- Вот как случилось, - продолжал принц, осушая стакан, - что Сент-Эньян умер, а я жив; впрочем, умирая, он оказал мне последнюю огромную услугу: поскольку он ехал на моей лошади, все решили, что погиб я, и фламандцы замедлили преследование. Но будьте спокойны, господа, мы возьмем реванш, кровавый реванш, и со вчерашнего дня я, по крайней мере в мыслях своих, формирую самую грозную армию, какая когда-либо существовала. - А покамест, - заявил Анри, - ваше высочество примет начальствование над моим отрядом; я скромный дворянин и не вправе отдавать приказания там, где находится представитель королевского дома. - Согласен, - сказал принц. - Прежде всего я приказываю всем приняться за ужин; в частности, это относится к вам, дю Бушаж, вы даже не придвинули к себе тарелку. - Монсеньер, я не голоден. - В таком случае, друг мой дю Бущаж, проверьте еще раз посты. Объявите командирам, что я жив, но попросите их не слишком громко выражать свою радость, прежде чем мы не займем какие-нибудь надежные укрепления или не соединимся с войсками нашего непобедимого Жуаеза. Как видит читатель, этому беглецу и трусу достаточно было одной минуты, чтобы снова стать кичливым, беспечным и властным. Повелевать сотней людей или ста тысячами - все равно значит повелевать. Властители всегда требуют не то, что заслужили, а то, что, по их мнению, им причитается. Герцога очень удивляло, что военный с именем и положением дю Бушажа согласился принять командование горстью людей и отправиться в столь опасную экспедицию. Такое дело надлежало поручить какому-нибудь лейтенанту, а не брату прославленного адмирала. Герцог стал расспрашивать офицеров и в конце концов узнал, что адмирал поручил брату возглавить разведку, лишь уступив его настояниям. - Почему же, в каких целях, - спросил герцог у лейтенанта, - граф столь настойчиво добивался, чтобы ему дали такое, в сущности, маловажное поручение? - Прежде всего он хотел оказать помощь людям, спасенным адмиралом, - ответил тот. - Прежде всего - сказали вы, а какие побуждения действовали затем, сударь? - Даже вашему высочеству я могу называть только те причины, которые связаны со службой. - Вот видите, господа, - сказал герцог, обращаясь к немногим офицерам, еще сидевшим за столом, - я был совершенно прав, стараясь остаться неузнанным: в моей армии имеются тайны, в которые меня не посвящают. - О монсеньер, - возразил лейтенант, - вы очень дурно истолковали мою сдержанность; тайна касается только самого графа дю Бушажа. Разве не могло случиться, что, служа общим интересам, он пожелал оказать услугу кому-нибудь из своих родственников или близких друзей? - Кто же здесь находится из родственников или близких друзей графа? Скажите мне, я хочу поскорее обнять его! - Монсеньер, - сказал Орильи, вмешиваясь в разговор с той почтительной фамильярностью, которую он давно взял в привычку, - я наполовину раскрыл эту тайну. Родственник графа дю Бушажа на самом деле… - На самом деле… Договаривай скорее, Орильи. - На самом деле родственница, монсеньер. - Вот оно что! - воскликнул герцог. - Милейший Анри! Это так понятно… Ну что ж, закроем глаза на интрижку с родственницей и не будем больше говорить об этом. - Это самое лучшее, что ваше высочество может сделать, - сказал Орильи, - тем более, что дама сия переодета мужчиной. - Так, так… Стало быть, находясь в войсках, Анри возит с собой родственницу!.. Где же она, Орильи? - Наверху! - Как! Здесь, в этом доме? - Да, монсеньер… Но… тише. Вот господин дю Бушаж! - Тише! - повторил за ним герцог и разразился хохотом. XI. Герцог Анжуйский предается воспоминаниям
