- Никаких. Ложитесь спать. Ужин вам принесут в комнату, граф. Я сегодня не ужинаю: мне нездоровится, да и на душе неспокойно. Кстати, слышали новость? - Нет, монсеньер. Какую новость? - Орильи съеден волками. - Орильи! - удивленно воскликнул Анри. - Ну да… Как странно: все близкие мне люди плохо кончают. Спокойной ночи, граф. И герцог поспешно удалился. XXIII. Сомнения
Анри вышел в прихожую и встретил там много знакомых офицеров, которые предложили провести его в покои адмирала де Жуаеза, расположенные в одном из крыльев замка. Два смежных зала, обставленных еще в царствование Франциска I, примыкали к библиотеке, которая выходила в сад. Жуаез, человек ленивый, но весьма образованный, велел поставить свою кровать в библиотеке: под рукой у него была вся наука; открыв окно в сад, он мог наслаждаться природой. Натуры утонченные стремятся к полноте радостей жизни, а утренний ветерок, пение птиц и аромат цветов придают особую прелесть триолетам Клемана Маро и одам Ронсара.[78] Анри решил оставить здесь все, как было, не потому, что он сочувствовал поэтическому сибаритству брата, а просто из равнодушия. Но в каком бы состоянии духа ни пребывал граф, он привык неукоснительно выполнять свой долг в отношении короля и принцев крови; вот почему он обстоятельно расспросил о той части дворца, где жил герцог. Счастливый случай послал Анри отличного чичероне. Это был тот юный лейтенант, чья нескромность раскрыла герцогу тайну дю Бушажа. Этот молодой офицер не покидал принца с момента его возвращения и мог превосходно осведомить обо всем Анри. По прибытии в Шато-Тьерри герцог Анжуйский стал искать шумных развлечений. Он поселился в парадных покоях, устраивал приемы утром и вечером, а днем охотился в лесу на оленей или в парке на сорок. Как только до него дошла - неизвестно, каким путем - весть о смерти Орильи, он уединился в павильоне, расположенном в глубине парка. Герцог уже два дня находился там. Люди, плохо знавшие его, говорили, что он предается горю, которое причинила ему смерть Орильи. Те, кто хорошо его знал, утверждали, что он занят какими-нибудь ужасными, постыдными деяниями, которые в один прекрасный день выплывут на свет божий. Оба эти предположения были тем более вероятны, что герцог негодовал, когда какое-либо дело призывало его в замок. - Видно, празднества будут не очень-то веселые, - сказал Анри, - раз принц в таком расположении духа. - Разумеется, - ответил лейтенант. Анри продолжал, как бы против воли, расспрашивать приятеля, находя в этом непонятный для себя самого интерес. - И вы говорите, что никто не знает, откуда герцог получил известие о смерти Орильи? - Никто. - Но что все-таки говорят? - Говорят, что герцог охотился один в лозняке у реки, после чего возвратился к другим охотникам, видимо чем-то расстроенный. В руках у него было два свертка с золотыми монетами. "Подумайте только, господа, - молвил он прерывающимся голосом, - Орильи умер, Орильи съели волки". Никто не хотел этому верить. "Увы, это так, - сказал герцог, - кажется, лошадь его понесла, он упал в какую-то рытвину и убился. На другое утро двое путников нашли тело Орильи, наполовину обглоданное волками. И вот два свертка с золотом; они были найдены на нем и честно возвращены". - Все это очень странно, - пробормотал Анри. - Тем более странно, - продолжал лейтенант, - что герцог впустил в парк каких-то двух человек - вероятно, тех самых путников. С той поры он удалился в павильон, и мы видим его лишь изредка. - А этих путников никто не видел? - спросил Анри. - Я встретил в парке какого-то человека, который, по-моему, не принадлежит к дому его высочества, - ответил лейтенант. - Но лица его я не рассмотрел, так как при виде меня он отвернулся и надвинул на глаза капюшон. - Капюшон? - Да, и сам не знаю, почему этот человек напомнил мне того, кто был с вами, когда мы встретились во Фландрии. Анри внимательно поглядел на лейтенанта. - И что вы думаете об этом, сударь? - спросил он. - Вот что я думаю, - ответил лейтенант. - Герцог, очевидно, не