Александр Дюма - Сорок пять (иллюстрированный)

    - Его величество король Испании хочет, чтобы его новый союзник был доволен. Доказательством служит предложение, которое я уполномочен сделать вашему величеству.

    - Я вас слушаю, - сказал Генрих.

    - Король Франции относится к королеве Наваррской, как к заклятому врагу, и для вашего величества теперь нетрудно отвергнуть как супругу ту, кого даже родной брат перестал считать сестрой.

    Генрих бросил взгляд на занавес, за которым Шико с расширенными от изумления глазами ожидал, к чему приведет это начало.

    - Когда брак ваш будет расторгнут, - сказал посол, - союз между королями наваррским и испанским…

    Генрих поклонился.

    - Союз этот, - продолжал посол, - можно уже считать заключенным, ибо король Испании отдает инфанту, свою дочь, в жены королю Наваррскому, а сам женится на госпоже Екатерине Наваррской, сестре вашего величества.

    Трепет удовлетворенной гордости пробежал по телу Генриха, дрожь ужаса охватила Шико: первый увидел, как на горизонте восходит во всем блеске солнце его счастливой судьбы, второй - как никнут и рассыпаются в прах скипетр и счастье дома Валуа.

    Что касается невозмутимого испанца, то он не видел ничего, кроме инструкций, полученных от своего повелителя.

    На мгновение воцарилась глубокая тишина, затем король Наваррский заговорил:

    - Предложение, сударь, великолепно, и мне оказана высокая честь.

    - Его величество, король Испании, - поспешил добавить гордый посол, - не сомневается, что предложение будет восторженно принято, но он намерен поставить вашему величеству одно условие.

    - А, условие! - сказал Генрих. - Что ж, это справедливо. В чем оно состоит?

    - Оказывая вашему величеству помощь против лотарингских принцев, то есть открывая вашему величеству дорогу к престолу Франции, мой повелитель желал бы сохранить за собой Фландрию, в которую мертвой хваткой вцепился монсеньер герцог Анжуйский. Итак, его величество король Испании поможет вам (тут посол замялся, ища подходящего выражения)… стать преемником французского короля; вы же гарантируете ему Фландрию. Зная мудрость вашего величества, я считаю свою миссию благополучно завершенной.

    За этими словами последовало молчание, еще более глубокое, чем раньше.

    Генрих Наваррский прошелся по кабинету.

    - Так вот, сударь, - проговорил он наконец, - я отказываюсь от предложения его величества короля Испании.

    - Вы отвергаете руку инфанты! - вскричал испанец. Ответ ошеломил его, словно внезапно полученный удар.

    - Честь высока, сударь, - ответил Генрих, поднимая голову, - однако она не выше чести иметь супругой дочь короля Франции.

    - Да, но первый брак влечет вас к могиле, государь. Второй же приближает к престолу.

    - Я знаю, сударь, что вы сулите мне головокружительную судьбу, но я не стану покупать ее ценою крови и чести моих будущих подданных. Неужто, сударь, я обнажу меч против короля Франции, моего зятя, ради испанцев, иноземцев?! Неужто я остановлю победное шествие французского знамени? Неужто допущу, чтобы брат пошел на брата, и приведу иноземцев в свое отечество?! Сударь, выслушайте меня: я просил у моего соседа, короля Испании, помощи против господ де Гизов, смутьянов, посягающих на мое наследие, но не против герцога Анжуйского, моего зятя, не против короля Генриха Третьего, моего друга, не против моей супруги, сестры короля, моего сюзерена. Король испанский хочет вновь завладеть ускользающей от него Фландрией? Пусть он поступит, как его отец, Карл Пятый; пусть попросит у короля Франции пропустить его через французские владения и явится во Фландрию с требованием, чтобы ему возвратили звание первого гражданина города Гента. Готов поручиться, что король Генрих Третий пропустит его, так же как это сделал в свое время король Франциск Первый… Я домогаюсь французского престола? Так, видимо, считает его католическое величество. Быть может. Но я не нуждаюсь в его помощи, чтобы завладеть этим престолом. Если престол окажется пустым, я сам возьму его, вопреки всем величествам на свете. Прощайте же, сударь! Передайте брату моему Филиппу, что я благодарю его за сделанное мне предложение. Но я счел бы себя смертельно обиженным, если бы он хоть на мгновение мог подумать, что я способен принять его. Прощайте, сударь!

