Шекспир Уильям - Макбет.

    Никто! Медлитель ум отстал от пыла

    Моей любви. Дункан лежал пред нами,

    И расшивала золотая кровь

    Серебряную кожу, где, как бреши,

    Куда ворвалась смерть, зияли раны.

    В цвет ремесла себя окрасив, спали

    Убийцы у дверей. На их кинжалах

    Алел наряд из высыхавшей крови.

    Кто, кто, в чьем сердце есть любовь и смелость,

    Сумел бы совладать с собой и делом

    Любовь не доказать?

    Ах, помогите!

    На помощь к госпоже!

    (тихо, Дональбайну)

    Что ж мы-то немы,

    Хоть нас несчастье больше всех задело?

    (тихо, Малькольму)

    О чем же можем говорить мы здесь,

    Где смерть глядит на нас из каждой щели?

    Бежим скорей отсюда. Наши слезы

    Еще не накипели.

    (тихо, Дональбайну)

    Да и скорбь

    Должны мы прятать.

    Помогите леди!

    Леди Макбет уносят.

    Идем, прикроем бренные тела

    Одеждою от холода, а после

    Расследуем кровавое злодейство.

    Потрясены мы страхом и сомненьем,

    Но я, на божью помощь уповая,

    Бросаю вызов вероломным козням

    Безвестного изменника.

    И я.

    Мы все.

    Оденемся, вооружимся

    И в зале вновь сойдемся.

    Решено.

    Все, кроме Малькольма и Дональбайна, уходят.

    Что делать нам? Не с ними ж оставаться.

    Притворная печаль легко дается

    Одним лжецам. Я в Англию уеду.

    А я - к ирландцам. Будет безопасней

    Нам судьбы разделить. Ведь тут за каждой

    Улыбкою - кинжал. Чем ближе нам

    По крови человек, тем больше алчет

    Он нашей крови.

    Смертная стрела

    Еще летит, и нам всего полезней

    Не подставлять ей грудь. Скорей в седло,

    И скроемся! Сейчас не до прощаний.

    Тот воровством себя не замарал,

    Кто жизнь свою у гибели украл.

    Уходят.

    Под стенами замка Макбета.

    Входят Росс и старик.

    Лет семьдесят я в памяти храню.

    За этот срок всего я навидался -

    И страшного и странного, во все

    Пустяк пред этой ночью.

    Вот, отец,

    Гляди: смутясь деяньями людскими,

    Кровавый их театр затмило небо.

    Часы показывают день, но тонет

    Во мгле светило. Ночь ли всемогуща

    Иль стыдно дню, но, лик земли скрывая,

    Мрак не дает лучам лобзать его.

    Да, это, как и все, что здесь творится,

    Противно естеству. В минувший вторник

    Был гордый сокол пойман и растерзан

    Охотницею на мышей совой.

    А кони короля (хоть это странно,

    Но достоверно), на подбор красавцы

    И нрава смирного, взбесились в стойлах,

    Сломали их и убежали, словно

    Войну с людьми задумали затеять.

    И, говорят, друг с другом грызлись.

    Да,

    Моим глазам на диво.

    Входит Макдуф.

    Вон идет

    Макдуф наш добрый. Что на белом свете

    Творится, друг?

    Ты разве сам не видишь?

    Дознались ли, кто пролил кровь монарха?

    Те, кто Макбетом был заколот.

    Небо!

    Что за корысть им в том?

    Их подкупили.

    Тайком бежали сыновья Дункана

    Малькольм и Дональбайн, чем подозренье

    На них навлечено.

    И это также

    Противно естеству. О властолюбье,

    Ты пожираешь то, чем ты живешь!

    Сдается мне, быть королем Макбету.

    Он им провозглашен и в Скон¹⁹ уехал,

    Чтоб там принять венец.

    Где прах Дункана?

    Перевезен на остров Колум-Килл,

    В святую усыпальницу, где предки

    Его почиют.

    Ты поедешь в Скон?

    О нет, кузен, я - в Файф.

    А я - туда.

    Что ж, будь здоров. Одно могу сказать я:

    Смотри не пожалей о старом платье.

    Прощай, отец.