Возвращаясь, Анри услышал злобный хохот герцога, но он слишком мало общался с его светлостью, чтобы знать, какие угрозы таило в себе всякое проявление веселости со стороны герцога Анжуйского. Став начальником отряда, герцог поручил Анри ведать сторожевыми постами. Такое решение казалось настолько естественным, что все остальные и в первую очередь сам Анри обманулись насчет истинных намерений герцога. Однако дю Бушаж счел нужным дать лейтенанту кое-какие указания по службе, а также на время своего отсутствия поручить ему заботу об обоих своих спутниках. Но не успел он сказать лейтенанту и двух слов, как в разговор вмешался герцог. - Секреты? - спросил он со своей обычной коварной улыбкой. Слишком поздно лейтенант сообразил, что он наделал своей нескромностью; раскаиваясь в этом и желая выручить графа, он поспешно сказал: - Нет, монсеньер, граф только спросил меня, сколько у нас осталось пороху, сухого и годного к употреблению. - А! Это дело другое, - заметил герцог, вынужденный сделать вид, что поверил объяснению, иначе он сам бы себя изобличил в соглядатайстве и этим унизил бы свое достоинство принца крови. Воспользовавшись тем, что герцог отвернулся, лейтенант торопливо шепнул Анри: - Его высочеству известно, что вас кто-то сопровождает. Дю Бушаж вздрогнул, и это невольное движение не ускользнуло от герцога; притворившись, что желает удостовериться, все ли его приказания выполнены, он предложил графу дойти вместе с ним до самого важного сторожевого поста. Волей-неволей дю Бушажу пришлось согласиться. Ему очень хотелось предупредить Реми, посоветовать ему быть настороже, но удалось только одно - на прощанье сказать лейтенанту: - Берегите порох, прошу вас; берегите его так, как берег бы я сам. - Где находится порох, заботу о котором вы поручи ли этому юнцу, граф? - В том доме, ваше высочество, где я поместил штаб. - Будьте спокойны, дю Бушаж, - продолжал герцог, - я хорошо понимаю всю важность такого предмета, особенно в нашем положении. Охранять его я буду сам, а не наш юный друг. На этом разговор кончился. Они молча доехали до слияния обеих рек; несколько раз повторив дю Бушажу наставление ни в коем случае не покидать поста у реки, герцог вернулся в поселок и тотчас же стал разыскивать Орильи; он нашел его в помещении, где был подан ужин. Завернувшись в плащ, музыкант спал на скамье. Герцог ударил его по плечу. Орильи протер глаза и посмотрел на своего повелителя. - Ты слышал? - Да, монсеньер. - Разве ты знаешь, кого я имею в виду? - Разумеется! Неизвестную даму, родственницу графа дю Бушажа. - Если так, призови на помощь всю свою фантазию и разгадай остальное. - Я уже разгадал, что любопытство вашей светлости крайне возбуждено. - Еще бы! А теперь скажи, что именно разожгло мое любопытство? - Вы хотите знать, кто это отважное создание, следующее за братьями Жуаез сквозь огонь и воду? - "Per mille pericula Martis"![70] - как сказала бы сестрица Марго, будь она здесь; ты попал в самую точку, Орильи. К слову сказать, ты написал ей? - А разве я должен был написать ее величеству? - Конечно. - О чем? - Да о том, что мы потерпели поражение, черт возьми! Что она должна стойко держаться. - По какому случаю, монсеньер? - По тому случаю, что Испания, развязавшись со мной на севере, несомненно нападет на нее с юга. - Но, монсеньер, ведь у меня нет ни бумаги, ни чернил, ни пера. - Поищи! "Ищите и обрящете" - сказано в Евангелии. - Но как найти все это в жалкой хижине крестьянина? - А я тебе приказываю: пиши, болван; если ты даже не найдешь, чем писать, зато… - Зато? - Зато найдешь что-нибудь другое. - Эх! Дурак я, дурак! - вскричал Орильи, ударив себя по лбу. - Хорошо, я сам напишу сестрице Марго, только отыщи мне все, что нужно для письма, и воротись, только когда найдешь, а я останусь тут. - Иду, монсеньер. - И если в твоих поисках… погоди… если в твоих поисках ты заметишь, что этот дом интересен по своему убранству… Ты ведь знаешь, Орильи, как я люблю фламандские дома… - Да, монсеньер. - Тогда ты меня позовешь. - Мигом позову, монсеньер, положитесь на меня. Орильи встал и легко, словно птица, упорхнул