отказался от своих планов насчет Фландрии. Поэтому он содержит там соглядатаев. Человек в шерстяном плаще один из таких шпионов: в пути он узнал о несчастном случае с музыкантом и принес это известие герцогу. - Вполне возможно, - задумчиво молвил Анри. - Но что делал этот человек, когда вы его видели? - Он шел вдоль цветника (из ваших окон их можно видеть) по направлению к теплице. Анри молчал. Сердце его сильно билось. Эти подробности, как будто бы незначительные, были полны для него огромного интереса. Стемнело. Оба молодых человека, не зажигая огня, беседовали в комнате Жуаеза. Усталый от дороги, граф повалился на кровать брата и устремил взгляд в темно-синее небо, где алмазной россыпью сверкали звезды. Юный лейтенант сидел на подоконнике в состоянии душевного покоя, которое навевает на человека благоуханная вечерняя прохлада. Глубокая тишина спустилась на парк и на город. Двери домов закрылись; то тут, то там загорался свет; где-то вдалеке собаки лаяли на слуг, запиравших на ночь конюшни. Внезапно лейтенант привстал, высунулся из окна и тихим, отрывистым голосом позвал графа. - Что такое? - спросил Анри, внезапно пробудившись от сладостного полусна. - Тот человек! - Какой? - Человек в шерстяном плаще, шпион. - О! - воскликнул Анри и одним прыжком очутился у окна. - Вот видите! - продолжал лейтенант. - Он идет вдоль изгороди. Подождите, сейчас опять появится… Смотрите туда, на место, освещенное луной, вот он! - Да. - Он несомненно идет в теплицу к своему товарищу. Слышите? - Что? - Звук ключа в замке. - Странно, - сказал дю Бушаж, - во всем этом нет ничего необычного, и однако же… - Однако дрожь пробирает, верно? - Да, - сказал граф. - А это что такое? Послышался звон, напоминавший звон колокола. - Это сигнал к ужину для свиты герцога. Идемте ужинать, граф. - Нет, спасибо, его высочество приказал, чтобы ужин мне принесли сюда. Но вы ступайте, не задерживайтесь из-за меня. - Спасибо, граф, спокойной ночи. И он распрощался с дю Бушажем. Едва только лейтенант вышел, как Анри устремился в сад. - Это Реми! Реми! - шептал он. - Я узнал бы его во мраке преисподней! И молодой человек, чувствуя, что колени у него дрожат, прижал ладони к своему горячему лбу. "Боже мой, - думал он, - может быть, это просто галлюцинация? Может быть, мне суждено во сне и наяву, днем и ночью видеть эти два образа, бросивших мрачную тень на всю мою жизнь? Но в сущности, - продолжал он, чувствуя потребность успокоить себя, - зачем бы Реми приехал сюда, в замок герцога Анжуйского? Что ему тут делать? И, наконец, почему он покинул Диану, с которой никогда не расставался? Нет, это не он!" Но в следующий же миг внутренняя убежденность, глубокая, инстинктивная, возобладала над сомнением: - Это он! Это он! - в отчаянии прошептал Анри, прислонившись к стене, чтобы не упасть. Не успел он выразить в словах эту властную, неодолимую мысль, как снова раздался лязгающий звук повернутого ключа. Невыразимый трепет пробежал по телу юноши. Он снова прислушался. Вокруг него было так тихо, что он различал удары собственного сердца. Прошло несколько минут; никто не появлялся. Вдруг он услышал, как от чьих-то шагов заскрипел песок. На черном фоне буковой рощи выступили какие-то тени, еще более темные. - Он возвращается, - прошептал Анри, - но один ли? Тени направлялись в ту сторону, где луна серебрила просвет между деревьями. На этот раз Анри ясно различил две тени: ошибки быть не могло. Они двигались очень быстро. Первая была в шерстяном плаще, и графу опять показалось, что он увидел Реми. Вторую фигуру, тоже закутанную в мужской плащ, распознать было невозможно. И однако, Анри чутьем угадал то, что не мог видеть. У него вырвался скорбный вопль, и как только обе таинственные тени исчезли за буками, он поспешил за ними, перебегая от дерева к дереву. - О господи, - шептал он, - не ошибаюсь ли я? Возможно ли это? XXIV. Уверенность