    Благослови господь

    И вас и всех, кто хочет вместе с вами,

    Чтоб стало зло - добром, враги - друзьями.

    Уходят.

    Форрес. Дворец.

    Входит Банко.

    Ты Гламис, Кавдор и король. Ты стал

    Всем, что тебе вещуньи предсказали,

    Хотя, боюсь, ты и сыграл нечисто.

    Но трон обещан не твоим потомкам,

    Отцом и корнем многих королей

    Быть не тебе, а мне. Ведь если сестры

    Не лгут (твоя судьба - тому порукой)

    И если не обманут ими ты,

    То почему я должен им не верить

    И отказаться от надежд… Но тише.

    Трубы. Входят Макбет и леди Макбет и королевском одеянии, Ленокс, Росс, лорды, леди и свита.

    А вот и самый дорогой наш гость.

    Будь нами он забыт, таким изъяном

    Испорчен был бы наш великий праздник.

    Устраиваем мы сегодня ужин

    И быть на нем вас просим.

    Государь,

    Располагайте мной. Я к вашей воле

    Прикован неразрывной цепью долга.

    Вас днем не будет здесь?

    Нет, государь.

    Жаль. Мы желали б слышать ваше мненье,

    Столь мудрое и веское всегда,

    Сегодня на совете. Что ж, отложим

    Его до завтра. Далеко ль вам ехать?

    Да. Я вернусь лишь к ужину, не раньше,

    А если конь к тому же притомится,

    Придется мне у ночи час-другой

    Занять.

    Не опоздайте только к пиру.

    Поспею, государь.

    Дошел до нас

    Слух о племянниках кровавых наших.

    В Ирландии и в Англии скрываясь,

    Они отцеубийство отрицают

    И выдумками вздорными в умах

    Смятенье сеют. Но об этом - завтра,

    Когда обсудим все дела правленья

    Мы на совете. А пока - прощайте.

    Мы ждем вас к ночи. Едет с вами Флиенс?

    Да, государь, и время нам спешить.

    Желаю вам, чтоб на ногу легки

    И резвы были лошади, чьим спинам

    Я вас вверяю. Доброго пути!

    Банко уходит.

    Пусть каждый до семи часов собой

    Располагает; мы одни побудем,

    Чтоб тем полней вкусить потом усладу

    Беседы вашей. Ну, ступайте с богом.

    Все, кроме Макбета и одного слуги, уходят.

    Эй ты, скажи: явились эти люди?

    Да, государь, и ждут за воротами.

    Введи их к нам.

    Слуга уходит.

    Стать королем - ничто,

    Им нужно прочно стать. Укоренился

    В моей душе глубокий страх пред Банко.

    В его природе царственной есть нечто,

    Чего бояться должно. Он отважен

    И мудр. Его неукротимый дух

    Ведом рассудком осторожным к цели.

    Кто из людей мне страшен? Только он.

    Мой гений подавляет он, как гений

    Антония был Цезарем подавлен.²⁰

    Прикрикнув на сестер, мне обещавших

    Шотландской трон, спросил он о себе

    И предком королей был ими назван.

    А на моем челе - венец бесплодный,

    В моей деснице - бесполезный скипетр.

    Не сыну мною передан он будет,

    Но вырван чуждою рукой. Так, значит,

    Я душу погубил для внуков Банко,

    Убил Дункана доброго для них,

    Яд злобы в чашу моего покоя

    Подлил для них и отдал клад свой вечный

    Исконному врагу людского рода,

    Чтоб трон достался им, потомкам Банко!

    Ну нет! Сперва мы не на жизнь, а на смерть

    Поборемся с тобой, судьба! - Кто там?

    Входит слуга с двумя убийцами.

    Ступай за дверь и жди. Я позову.

    Слуга уходит.

    Не вы ль вчера со мною говорили?

    Да, государь.

    Обдуманы ли вами

    Мои слова? Да будет вам известно,

    Что виноват в былых несчастьях ваших

    Он, а не я, как полагали вы.

    Я в прошлый раз так ясно показал,

    Как вас ввели в обман, как разорили

    И кто причина этого, что даже

    Помешанный иль недоумок жалкий

    И тот понять бы должен: это дело

    Рук Банко.

