Лицо ее стало еще жестче, словно превратилось в маску, и Мегрэ на минуту показалось, что ее глаза наполнились слезами. - Вам не пришло в голову, кто мог его убить? Он уловил едва заметное колебание. - Нет. - Почему вы сразу же не позвонили в полицию? Она помолчала и на мгновение отвела взгляд от комиссара: - Не знаю. - Вы сначала позвонили зятю? - Я никому не звонила. Это Вероника позвонила к себе домой, волнуясь, что не застала мужа здесь. - Она не удивилась, когда его не оказалось и дома? - Не знаю. - Кто подумал о докторе Ларю? - Кажется, я. Нам был необходим человек, который бы всем этим занялся. - Вы никого не подозреваете, мадам Жослен? - Никого. - Почему вы встали сегодня утром? - У меня нет причин оставаться в постели. - Вы уверены, что в доме ничего не пропало? - Дочь проверяла. Она знает, где что лежит, не хуже меня. Кроме пистолета… - Когда вы видели его в последний раз? - Несколько дней назад. Не помню точно когда. - Вы знали, что он заряжен? - Да. У моего мужа всегда был дома заряженный пистолет. После свадьбы он держал его в ящике своего ночного столика. Потом, боясь, как бы его не взяла Вероника, а в спальне у нас ничего не запиралось, он переложил его в комод. Долгое время этот ящик был на замке, а теперь, когда Вероника подросла и вышла замуж… - Вам не казалось, что ваш муж чего-то боялся? - Нет. - Он держал много денег? - Очень мало. Мы почти всегда расплачивались чеками. - Вам никогда не случалось, вернувшись домой, застать у мужа кого-нибудь незнакомого? - Нет. - И вы никогда не встречали вашего мужа с каким-нибудь неизвестным вам человеком? - Нет, господин комиссар. - Благодарю вас… Ему было жарко. Он только что провел один из самых неприятных допросов в своей практике. Словно бросаешь мяч, а он не отскакивает обратно. Ему казалось, что его вопросы не попадали в цель, не затрагивали ничего относящегося к делу, а ответы, которые он получал, были формальными, невыразительными. Она ответила на все вопросы Мегрэ, но от себя не добавила ни одной фразы. Она не поднялась, чтобы проститься с комиссаром, а продолжала сидеть в своем кресле, и невозможно было что-то прочесть в ее глазах, хотя и очень живых. - Простите меня за вторжение. Она не возражала, ждала, пока он встанет, чтобы тоже подняться, потом пошла вслед за ним, пока он неуклюже направлялся к двери. - Если вам что-то придет в голову, какая-нибудь мысль, какое-нибудь подозрение, если вы что-нибудь вспомните… Она снова опустила ресницы. - У вашей двери дежурит полицейский, и, надеюсь, журналисты не станут вам докучать. - Мадам Маню сказала мне, что они уже приходили… - Давно вы ее знаете? - Примерно с полгода. - У нее есть ключ от вашей квартиры? - Да. Я заказала ей дополнительно. - А кто еще, кроме нее, имел ключ? - Мой муж и я. Еще наша дочь. Он остался у нее с тех пор, как она еще жила здесь до замужества. - Больше ни у кого? - Да, еще есть один, пятый ключ, который я называю запасным и держу на своем туалетном столике. - Он лежит там по-прежнему? - Да, я его там недавно видела. - Могу я задать еще один вопрос вашей дочери? Она открыла дверь, на минуту скрылась и вернулась с Вероникой, которая по очереди их оглядела. - Ваша мама сказала мне, что у вас остался ключ от этой квартиры. Я хотел бы удостовериться, что он находится у вас по-прежнему… Она подошла к комоду, взяла голубую кожаную сумку, открыла ее и вынула маленький плоский ключ. - Вы брали его с собой в театр? - Нет. Я взяла театральную сумочку, намного меньше этой, в ней ничего не помещается. - Выходит, ключ оставался в вашей квартире на бульваре Брюн? Это было все. Он не знал, какие еще вопросы было бы уместно задать. Впрочем, он уже и не мог больше оставаться здесь. - Благодарю вас. Он спустился пешком, чтобы размять ноги, и, пройдя один марш, облегченно вздохнул. На тротуаре взад и вперед