    Посол не мог прийти в себя от изумления. Он пробормотал:

    - Остерегитесь, сударь: доброе согласие между соседями легко можно нарушить одним неосторожным словом.

    - Господин посол, - продолжал Генрих, - запомните, что я вам скажу. Быть или не быть королем Наварры, для меня одно и то же. Венец мой так невесом, что я не замечу, если он упадет с моей головы. Передайте вашему повелителю, что я претендую на большее, чем на то, что он мне посулил. Прощайте.

    И Генрих, вновь становясь не самим собою, не тем человеком, которого все в нем видели, с любезной улыбкой проводил посла до порога.

    Шико был так изумлен, что даже не подумал вылезти из книжного шкафа, когда Генрих остался один. Король сам поднял занавес и хлопнул его по плечу.

    - Ну, как, по-твоему, я вышел из положения, метр Шико?

    - Замечательно, государь. Для короля, не часто принимающего послов, вы прекрасно умеете это делать.

    - А ведь такие послы являются ко мне по вине моего брата Генриха.

    - Как так, государь?

    - Э, друг мой, слишком очевидно, что поссорить нас с женой кое-кому очень выгодно.

    - Признаюсь, государь, что я не так проницателен, как вы думаете.

    - Ну конечно, брат мой Генрих только и мечтает о том, чтобы я развелся с его сестрой.

    - Почему же? Растолкуйте мне. Черт побери, я и не думал, что найду такого хорошего учителя!

    - Ты знаешь, Шико, что мне позабыли выплатить приданое?

    - Я этого не знал, государь, но подозревал.

    - Что приданое состояло из трехсот тысяч золотых экю?

    - Сумма неплохая.

    - И нескольких крепостей, в том числе Кагора?

    - Отличный, черт возьми, город!

    - Я потребовал не денег (как я ни беден, я считаю себя богаче короля Франции) - крепость Кагор.

    - Клянусь богом, вы правильно поступили, государь.

    - Вот потому-то… - сказал король со своей тонкой улыбкой. - Теперь понимаешь?

    - Нет, черт меня побери!

    - Потому-то меня и пытаются поссорить с женой, да так основательно, чтобы я потребовал развода. Нет жены - нет и приданого: трехсот тысяч экю, крепостей и, главное, Кагора. Неплохой способ нарушить данное слово, а мой братец Валуа искусник расставлять подобные ловушки.

    - Вам бы очень хотелось получить эту крепость, государь? - спросил Шико.

    - Конечно! Что такое мое беарнское королевство? Несчастное маленькое княжество, которое жадность моего зятя и тещи до того обкорнали, что связанный с ним королевский титул звучит насмешкой.

    - Да, тогда как Кагор…

    - Кагор стал бы моим крепостным валом, оплотом моих единоверцев.

    - Кагор неприступен, государь.

    Генрих словно заключил свое лицо в броню простодушия.

    - Неприступен, неприступен, - молвил он, - но если бы у меня было войско, которого я не имею!..

    - Давайте говорить начистоту, государь. Вы сами знаете, гасконцы народ откровенный. Чтобы взять Кагор, где командует господин де Везен, надо быть Ганнибалом или Цезарем,^[48] а ваше величество…

    - Что же мое величество? - спросил Генрих с на смешливой улыбкой.

    - Ваше величество сами признали, что воевать не любите.

    Генрих вздохнул. Взор его, полный меланхолии, вдруг вспыхнул огнем, но он подавил этот невольный порыв и погладил загорелой рукой свою темную бороду.

    - Это правда, - молвил он, - я никогда не обнажал шпаги и никогда Не обнажу ее. Я соломенный король, человек мирных наклонностей. Однако я люблю поговорить о военном деле: это у меня в крови. Мой предок - Святой Людовик^[49] - был воспитан в благочестии и кроток от природы, но при случае ловко метал копье и смело орудовал мечом… Если не возражаешь, Шико, поговорим о господине де Везене, его-то можно сравнить с Ганнибалом и с Цезарем.

    - Простите, государь, - сказал Шико, - если я вас обидел, обеспокоил. Я упомянул о господине де Везене для того, чтобы погасить пламя, которое, по молодости лет и неопытности в делах государственных, могло вспыхнуть в вашем сердце. Видите ли, Кагор так усиленно охраняют потому, что это ключ ко всему Югу.

