая крепко вцепилась в плечо торговца. - Но вы-то сами кто такой, черт побери? - Я - Робер Брике, по прозванию "гроза еретиков", лигист и пламенный католик. Теперь я вас безусловно узнал. Торговец побледнел как мертвец. - Вы Никола… Грембло, кожевник из "Бескостной коровы". - Нет, вы ошиблись. Прощайте, метр Брике, очень рад, что с вами познакомился. - И торговец повернулся спиной к балкону. - И вы не возьмете у меня доспехов? - Я же сказал, что у меня нет денег. - Как же быть? - Да никак: останемся каждый при своем. - Ни за что, разрази меня гром, - уж очень мне хочется покороче с вами познакомиться. - Ну, а я хочу поскорее с вами распрощаться, - ответил торговец. И, решив бросить свои кирасы, лишь бы его не узнали, он пустился бежать. Но от Робера Брике было не так-то легко избавиться. Он перекинул ногу через перила балкона, спустился на улицу и тут же догнал торговца. - Что вы, с ума сошли, приятель? - спросил он, кладя свою большую руку на плечо бедняги. - Если бы я хотел, чтобы вас арестовали, стоило бы только крикнуть - стража как раз проходит по улице Августинцев. Но, черт меня побери, я считаю вас своим другом. Ж вот доказательство: теперь-то я, безусловно, вспомнил ваше имя. На этот раз торговец рассмеялся. Робер Брике загородил ему дорогу. - Вас зовут Никола Пулен, - сказал он, - вы чиновник парижского городского суда. - Я погиб! - прошептал торговец. - Наоборот: спасены, разрази меня гром. Никогда вы не совершите ради святого дела того, что намерен совершить я. Никола Пулен застонал. - Ну, ну, мужайтесь! - сказал Робер Брике. - Вы обрели брата в лице Робера Брике. Возьмите одну кирасу, а я возьму две другие. Сверх того я дарю вам свои наручи, набедренники и перчатки. А теперь - вперед, и да здравствует лига! - Вы пойдете со мной? - Я помогу вам донести доспехи, благодаря которым мы одолеем филистимлян;[20] указывайте дорогу, я следую за вами. В душе несчастного судейского чиновника вспыхнула, правда, искра подозрения, но она тут же погасла. "Если бы он хотел меня погубить, - подумал Пулен, - то не стал бы признаваться, что я ему знаком". Вслух же он сказал: - Что ж, раз вы непременно этого желаете, идемте со мной. - Я ваш друг не на жизнь, а на смерть! - вскричал Робер Брике, сжимая руку вновь обретенного союзника. Другой рукой он торжествующе поднял свою ношу. Оба знакомца пустились в путь. Минут через двадцать Никола Пулен добрался до Маре. Он был весь в поту не только от быстрой ходьбы, но и от живости беседы на политические темы. - Какого воина я завербовал! - прошептал Никола Пулен, останавливаясь неподалеку от дворца Гизов. "Я так и полагал, что мои доспехи нужны именно здесь", - подумал Брике. - Друг, - сказал Никола Пулен, - даю вам минуту на размышление, прежде чем вы вступите в логово льва. Вы еще можете удалиться, если совесть у вас нечиста. - Ну что там, - сказал Брике, - я и не то видывал! Et non intrenrait medulla mea,[21] - продекламировал он. - Ах, простите, вы, может быть, не владеете латынью? - А вы? - Сами можете судить. "Ученый, смелый, сильный, богатый - какая находка для нас!" - подумал Пулен. - Что ж, войдем. И он подвел Брике к огромным воротам дворца Гизов, которые открылись после третьего удара бронзового молотка. Двор был полон стражи и каких-то закутанных в плащи людей, которые бродили по нему подобно теням. Света в окнах не было. В стороне стояли наготове восемь оседланных и взнузданных лошадей. При звуке молотка собравшиеся обернулись и тут же выстроились для встречи вновь прибывших. Тогда Никола Пулен наклонился к уху человека, выполнявшего обязанности привратника, и назвал свое имя. - Со мною верный товарищ, - добавил он. - Проходите, господа, - молвил привратник. - Отнести это на склад, - сказал Пулен, передавая привратнику три кирасы и доспехи, полученные от Робера Брике. "Отлично! У них, оказывается, есть склад. Час от часу не легче!" - подумал тот. - Вы прекрасный организатор, мессир прево, - добавил он вслух. - Да, да, мозгами шевелить умеем, - самодовольно