ходил полицейский, а журналисты устроились напротив, в кафе, и, увидев комиссара, сразу же бросились к нему: - Вы допросили обеих женщин? Он оглядел их так, как смотрела вдова Рене Жослена, словно через стекло, не видя их лиц. - Это правда, что мадам Жослен отказывается отвечать? - Право, господа, мне нечего вам сказать. - Когда же вы надеетесь… Он махнул рукой и направился к бульвару Распай в поисках такси. Журналисты не пошли за ним следом, а снова заняли свои позиции, а он этим воспользовался, чтобы зайти в кафе, где они были ночью. В свой кабинет на набережной Орфевр он попал только около полудня, тут же приоткрыл дверь в кабинет инспекторов, где увидел Лапуэнта и Торранса. - Зайдите ко мне оба. Он тяжело уселся за свой стол и набил самую большую из трубок. - Что ты сегодня делал? - спросил он сначала у юного Лапуэнта. - Я пошел на улицу Жюли, чтобы проверить показания Фабра, и расспросил всех трех консьержек. Все они подтверждают, что вчера вечером кто-то приходил и справлялся, нет ли в доме больного ребенка. Одна из них отнеслась к этому человеку недоверчиво, решила, что он не похож на врача, он даже показался ей подозрительным. Она чуть было не предупредила полицию. - В котором часу он приходил? - Между половиной одиннадцатого и одиннадцатью. - А что говорят в больнице? - Там было потруднее. Я попал в самый неудачный момент, когда профессор и врачи совершают обход. Все сбились с ног. Я издали заметил доктора Фабра и уверен, что он меня тоже узнал. - Он никак не отреагировал? - Нет. - Ему часто случается заходить по вечерам в больницу? - Вероятно, это входит в обязанности всех врачей, если их срочно вызывают или когда они ведут серьезного больного. Я узнал, что чаще всех там бывает доктор Фабр. Мне удалось поговорить на ходу с двумя или тремя медсестрами. Их мнения о докторе Фабре совпали. К нему относятся в больнице почти как к святому. - Он долго сидел у постели своего больного? - Нет. Он заходил во многие палаты и разговаривал с дежурным врачом. - Они там уже в курсе дела? - Не думаю. На меня они поглядывали косо. Особенно одна, довольно молодая, скорее не медсестра, а ассистентка. Она сказала мне с раздражением: "Если вы собираетесь задавать нескромные вопросы, то лучше обратитесь непосредственно к доктору Фабру". - Судебный врач не звонил? Обычно после вскрытия сразу же звонили на набережную Орфевр, чтобы сообщить о результатах, а потом уже присылали официальный рапорт, на составление которого уходило некоторое время. - Когда, по их мнению, произошло убийство? - В него всадили две пули. Первая попала в аорту, и уже это было смертельно. Примерно от девяти до одиннадцати. Для большей точности доктор Ламаль хотел бы знать, в котором часу Жослен в последний раз принимал пищу. - Позвони их служанке и узнай, а потом сообщи доктору. Пока они говорили, толстый Торранс, стоя у окна, наблюдал, как по Сене проплывают пароходы. - Что мне теперь делать? - спросил Лапуэнт. - Сначала позвони по телефону. А что у вас, Торранс? Он был с ним на "вы", хотя знал его гораздо больше, чем Лапуэнта. Правда, последний скорее походил на студента, чем на инспектора полиции. - Итак, что там за жильцы? - Я начертил для вас небольшой план дома. Так будет легче. Он положил листок комиссару на стол, а сам встал за его спиной и время от времени указывал пальцем на какой-нибудь из квадратов. - Сначала взгляните на первый этаж. Вы, наверное, знаете, что муж консьержки - полицейский и в ту ночь дежурил. Домой он вернулся в семь утра: к сожалению, этот дом не входит в сферу его наблюдений. - Дальше. - Слева на первом этаже живет мадемуазель Нолан, старая дева, говорят, очень богатая и очень скупая. Она до одиннадцати смотрела телевизор, а потом легла спать. Утверждает, что ничего не слышала и к ней никто не приходил. - А кто живет справа? - Некий Давей. Он