в соседнюю комнату, из которой был ход наверх. Спустя пять минут он вернулся к своему повелителю. - Ну что? - спросил герцог. - А то, монсеньер, что, если видимость меня не обманывает, этот дом должен быть дьявольски интересен по своему убранству. - Почему jh так думаешь? - Да потому - тьфу пропасть! - что в верхнее помещение не так-то легко проникнуть. - Что ты хочешь этим сказать? - Что вход охраняет дракон. - Что за глупая шутка, музыкантишка? - Увы, монсеньер, это не глупая шутка, а печальная истина. Сокровище находится на втором этаже, в комнате, перед дверью которой лежит человек, закутанный в большой серый плащ. - О-го-го! Господин дю Бушаж позволяет себе посылать солдата для охраны дамы своего сердца? - Это не солдат, монсеньер, а, вероятнее всего, слуга дамы или самого графа. - И каков он на вид, этот слуга? - Монсеньер, его лица я никак не мог разглядеть, но зато явственно видел большой фламандский нож, заткнутый за пояс; он крепко сжимает его кулаком, на вид весьма увесистым. - Это прелюбопытно, - молвил герцог, - расшевели-ка малость этого парня, Орильи! - Ну нет, монсеньер! - Как!.. Ты осмелишься… - Осмелюсь сказать, что меня не только изукрасит фламандский нож, но я еще наживу себе смертельных врагов в лице господ де Жуаезов, любимцев двора. Будь вы королем Нидерландов - куда ни шло, но сейчас, монсеньер, мы должны ладить со всеми, в особенности с теми, кто спас нам жизнь, а спасли ее братья Жуаезы. Имейте в виду, монсеньер, если вы об этом не скажете, они сами это сделают. - Ты прав, Орильи, - согласился герцог, топнув ногой, - прав, как всегда, и все же… - Понимаю, но… - Я хочу видеть эту женщину, Орильи, слышишь? - Возможно, вы ее и увидите, но только не в открытую дверь. - Пусть так, - согласился герцог. - Если не в открытую дверь, то хоть в закрытое окно. - А! Это дельная мысль, монсеньер, и я мигом добуду вам приставную лестницу. Орильи прокрался во двор и прямо направился к навесу, под которым ониские кавалеристы поставили лошадей. Он нашел там то, что почти всегда можно найти под навесом, а именно - лестницу, и, выйдя на улицу, прислонил ее к наружной стене дома. Нужно быть принцем крови, властвующим в силу "божественного права", чтобы на глазах у часового отважиться на действия, столь дерзкие и оскорбительные для дю Бушажа, как те, которые предпринял герцог. Орильи это понимал и обратил внимание герцога на часового, который, не зная, кто перед ним, видимо намеревался их остановить. Франциск пожал плечами и прямиком направился к часовому. - Друг мой, - сказал он солдату, - это, кажется, СА мое высокое место в поселке? - Да, монсеньер, - ответил часовой, который, узнав Франциска, почтительнейше отдал ему честь, - и, не будь этих старых лип, при лунном свете были бы хорошо видны окрестности. - Я так и думал, - молвил герцог, - вот я и велел принести эту лестницу, чтобы поверх деревьев обозреть местность… Ну-ка полезай, Орильи, или нет, лучше полезу я: начальник должен все видеть сам. Герцог взобрался на самый верх лестницы, Орильи остался внизу. Комната, где Анри поместил Диану, была устлана циновками; в ней стояла массивная дубовая кровать с шерстяным пологом, стол и несколько стульев. Весть о гибели герцога Анжуйского, казалось, сняла с души Дианы тяжкое бремя; она попросила Реми принести ей поесть, и тот с величайшей радостью исполнил эту просьбу. Ужин был очень легкий, и все же после него Диана почувствовала, что глаза у нее слипаются и голова клонится на плечо. Реми заметил это. Он потихоньку вышел и лег у порога, потому что всегда поступал так со времени их отъезда из Парижа. Диана спала, облокотись о стол, подперев голову рукой, откинувшись стройным станом на спинку высокого резного стула. Уста были полуоткрыты, пышные волосы ниспадали на откинутый капюшон грубой мужской Одежды; небесным видением должен был счесть