улыбаясь, ответил Пулен. - Но пойдемте, я вас представлю. - Не стоит, - возразил буржуа, - я очень застенчив. Только бы разрешили остаться - большего я не требую. Если же докажу, что достоин доверия, то сам представлюсь, ибо, по словам греческого писателя, за меня будут свидетельствовать дела мои. - Как вам угодно, - ответил судейский чиновник. - Подождите меня здесь. И он поздоровался с собравшимися, пожимая им руку. - Кого же мы ждем? - спросил чей-то голос. - Хозяина, - ответил другой. В эту минуту какой-то высокий человек вошел во двор и, видимо, услышал эти последние слова. - Господа, - промолвил он, - я явился от его имени. - Да это господин Мейнвиль! - вскричал Пулен. "Э, оказывается, я здесь среди знакомых", - подумал Брике и тотчас же скорчил гримасу, от которой стал неузнаваемым. - Господа, мы теперь в сборе. Давайте побеседуем, - снова раздался голос того, кто заговорил первым. "Прекрасно, - заметил про себя Брике. - Это мой прокурор, метр Марто". И он переменил гримасу с легкостью, доказывавшей, как привычны были ему подобные упражнения. - Идемте наверх, господа, - сказал Пулен. Господин де Мейнвиль прошел первым, за ним Никола Пулен. Люди в плащах последовали за Никола Пуленом, а за ними уже Робер Брике. Все направились к наружной лестнице, ведшей в какую-то сводчатую галерею. Робер Брике шел вместе с другими, шепча про себя: "А паж-то, где же этот треклятый паж?" XI. Снова лига
Поднимаясь по лестнице вслед за людьми в плащах и стараясь придать себе вид заговорщика, Робер Брике заметил, что Никола Пулен, переговорив с некоторыми из своих таинственных сотоварищей, остановился у входа в галерею. "Наверно, поджидает меня", - подумал Брике. И действительно, чиновник городского суда задержал своего нового друга, когда тот собирался переступить загадочный порог. - Вы уж на меня не обижайтесь, - сказал он. - Но никто из наших друзей вас не знает, и они хотели бы навести справки, прежде чем допустить вас на совещание. - Это более чем справедливо, - ответил Брике, - и, по своей врожденной скромности, я предвидел это затруднение. - Отдаю вам должное, - согласился Пулен, - вы человек весьма тактичный. - Итак, я удаляюсь, - продолжал Брике, довольный тем, что за один вечер увидел столько доблестных защитников лиги. - Может быть, вас проводить? - спросил Пулен. - Нет, благодарю вас, не стоит. - Дело в том, что вас могут не выпустить отсюда. Хотя, с другой стороны, меня ждут. - Но разве нет никакого пароля при выходе? Это на вас как-то непохоже, метр Пулен. Такая неосторожность! - Конечно, есть. - Так сообщите мне. - И правда, раз вы вошли… - И к тому же мы друзья. - Хорошо. Вам нужно только сказать: "Парма и Лотарингия". - И привратник меня выпустит? - Незамедлительно. - Отлично, благодарю вас. Занимайтесь своими делами, а я займусь своими. Никола Пулен присоединился к товарищам. Брике сделал несколько шагов по направлению к лестнице, словно намереваясь спуститься во двор, но, дойдя до первой ступеньки, задержался, чтобы обозреть местность. Он установил, что сводчатая галерея идет параллельно внешней стене дворца, образуя над нею широкий навес. Ясно, что галерея эта ведет к какому-то просторному, но невысокому помещению, вполне подходящему для таинственного совещания, на которое Брике не имел чести быть допущенным. Это предположение перешло в уверенность, когда он заметил свет в решетчатом окошке, пробитом в той же стене и защищенном деревянным заслоном, какими в наши дни закрывают снаружи окна тюремных камер и монастырских келий, чтобы оттуда не было видно ничего, кроме неба. Брике сразу не пришло в голову, что это окошко зала собрания и что, добравшись до него, можно многое увидеть. Он огляделся. Во дворе находились пажи с лошадьми, солдаты с алебардами и привратник с ключами - короче говоря, народ бдительный и проницательный. К счастью, двор был весьма обширен, а ночь очень темна. Впрочем, пажи и солдаты, увидев, что участники сборища скрылись в сводчатой галерее, перестали наблюдать за окружающим, а привратник, зная, что