    Да, вы нам глаза открыли.

    Но я пошел и дальше, вас вторично

    К себе позвав. Иль так вы терпеливы,

    Чтоб все спускать обидчику и впредь,

    Иль так писанье чтите, чтоб молиться

    За доброхота и его семейство,

    Хоть он к земле вас гнет рукой тяжелой

    И ваших ближних грабит?

    Нет, мы люди.

    О да, людьми вас числят в общем списке,

    Как гончих, мопсов, пуделей, овчарок,

    Борзых и шавок - всех равно зовут

    Собаками, хотя цена различно

    Расписана ленивым и проворным,

    Дворовым и охотничьим, смотря

    По свойствам их - дарам природы щедрой.

    Поэтому название породы

    К их родовому имени - собака

    Мы прибавляем. Тоже - и с людьми.

    Так вот, коль в этом списке вам подобных

    Стоите не среди последних вы,

    Скажите мне - и я вам дело дам.

    Свершив его, врагу вы отомстите

    И место в нашем сердце обретете.

    Затем что мы больны, пока он жив,

    И лишь с его кончиной исцелимся.

    Мой государь, так много от людей

    Я получал ударов, что согласен

    На все, чтоб людям отомстить.

    Я тоже

    Так горькою своей судьбой измучен.

    Что жизнь на карту хоть сейчас поставлю

    И выиграю иль ее утрачу.

    Вы знаете, что Банко - враг ваш?

    Да.

    Мой также, и притом такой заклятый,

    Что каждый миг его пути земного

    Есть нож, вонзенный в жизнь мою. Конечно,

    Я Банко и открыто устранить

    Не затруднюсь. Но это неразумно:

    У нас с ним общие друзья; я должен

    Любовь их сохранить, и мне придется

    При них рыдать над тем, кто мной убит.

    Вот почему, стремясь от глаз толпы

    Скрыть это дело по причинам важным,

    Я и прибегнул к вам.

    Мы все исполним,

    Мой государь.

    Пусть даже наша жизнь…

    Довольно. Я решимость вашу вижу

    И сообщу вам через час, не позже,

    Когда и где вы сядете в засаду.

    Покончить с этим нужно нынче к ночи

    И от дворца подальше: не забудьте,

    Я должен быть вне подозрений. С ним

    Поедет сын его, мальчишка Флиенс,

    Чьего исчезновенья я желаю

    Не меньше. Пусть и он впотьмах разделит

    (Чтоб к сделанному вновь не возвращаться)

    Отцовский жребий. Ну, решайте сами,

    А я сейчас вернусь.

    Мы все решили.

    Ступайте, ждите. Я вас позову.

    Убийцы уходят.

    Час пробил. Если рай тебе сужден,

    Тебя сегодня, Банко, примет он.

    (Уходит.)

    Дворец.

    Входят леди Макбет и слуга.

    Уехал Банко?

    Госпожа, он отбыл,

    Но возвратится к ночи.

    Королю

    Скажи, что я с ним говорить желаю.

    Ступай.

    Иду.

    (Уходит.)

    Победе грош цена,

    Коль не дает нам радости она.

    Милей судьбой с убитым поменяться,

    Чем страхами, убив его, терзаться.

    Входит Макбет.

    Зачем ты одиночество, супруг,

    С раздумьями мучительными делишь?

    Все эти мысли умереть должны,

    Как те, о ком ты мыслить. Сожаленья

    Былого не вернут. Что свершено,

    То свершено.

    Змею мы разрубили,

    Но не убили, и куски срастутся,

    Чтоб вновь грозить бессильной нашей злобе

    Все тем же зубом. Нет, скорее связь

    Вещей порвется, рухнут оба мира.

    Чем есть я буду с трепетом свой хлеб

    И ночью спать, дрожа от грез ужасных.

    Нет, лучше быть в гробу, как тот, кто стал

    Покойником, чтоб мы покой вкусили,

    Чем безысходно корчиться на дыбе

    Душевных мук. Дункан лежит в могиле

    От лихорадки жизни отсыпаясь.

    Измена сделала свое: ни сталь,

    Ни яд, ни бунт, ни внешний враг отныне

    Ему уже не страшны.

    Успокойся,