Дорога вела вдоль буковой рощи к высокой изгороди из терновника и шеренге тополей, отделявших павильон герцога Анжуйского от остальной части парка. В этом уединенном уголке были красивые пруды, извилистые тропинки, вековые деревья - их пышные кроны луна заливала потоками света, в то время как внизу сгущался непроницаемый мрак. Приближаясь к изгороди, Анри чувствовал, что у него перехватывает дыхание. И правда: столь дерзко нарушить распоряжение герцога означало действовать подобно низкому соглядатаю или ревнивцу, а не как следует верному и честному слуге короля. Но вот неизвестный, открывая калитку в изгороди, которая отделяла большой парк от малого, сделал движение, и его лицо открылось: это был действительно Реми. Граф отбросил всякую щепетильность и решительно двинулся вперед. Калитка захлопнулась. Анри перескочил через изгородь и снова пошел следом за таинственными посетителями. Они явно торопились. Но теперь у Анри появилась новая причина для страха. Услышав, как под ногами Реми и его спутника заскрипел песок, герцог вышел из павильона. Анри спрятался за самым толстым деревом и стал ждать. Увидел он не много. Реми отвесил низкий поклон, его спутник, вместо того чтобы поклониться, сделал реверанс, а герцог любезно предложил этой закутанной фигуре руку, словно имел дело с женщиной. Затем все трое направились к павильону, и двери за ними затворились. "Надо с этим покончить, - решил Анри, - отыщу удобное место, откуда я стану наблюдать, не будучи замеченным". Он выбрал группу деревьев с фонтаном посередине. Это было надежное убежище: не ночью же, во мраке, холодном и сыром, станет пробираться сюда герцог. Спрятавшись за статую, высившуюся над фонтаном, Анри мог видеть все, что происходило в павильоне, ибо как раз перед ним находилось большое окно. В комнате стоял роскошно накрытый стол, уставленный драгоценными винами в графинах венецианского хрусталя. У стола стояло только два кресла. Герцог отпустил руку спутника Реми и, пододвинув для него кресло, сказал что-то, видимо предлагая снять плащ, весьма удобный для хождения по ночам, но совершенно неуместный за ужином. Тогда особа, к которой обращался герцог, сбросила плащ, и свечи ярко озарили бледное, величественно-прекрасное лицо женщины, которую сразу же узнал Анри. Это была дама из таинственного дома на улице Августинцев, фландрская путешественница, - словом, та самая Диана, чей взгляд разил насмерть, как удар кинжала. На этот раз она была в платье из парчи; бриллианты сверкали у нее на шее, в прическе и на запястьях. От этих украшений еще заметнее была бледность ее лица. В глазах сверкало такое пламя, что можно было подумать, будто герцог, употребив какой-то магический прием, вызвал к себе не живую женщину, а призрак. Если бы статуя, которую обхватил Анри, не служила ему опорой, он упал бы в бассейн фонтана. Герцог был, видимо, опьянен радостью. Он пожирал глазами красавицу, сидевшую против него и едва прикасавшуюся к поставленным перед нею яствам. По временам Франциск целовал руку своей бледной и молчаливой сотрапезницы. Она же принимала эти поцелуи так бесчувственно, словно рука ее была изваяна из алебастра, с которым могла сравниться по белизне и прозрачности. Анри то вздрагивал, то вытирал ледяной пот на лбу, недоумевая, жива Диана или мертва. Реми один прислуживал за столом, так как герцог удалил всю челядь. Иногда, проходя за стулом своей госпожи, он слегка касался ее локтем, видимо для того, чтобы напомнить, где и для чего она находится. Лицо молодой женщины мгновенно заливала краска, в глазах вспыхивала молния, на губах появлялась улыбка. Затем она снова застывала в неподвижности. Герцог тем временем придвинулся к ней, стараясь пламенными речами оживить даму своего сердца. Диана, которая время от времени поглядывала на роскошные стенные часы, видимо, сделала над собой усилие и, улыбаясь, стала оживленно поддерживать разговор. Анри в своем укрытии ломал руки и проклинал все на свете, начиная от женщин, созданных господом богом, и кончая самим господом богом. Ему казалось чудовищным, возмутительным, что эта столь чистая и строгая женщина