вдовец, одинокий, работает заместителем директора какой-то страховой компании. Давей, как обычно, поужинал в городе, а домой вернулся в четверть десятого. Я узнал, что время от времени к нему приходит молодая женщина, но в тот вечер ее не было, а он, вернувшись, читал газеты, и около половины одиннадцатого заснул. Говорит, что ничего подозрительного не слышал, а проснулся от того, что в дом вошли сотрудники отдела судебной экспертизы со своими аппаратами. Тогда Давей встал, подошел к стоящему у дверей полицейскому и спросил, что происходит. - И как он отреагировал? - Никак. Снова лег спать. - Он знал Жосленов? - Только с виду. На втором этаже слева квартиру занимает семья Ареско. Их шесть или семь человек. Все они смуглые и толстые, а женщины довольно красивые. Говорят с сильным акцентом. Там живут отец, мать, ее сестра, двадцатилетняя дочь и еще двое или трое детей. Вчера вечером они никуда не выходили. - Ты уверен? Ведь консьержка сказала… - Знаю. Она мне это повторила. Вскоре после ухода доктора Фабра кто-то вошел в дом и, проходя мимо привратницкой, назвался Ареско. Месье Ареско возмущен… Они всей семьей играли в карты и клянутся, что никто из квартиры не выходил. - Что говорит консьержка? - Она почти уверена, что произнесли именно эту фамилию, и ей даже показалось, что с акцентом. - Почти уверена… - повторил Мегрэ. - Ей даже показалось… Чем занимаются эти Ареско? - Владеют какими-то крупными предприятиями в Южной Америке и проводят там часть года. У них еще есть дом в Швейцарии. Они вернулись оттуда две недели назад. - Они знакомы с Жосленами? - Говорят, что даже фамилии их не знали. - Продолжай… - Справа от них живет искусствовед Жозеф Мерийон. В данный момент он находится с каким-то государственным поручением в Греции. - На третьем? - Весь этаж занимают Тюплеры. Сейчас их нет, они путешествуют по Америке. - А у них есть слуги? - Квартира на три месяца закрыта. Ковры сданы в чистку. - На четвертом? - Квартира напротив Жосленов тоже пуста. Там живут Делили, пожилая пара. Их дети со своими семьями живут отдельно, а родители уезжают на Лазурный берег ежегодно до начала октября. Такие люди отдыхают подолгу, патрон… - А на пятом? - Над Жосленами живут Мера, архитектор, его жена и двенадцатилетний сын. Месье Мера до полуночи работал, но ничего не слышал. Причем окно у него было открыто. Через площадку - квартира промышленника Бланшона с женой. В этот день они уезжали на охоту в Солонь. На шестом - одинокая женщина, мадам Шварц. К ней часто по вечерам приходит подруга, но в этот вечера она была одна и рано легла спать. На том же этаже живет еще молодая пара. Они поженились только в прошлом месяце, а теперь уехали к родителям жены в Ньевр. Наконец, на седьмом этаже - комнаты для прислуги. Мегрэ с унылым видом смотрел на план. Конечно, некоторые квадраты оставались пустыми, люди еще находились на море, в деревне или за границей. Но по крайней мере половина дома была населена. Жильцы играли в карты, смотрели телевизор, читали или спали. Один из них даже работал. Консьержка еще не успела уснуть после ухода доктора Фабра. Однако же раздались два выстрела, в одном из квадратов был убит человек, но ни в одном из других распорядок жизни не был нарушен. Порядочные люди. Все они, наверное, тоже были порядочными людьми, с не вызывающими сомнения источниками дохода, открыто вели зажиточную жизнь. Может быть, консьержка, открыв дверь уходящему доктору Фабру, заснула крепче, чем ей казалось? Говорила она, конечно, искренне. Она женщина неглупая и понимает значение своих показаний. Она утверждала, что между половиной одиннадцатого и одиннадцатью кто-то вошел в дом и, проходя мимо привратницкой, назвал фамилию Ареско. А Ареско клялись, что никто из них в этот вечер из квартиры не выходил. Они не знали Жосленов. Это вполне допустимо. Такое