    - Увы! - сказал Генрих, вздыхая еще глубже. - Я хорошо это знаю!

    - Обладать Кагором, - продолжал Шико, - значит иметь полные амбары, погреба и сундуки. Кто обладает Кагором - за того все; кто им не обладает - все против того.

    - Клянусь богом, - пробормотал король Наваррский, - я так сильно хотел обладать Кагором, что выставил его как условие sine qua non^[50] нашего с Маргаритой брака… Смотри-ка, я заговорил по-латыни!.. Кагор был приданым моей жены, мне его обещали.

    - Государь, быть должным - и платить… - заметил Шико.

    - Что же, по-твоему, со мной так и не расплатятся?

    - Боюсь, что так. И, говоря откровенно, это правильно, государь.

    - Правильно? Почему, друг мой?

    - Потому что, женившись на принцессе из французского дома, вы не сумели добиться, чтобы вам выплатили приданое сполна.

    - Несчастный! - сказал Генрих с горькой улыбкой. - Ты что же, забыл о набате Сен-Жермен л'Оксеруа?!^[51] Сдается мне, что любой новобрачный, которого намереваются зарезать в его брачную ночь, станет больше заботиться о спасении жизни, чем о приданом.

    - Да. Но сейчас у нас мир. Вам следовало бы воспользоваться мирным временем и заняться делами. Говоря так, я имею в виду не только ваши интересы, но и интересы короля, моего повелителя. Если бы в вашем лице Генрих Третий имел могучего союзника, он был бы сильнее всех, и оба Генриха приводили бы в трепет мир.

    - Я вовсе не стремлюсь приводить кого-либо в трепет, - смиренно сказал Генрих, - лишь бы мне самому не дрожать… Ну что ж, обойдусь без Кагора, раз ты полагаешь, что Генрих мне его никогда не отдаст.

    - Я уверен в этом, государь, по трем причинам.

    - Изложи их, Шико.

    - Охотно. Первая состоит в том, что Кагор - город богатый и король Франции предпочтет оставить его себе.

    - Это не очень-то честно, Шико.

    - Зато по-королевски, государь.

    - Я запомню твои слова, Шико, на случай, если стану когда-нибудь королем. Ну, а вторая причина?

    - Госпожа Екатерина желала бы видеть дочь в Париже, а не в Нераке.

    - Ты так думаешь? Однако она не испытывает к дочери особо пылкой любви.

    - Вы правы, но госпожа Маргарита является при вас как бы заложницей.

    - Ты тончайший политик, Шико. Черт меня побери, если мне это приходило в голову. Да, да, принцесса из французского королевского дома может оказаться заложницей. Так что же?

    - Чем меньше денег, тем меньше удовольствий, государь. Нерак очень приятный город, с прелестным парком. Но без денег госпожа Маргарита соскучится в Нераке и начнет жалеть о Лувре.

    - Первая твоя причина мне больше по душе, Шико, - сказал король, тряхнув головой.

    - В таком случае я назову вам третью. Герцог Анжуйский добивается какого-нибудь трона и мутит Фландрию; господа де Гизы тоже хотят выковать себе корону и мутят Францию; его величество король Испании жаждет всемирной монархии и баламутит весь свет. Среди них вы, король Наваррский, обеспечиваете известное равновесие.

    - Что ты! Я, не имеющий никакого веса?..

    - Вот именно. Если вы станете могущественны, то есть приобретете вес, все нарушится, вы уже не будете служить противовесом.

    - Эта причина мне очень нравится, Шико, удивительно логично она у тебя выведена. Ты и вправду ученейший человек. А я-то ничего этого не разумел, Шико, я-то все время надеялся!

    - Разрешите дать вам совет, государь: перестаньте надеяться!

    Генрих вздохнул.

    - Так я и сделаю, Шико, - сказал он. - Впрочем, как видишь, в Беарне можно жить, а Кагор мне не так уж необходим.

    - Вижу, что вы король-философ, исполненный мудрости… Но что это за шум?

    - Шум? Где?

    - Во дворе как будто.

    - Выгляни в окно, мой друг, выгляни.

    Шико подошел к окну.

    - Государь, - сказал он, - там внизу человек двенадцать каких-то оборванцев.

    - А, это мои нищие ждут милостыни, - заметил, вставая, король Наваррский.

    - У вашего величества есть нищие?

    - Конечно, разве бог не велит помогать бедным? Я хоть и не католик, Шико, но христианин.