поступает так пошло, принимая ухаживания герцога лишь потому, что он герцог и принц крови. Анри провел время ужина, столь сладостное для герцога Анжуйского, терзаясь ревностью и презрением. Диана позвонила. Франциск, разгоряченный вином и своими страстными речами, встал из-за стола и подошел к Диане, чтобы поцеловать ее. У Анри кровь застыла в жилах. Он схватился за грудь, ища кинжал. На устах Дианы заиграла странная улыбка, которой, наверно, не бывало дотоле ни на одном человеческом лице. - Монсеньер, - сказала она, - позвольте мне, прежде чем я встану из-за стола, разделить с вашим высочеством персик, который мне так приглянулся. С этими словами она протянула руку к золотой филигранной корзинке, где лежало штук двадцать великолепных персиков, и взяла один из них. Затем, отцепив от пояса прелестный ножичек с серебряным лезвием и малахитовой рукояткой, она разрезала персик и предложила одну половину герцогу. Он схватил персик и жадно поднес его к губам. Но в тот момент, когда он вонзил зубы в персик, глаза его словно заволокло туманом. Диана смотрела на герцога ясным взором, с улыбкой, застывшей на губах. Реми прислонился к резному деревянному пилястру и тоже смотрел, мрачный, безмолвный. Герцог поднес руку ко лбу, отер капли пота и проглотил откушенный кусочек персика. Этот пот, по-видимому, был признаком внезапного недомогания, ибо герцог уронил остаток персика на тарелку и, с усилием поднявшись с места, видимо, предложил своей прекрасной сотрапезнице выйти с ним в сад и подышать свежим воздухом., Диана встала и оперлась на руку герцога. Реми проводил их взглядом, особенно пристально посмотрел он на Франциска, несколько оправившегося на свежем воздухе. Герцог и Диана подошли совсем близко к месту, где прятался Анри. Франциск пылко прижимал к сердцу руку молодой женщины. - Мне стало лучше, - сказал он, - но в голове какая-то тяжесть. Я слишком сильно полюбил вас, сударыня. - Диана сорвала несколько веточек жасмина и две прелестные розы из тех, что покрывали ковром цоколь статуи, за которой притаился испуганный Анри. - Что это вы делаете, сударыня? - спросил герцог. - Я слышала, монсеньер, - ответила она, - что запах цветов лучшее лекарство при головокружении. - Составляя букет, Диана уронила одну розу, и принц учтиво наклонился, чтобы поднять ее. Воспользовавшись этим, Диана обрызгала другую розу какой-то жидкостью из золотого флакончика, который она вынула из-за корсажа. Потом она приняла розу из рук герцога и прикрепила ее к поясу. - Эту розу возьму я. Обменяемся. И она протянула ему букет. Франциск с наслаждением вдохнул аромат цветов и обнял Диану за талию. Но это прикосновение, по всей видимости, вызвало у него такое смятение чувств, что он принужден был сесть на стоявшую тут же скамью. Анри не терял их обоих из виду, что не мешало ему время от времени бросать взгляд в сторону Реми, который, оставшись в павильоне, с напряженным вниманием следил за происходящим, стараясь ничего не упустить. Чувствуя, что герцог теряет силы, Диана села рядом с ним на скамью. Приступ дурноты продолжался у Франциска дольше, чем в первый раз. Голова его поникла, он, видимо, потерял сознание. Наконец он медленно приподнялся и сделал усилие, чтобы поцеловать свою прекрасную гостью. Но молодая женщина, словно не заметив этого движения, встала. - Вы плохо себя чувствуете, монсеньер? Лучше возвратимся. - Да, да, возвратимся! - вскричал принц. - Благодарю вас! Шатаясь, он встал. Теперь уже он опирался на руку Дианы. Франциск прижал губы к шее молодой женщины. Та вздрогнула всем телом, словно от прикосновения раскаленного железа. - Реми, подайте подсвечник! - крикнула она. - Подсвечник! Реми тотчас вошел в столовую и, поспешно вернувшись с зажженной свечой в руке, подал ее Диане. - Куда угодно направиться вашему высочеству? - спросила она. - В спальню! Вы поможете мне дойти, не правда ли, сударыня? - спросил герцог. - С удовольствием, монсеньер, - ответила Диана. Идя рядом с герцогом, она высоко подняла подсвечник. | 