часто встречается в Париже, в подобных домах, особенно если речь идет о крупной буржуазии. Никто соседями не интересуется. - Я только не понимаю, почему кто-то из жильцов, возвращаясь домой, назвался именем другого жильца. - А если человек был не из этого дома? - По словам консьержки, он не мог потом выйти из дома незаметно. Мегрэ нахмурил брови. - Это выглядит по-идиотски, - проворчал он. - Однако же, судя по всему, тут возможно только одно объяснение. - Что он остался в доме? - Во всяком случае, до утра… Днем легче войти и выйти незамеченным. - Вы хотите сказать, что убийца мог находиться там, в двух шагах от полицейских, во время приезда прокуратуры, когда в здании работали люди из отдела экспертизы? - В доме есть свободные квартиры… Вы сейчас возьмете с собой слесаря, чтобы убедиться, что ни один замок не был взломан. - Полагаю, что в квартиру заходить не надо? - Только проверьте замки снаружи. - Это все? - На данный момент все. А что бы вы хотели еще сделать? Толстый Торранс задумался и произнес: - Действительно… Налицо было преступление, потому что человека убили. Только преступление это было необычным, ибо и жертва не была жертвой, как в других случаях. - Порядочный человек! - с раздражением повторил Мегрэ. Кто имел основание убить такого порядочного человека? Еще немного - и комиссар будет ненавидеть порядочных людей. Глава 4
Мегрэ пришел обедать домой. Сидя возле открытого окна, он внезапно заметил, хотя и прежде видел ежедневно, что, перед тем как сесть за стол, жена сняла фартук, затем, как обычно, поправила волосы, чтобы придать им пышность. Они тоже могли бы нанять прислугу, но мадам Мегрэ ни за что на это не соглашалась, утверждая, что, если ее лишат занятий по дому, она будет чувствовать себя никому не нужной. Мадам Мегрэ лишь изредка приглашала уборщицу на самую тяжелую работу, да и то, случалось, кое-что переделывала после ее ухода. Может быть, мадам Жослен была такой же? Наверное, все-таки нет. Она была весьма педантичной - об этом свидетельствовала идеальная чистота в ее квартире, но, скорее всего, в отличие от мадам Мегрэ, она не ощущала потребности делать все своим руками. Почему это ему взбрело в голову, усевшись за стол, сравнивать двух таких непохожих женщин? На улице Нотр-Дам-де-Шан мадам Жослен с дочерью, наверное, обедали вдвоем, и Мегрэ представил себе, как они украдкой поглядывают друг на друга. А может быть, они обсуждают какие-то бытовые дела? Ведь если доктор Фабр уже вернулся домой, на бульвар Брюн, что было вполне вероятно, то он сможет тоже уделить некоторое время сыновьям, которые оставались под присмотром прислуги. Обычно, едва успев поесть, он шел в свой кабинет, где днем безостановочно сменяли друг друга маленькие пациенты со своими встревоженными мамами. Нашел ли он сиделку для тещи? А та, в свою очередь, согласится ли терпеть возле себя чужого человека? Мегрэ сам себе удивлялся: его так занимали все эти мелкие подробности, словно речь шла о его родственниках. Рене Жослен умер, и теперь следовало не только найти убийцу… Те, которые оставались, должны были как-то перестроить свою жизнь. Мегрэ хотелось зайти к Фабрам на бульвар Брюн, почувствовать атмосферу, в которой жила эта семья. Он знал, что их квартира находится в новом доме, рядом с университетским городком, и легко представил себе ничем не примечательное здание, подобные которому он часто видел, проезжая мимо. Он называл их домами-ловушками. Голый белесый фасад с пятнами сырости. Ряд одинаковых окон, однотипные квартиры - ванная над ванной, кухня над кухней, тонкие стены, пропускающие малейший шум. Мегрэ был уверен, что там нет такого порядка, как в квартире Жосленов, что жизнь не столь размеренна, что едят здесь не по часам, и в этом отражается и характер самого Фабра, и неаккуратность, а может быть, даже и неумелость его жены. | 