    - Браво, государь!

    - Пойдем, Шико, спустимся вниз. Мы вместе с тобой раздадим милостыню, а затем поужинаем.

    - Следую за вами, государь.

    - Возьми кошель там, на маленьком столике, рядом с моей шпагой, видишь?

    Они сошли вниз. Уже стемнело; у короля был задумчивый, озабоченный вид.

    Во дворе король Наваррский подошел к группе нищих, на которую ему указал Шико.

    Их было действительно человек двенадцать. Они отличались друг от друга наружностью, осанкой, одеждой, и неискушенный человек принял бы их за цыган, чужестранцев, но подлинный наблюдатель сразу признал бы в них переодетых дворян.

    Генрих взял из рук Шико кошель и подал знак.

    Нищие, видимо, хорошо его поняли.

    Они стали по очереди подходить к королю, смиренно приветствуя его. Но на обращенных к нему лицах, умных и смелых, король мог прочесть:

    "Под лохмотьями бьются горячие сердца".

    Генрих опустил руку в кошель и достал монету.

    - Да это золото, государь! - заметил Шико.

    - Знаю, друг мой.

    - Вы, оказывается, богач.

    - Разве ты не видишь, друг мой, - с улыбкой возразил Генрих, - что одна монета предназначается для двоих? Я беден, Шико, и вынужден разрезать каждую пистоль надвое.

    - И правда, - сказал Шико со все возрастающим удивлением, - это монеты-половинки, но я не стал бы тратить время и разрезать каждую монету надвое. Я давал бы целую, говоря при этом: "На двоих!"

    - Да они подрались бы, дорогой мой, и, желая совершить доброе дело, ты, наоборот, ввел бы их в искушение.

    Генрих вынул из кошеля половинку золотой монеты и, остановившись перед первым нищим, спокойно и ласково посмотрел на него.

    - Ажан, - произнес тот с поклоном.

    - Сколько? - спросил король.

    - Пятьсот.

    - Кагор.

    Он отдал ему монету и вынул из кошелька другую. Нищий поклонился еще ниже и отошел. За ним последовал другой.

    - Ош, - произнес он.

    - Сколько?

    - Триста пятьдесят.

    - Кагор.

    Он отдал ему вторую монету и достал из кошелька еще одну.

    И так нищие подходили, кланялись, называли какой-нибудь город и цифру. Общий итог составил восемь тысяч.

    Каждому из них Генрих неизменно отвечал: "Кагор". Раздача кончилась. В кошеле не было больше монет; нищие разошлись.

    Шико тронул короля за рукав:

    - Разрешите полюбопытствовать, государь.

    - Ну что ж, любопытство вещь законная.

    - Скажите, что вам говорили нищие и что вы им отвечали?

    Генрих улыбнулся.

    - Вы знаете, здесь все сплошная тайна, - продолжал Шико.

    - Да нет же, разрази меня гром! Все очень просто. Люди, которых ты видел, бродят по стране и собирают подаяние. Но все они из разных мест.

    - Так что ж, государь?

    - Они называют мне свой родной город, и я поровну раздаю им милостыню, помогая нищим всех городов своего государства.

    - Но почему вы всем отвечали "Кагор"?

    - Что ты говоришь? - вскричал Генрих, с отлично разыгранным удивлением. - Я отвечал им "Кагор"?

    - Я в этом уверен.

    - Вот видишь, с тех пор как мы поговорили с тобой о Кагоре, это слово так и вертится у меня на языке.

    - Ну, а цифра, которую произносил каждый из них?.. Если сложить их, получится восемь тысяч.

    - Насчет цифр я тоже ничего не понял. Но вот что пришло мне в голову: нищие составляют различные союзы и, может быть, каждый из них называл количество членов того союза, к которому принадлежит. Это весьма вероятно.

    - Полноте, государь!

    - Идем ужинать, друг мой. На мой взгляд, ничто так не проясняет ум, как еда и питье. Мы обдумаем все это за столом, и ты убедишься, что хотя пистоли мои разрезаны, зато бутылки полны.

    При этих словах король без всяких церемоний взял Шико под руку, и поднялся вместе с ним в кабинет, где уже был сервирован ужин.

    Проходя мимо покоев королевы, он взглянул на окна и увидел, что они не освещены.

    - Паж, - спросил он, - ее величества королевы нет дома?