ворота на запоре и никто не войдет без пароля, занялся стоящим на очаге котелком, полным сдобренного пряностями вина. Любопытство обладает стимулами столь же могущественными, как и всякая другая страсть. Желание узнать скрытое бывает так велико, что многие любопытные жертвовали ради него жизнью. Брике собрал уже столько сведений, что ему непреодолимо захотелось их пополнить. Он еще раз огляделся и, зачарованный светом, падавшим из окна, усмотрел в нем некий призыв. Решив во что бы то ни стало добраться до окна с деревянным заслоном, Брике подтянулся к карнизу и стал передвигаться по нему, как кошка или обезьяна, цепляясь руками и ногами за выступы орнамента, выбитого в каменной стене. Если бы пажи и солдаты могли различить в темноте этот фантастический силуэт, скользивший вдоль стены безо всякой видимой опоры, они, без сомнения, возопили бы о волшебстве и даже у самых храбрых волосы встали бы дыбом. Но Робер Брике не дал им времени увидеть свои колдовские шутки. Он скорее уцепился за решетку окна и притаился между нею и деревянным заслоном, так что его не было видно ни снаружи, ни изнутри. Брике не ошибся в расчетах: он был щедро вознагражден и за смелость свою, и за труд. Действительно, взорам его представился обширный зал, освещенный железными четырехрогими светильниками и загроможденный всякого рода доспехами, среди которых он, хорошенько вглядевшись, мог бы обнаружить и свои наручи с нагрудником. Что же касается пик, шпаг, алебард и мушкетов, их было столько, что хватило бы на вооружение четырех полков. Однако Брике обращал меньше внимания на оружие, чем на людей, намеревавшихся пустить его в ход. Его горящий взгляд проникал сквозь толстое запыленное стекло, стараясь рассмотреть под шляпами и капюшонами знакомые лица. - Ого! - прошептал он. - Вот и метр Крюсе; вот маленький Бигар, бакалейщик с улицы Ломбардцев; вот метр Леклер, претендующий на имя Бюсси. Он, конечно, не осмелился бы на подобное святотатство, если бы настоящий Бюсси еще жил на свете. Надо будет как-нибудь расспросить этого мастера фехтования, каким путем отправили на тот свет в Лионе некоего Давида, моего знакомца… Черт!.. Буржуазия хорошо представлена; что же касается дворянства… А вот господин де Мейнвиль, да прости меня бог! Он пожимает руку Никола Пулену. Картина трогательная: сословия братаются… Вот как! Господин де Мейнвиль, оказывается, оратор? Похоже, что он намеревается произнести речь. Действительно, господин де Мейнвиль начал говорить. Правда, ни одного слова не долетало до Робера Брике, но жесты говорившего и поведение слушателей были достаточно красноречивы. - Он, видимо, не очень-то убедил аудиторию. На лице у Крюсе недовольная гримаса. Лашапель-Марто повернулся к Мейнвилю спиной, а Бюсси-Леклер пожимает плечами. Ну же, господин де Мейнвиль, отдувайтесь, будьте покрасноречивее, черт бы вас побрал!.. Наконец-то слушатели оживились. Ого, к нему подходят, жмут руки, бросают в воздух шляпы, черт!.. Как мы уже сказали, Брике видел, но слышать не мог. Зато мы, незримо присутствующие на бурных прениях этого собрания, сообщим читателю, что там произошло. Сперва Крюсе, Марто и Бюсси пожаловались господину де Мейнвилю на бездействие герцога де Гиза. Марто в качестве прокурора выступил первым. - Господин де Мейнвиль, - начал он, - вы явились по поручению герцога Генриха де Гиза? Благодарим вас за это и принимаем в качестве посланца. Но нам необходимо личное присутствие герцога. После кончины своего достославного родителя он в возрасте восемнадцати лет убедил добрых французов заключить этот союз и завербовал нас всех под свое знамя. Согласно принесенной нами присяге, мы пожертвовали собой и своим имуществом ради торжества святого дела. И вот, несмотря на наши жертвы, никакой развязки нет. Берегитесь, господин де Мейнвиль: парижане устанут. А если устанет Париж, что можно ждать от Франции?.. Господину герцогу следовало бы об этом поразмыслить. Это выступление было одобрено всеми лигистами; особенно яростно аплодировал Никола Пулен. | 