Диану тот, кто намеревался нарушить покой ее сокрытого от всех убежища. Восторг, вызванный этим зрелищем, выразился в лице и движениях герцога; опершись руками о подоконник, он жадно глядел на представшее его взору чарующее создание. Но вдруг лицо герцога омрачилось, и он с лихорадочной поспешностью спустился вниз. Казалось, он хотел поскорее уйти от света, падавшего из окна. Очутившись на улице, в полумраке, он прислонился к стене, скрестил руки на груди и задумался. Орильи, исподтишка наблюдавший за ним, подметил, что взор его устремлен в одну точку, как это бывает с человеком, перебирающим смутные, далекие воспоминания. Простояв минут десять в глубоком раздумье, герцог снова взобрался наверх и снова начал пристально глядеть в окно. Неизвестно, долго ли пребывал он еще в таком положении, если б к лестнице не подбежал Орильи. - Спускайтесь вниз, монсеньер, - сказал музыкант, - я слышу чьи-то шаги. Герцог прислушался. - Я ничего не слышу, - сказал он немного погодя. - Вероятно, тот, кто шел, спрятался; какой-нибудь соглядатай, который следит за нами. - Убери лестницу, - приказал герцог. Снова подойдя к герцогу, Орильи спросил: - Ну что, монсеньер, хороша она? - Дивно хороша, - мрачно ответил герцог. - Почему же вы так печальны, монсеньер? - Странное дело, Орильи, - сказал герцог в раздумье, - я уже где-то видел эту женщину. - Стало быть, вы ее узнали? - Нет! Как я ни стараюсь, имя, связанное с этим лицом, не всплывает в моей памяти. Знаю только, что я поражен в самое сердце. - Именно поэтому, монсеньер, нужно дознаться, кто она. - Разумеется. - Поищите хорошенько в ваших воспоминаниях, монсеньер. Вы видели ее при дворе? - Нет, не думаю. - Во Франции, в Наварре, во Фландрии? - Нет. - Не испанка ли она? - Не думаю. - Англичанка, фрейлина королевы Елизаветы? - Нет, нет; мне кажется, я видел ее при каких-то трагических обстоятельствах. Эта женщина прекрасна, но прекрасна, как покойница, как призрак, как сновидение; вот мне и думается, что я видел ее во сне. Два-три раза в жизни, - продолжал герцог, - мне снились страшные сны, память о которых до сих пор леденит мне душу… Ну да! Теперь я уверен: женщина, находящаяся там, наверху, являлась мне в сновидениях. В эту минуту на площади послышались быстрые шаги, и Анри крикнул герцогу: - Тревога, монсеньер! Тревога! - Вы здесь, граф? - воскликнул тот. - Позвольте узнать, на каком основании вы оставили доверенный вам пост? - Монсеньер, - решительно ответил Анри, - если вы найдете нужным покарать меня, вы это сделаете, но я счел своим долгом явиться сюда. Герцог с многозначительной, улыбкой взглянул наверх, на окно, и спросил: - При чем тут ваш долг, граф? Объяснитесь! - Монсеньер, со стороны Шельды появились всадники, и неизвестно, враги это или друзья. - Их много? - тревожно спросил герцог. - Очень много, монсеньер. - Вот как! Вы хорошо сделали, граф, что не проявили безрассудной отваги, а возвратились. Самое разумное, что мы можем сделать, это уйти отсюда. - Бесспорно, монсеньер, но мне думается, необходимо предупредить моего брата. - Для этого достаточно двух человек. - Если так, монсеньер, - сказал Анри, - я поеду с кем-либо из ониских кавалеристов. - Нет, нет, черт возьми! - раздраженно воскликнул герцог. - Вы поедете с нами. Гром и молния! Расстаться с таким защитником, как вы! - Ваше высочество возьмет с собой весь отряд? - Да, весь. - Слушаюсь, монсеньер, - с поклоном ответил Анри. - Через сколько времени ваша светлость думает выступить? - Сию минуту, граф! - Эй, кто там есть! - крикнул Анри. На его зов из переулка тотчас, словно он там дожидался своего начальника, вышел все тот же лейтенант. Анри отдал ему нужные приказания, и в мгновение ока со всех сторон поселка на площадь стали стекаться кавалеристы, оповещенные о предстоящем выступлении. Собрав вокруг себя господ офицеров, герцог сказал им: | 
